механизма; все, что в нем происходит — происходит из-за необходимости; все, что он делает — он делает по необходимости; свобода не только не осуществима, но и не нужна, ибо необходимость — это все и вся. Если эту логику перевести на язык этики, то она звучала бы следующим образом: нет преступления, нет греха, Нет зла, а если есть преступление, есть грех, есть зло, то тогда преступление, и грех, и зло необходимы и человек ни в чем не повинен. Великий инквизитор и современная позитивистская наука оказались в согласии, и нам их зловещая, бредовая логика говорит: все свершается по необходимости: и страдания, и радость, и смерть, и жизнь, и зло, и добро, и грех, и преступление. Но именно из-за того, что все происходит по необходимости, именно поэтому жизнь — невыносимый ужас, а человек — непоправимая ошибка мироздания.
Великий инквизитор терзается мыслью о том, что человек неправильно создан, ибо создан свободным. И тот, кто способствует свободе — враг человеку. Христос все основывает на свободе человеческой воли, поэтому Великий инквизитор восстает против Него. Цель второго предложения Искусителя состоит в том, чтобы уговорить Христа узаконить чудо как единственное средство осуществления Христова плана искупления. Другими словами, он предлагает Христу привлечь людей к Себе не любовью, но страшной силой чудотворения, силой, которая своим величием принуждала бы малюсенькое людское сознание к принятию Христа не по любви и не по свободе личного определения, но из-за растерянности, из-за страха, из-за необходимости. По сути, Искуситель предлагает Христу уничтожить в человеке свободу воли и совести и тем самым показать Творцу, что Он ошибся, создав человека свободным. И эта ошибка Творца — источник всех человеческих страданий и мучений. В ней же (ошибке) — причина и всех неудач Творца относительно человека и мира.
Как двойник Искусителя, инквизитор говорит: 'Когда страшный и премудрый дух поставил Тебя на вершине холма и сказал Тебе: 'Если хочешь узнать, Сын ли Ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про Того, что Ангелы подхватят и понесут Его и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, Сын ли Ты Божий. И докажешь тогда, какова вера Твоя в Отца Твоего'. Но Ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз. О, конечно, Ты поступил и тут великолепно, как Бог, но люди-то, но слабое бунтующее племя это — они-то боги-ли?.. Но, повторяю, много ли таких, как Ты? И неужели Ты в самом деле мог допустить хоть на минуту, что людям будет под силу подобное искушение? Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных вопросов своих, оставаться со свободным решением сердца?.. Но Ты не знал, что чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и Бога, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес. И так как человек остаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству, хотя бы он сто раз был бунтовщиком, еретиком и безбожником' [117].
Человек — бедная частица несчастной евклидовой бессмыслицы, называемой миром. Христос слишком высокого мнения о человеке. Он не желает чудом пленить и поработить человека и властвовать над ним. Он жаждет свободной веры, а не 'чудес'. Он жаждет свободной любви, а не рабского восхищения раба силой господина, которая потрясла бы его навеки. Люди — рабы, хотя и созданы бунтовщиками. 'Клянусь Тебе, — говорит инквизитор Христу, — человек слабее и ниже создан, чем Ты о нем думал! Может ли, может ли он исполнить то, что и Ты? Столь уважая его, Ты поступил, как бы перестав ему сострадать, потому что слишком много от него потребовал, — и это кто же, Тот, Который возлюбил его более Самого Себя! Уважая его менее, менее бы от него потребовал, а это было бы ближе любви, ибо легче была бы ноша его. Он слаб и подл' [118].
Люди бунтовщики, но 'бунтовщики слабосильные, собственного бунта своего не выдерживающие. Обливаясь глупыми слезами своими, они сознаются наконец, что создавший их бунтовщиками, без сомнения, хотел посмеяться над ними. Скажут они это в отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа человеческая не выносит богохульства и, в конце концов, сама же себе всегда и отомстит за него' [119].
Своей Личностью, делами и учением Христос внес невиданную путаницу в человеческую совесть. Не велико, весьма не велико число тех, которые могут идти за Ним. А неизбежное большинство страдает и пропадает в своей врожденной немощи, невольной испорченности и беспомощной ничтожности. Ну как же не исправить 'человеколюбивому' инквизитору дело Христа, подвиг Христов? Это он и делает, освобождая сердца людей от страшного дара свободы и тем самым освобождая людей от ответственности за грехи, зло и преступления.
Воодушевленный своей идеей, инквизитор говорит Христу: '…Беспокойство, смятение и несчастье — вот теперешний удел людей после того, как Ты столь претерпел за свободу их! Великий пророк Твой в видении и в иносказании говорит, что видел всех участников первого воскресения и что было их из каждого колена по двадцати тысяч. Но если их было бы столько, то были и они как бы не люди, а боги. Они вытерпели крест Твой, они вытерпели десятки лет голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и кореньями, — и уж конечно, Ты можешь с гордостью указать на этих детей свободы, свободной любви, свободной и великолепной жертвы их во имя Твое. Но вспомни, что их было всего только несколько тысяч, да и то богов, а остальные? И чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил Ты лишь к избранным и для избранных? Но если так, то тут тайна, и нам не понять ее. А если тайна, то и мы вправе проповедать тайну и учить их, что не свободное решение сердец их важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слепо, даже мимо совести. Так мы и сделали. Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели, как стадо, и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки' [120].
И если чувствует инквизитор тоску, бесконечную человеческую тоску, то вся она сосредоточена на трагическом осознании и болезненном чувстве, что Христос не познал человека до конца. Он слишком много от него ожидал, слишком много вечных ценностей ему предложил, а тем самым Себя и Свое дело обрек на поражение.
Тайная цель третьего предложения Искусителя Христу состоит в пламенном желании Искусителя принудить Христа принять 'все царства мира сего' как средство, с помощью которого Он смог бы осуществить свой план по спасению рода людского, то есть основать Царство Небесное на зыбком фундаменте земных царств. Христос отверг предложение Искусителя и его метод во имя метода Божьего, во имя созидания Своего Небесного Царства, имеющего основание в Боге.
Великий инквизитор осуждает Христа, что Он отверг третье, последнее предложение Искусителя и тем самым обрек Свое Царство на провал и уничтожение. 'Зачем Ты отверг этот последний дар? — спрашивает инквизитор Христа. — Приняв этот третий совет могучего, Ты восполнил бы все, что ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом, соединиться наконец всем в бесспорный и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. Всегда человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно. Много было великих народов с великой историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей. Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те же, хотя и бессознательно, выразили ту же самую великую потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению. Приняв мир и порфиру Кесаря, основал бы всемирное царство и дал всемирный покой' [121].
Из-за того, что Христос отверг все три предложения Искусителя, с помощью которых, по мнению инквизитора, человечество единственно могло быть осчастливлено, и из-за того, что инквизиторский Рим принял предложения Искусителя и на них возводит здание человеческого счастья, — вследствие этого Христу нет больше места в царстве инквизитора. Более того, Его присутствие не только излишне, но и опасно. Инквизитор говорит Христу: 'К чему же теперь пришел Ты нам мешать? И что Ты молча, проникновенно глядишь на меня кроткими глазами Своими? Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя. И что мне скрывать от Тебя? Или я не знаю, с Кем говорю? То, что я имею сказать Тебе, все Тебе уже известно, я читаю это в глазах Твоих. И я ли скрою от Тебя тайну нашу? Может быть, Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: 'Мы не с Тобой, а с ним, вот наша тайна!
