1115 вопросов священнику

землетрясения, перемещение гор и долин, какие никогда не снились. Понятие политики совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества взлетят в воздух — они покоятся все на лжи: будут войны, каких ещё никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле большая политика… Я гораздо более ужасный человек, чем кто-либо из существовавших до сих пор; это не исключает того, что я буду самым благодетельным. Я знаю радость уничтожения в степени, соразмерной моей силе уничтожения — в том и другом я повинуюсь своей дионисической натуре, которая не умеет отделять отрицания от утверждения. Я первый имморалист: поэтому я истребитель par excellence…. слишком высокая оценка доброты и доброжелательства в общем есть для меня уже следствие decadence, симптом слабости, несовместимый с восходящей и утверждающей жизнью: в утверждении отрицание и уничтожение суть условия. Я останавливаюсь прежде всего на психологии доброго человека. Чтобы оценить, чего стоит данный тип человека, надо высчитать цену, во что обходится его сохранение, — надо знать его условия существования. Условие существования добрых есть ложь… Ибо добрые — не могут созидать: они всегда начало конца — они распинают того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях, они приносят себе в жертву будущее — они распинают всё человеческое будущее! Добрые — были всегда началом конца… И какой бы вред ни нанесли клеветники на мир, — вред добрых самый вредный вред… Но ещё и в другом смысле я избрал для себя слово имморалист, как мой отличительный знак, как мой почётный знак; я горд тем, что у меня есть это слово, выделяющее меня из всего человечества…. Кто вообще до меня был среди философов психологом, а не его противоположностью, «мошенником более высокого порядка», «идеалистом»? До меня ещё не было никакой психологии. Здесь быть первым может оказаться проклятием, во всяком случае это рок: ибо презираешь, как первый… Отвращение к человеку есть моя опасность… Кто открыл мораль, открыл тем самым негодность всех ценностей, в которые верят или верили» («Генеалогия морали»).

Идейную связь философии Ницше и идеологии фашизма пытались стушевать, тщательно ища «расхождения». Отрицал эту преемственность и Карл Ясперс. Однако доводы эти малоубедительны. Сам он, переживший эту эпоху насилия, должен признать: «влияние его по-прежнему считается роковым, а многим и по сей день кажется опасным. Ведь он предпринял самую безжалостную, самую яростную и жестокую атаку на христианство из всех, какие когда-либо предпринимались. К тому же на Ницше сваливают ответственность за национал-социализм — из-за его философии воли к власти, которая была лишь одним из моментов его философии последнего десятилетия. Гитлер сфотографировался рядом с бюстом Ницше в архиве Ницше в Веймаре, где его восторженно приветствовала госпожа Фёрстер-Ницше. На какое-то мгновение Ницше чуть было не сделался государственным философом национал-социалистов».

Борьба с христианством кончилась для Ницше его личным безумием, которое продолжалось более десяти лет. В истории болезни клиники душевнобольных в Базеле имеются такие записи:

• «23 февраля 1889 г. «В последний раз я был Фридрихом-Вильгельмом IV».

• 27 апреля. Частые приступы гнева.

• 18 мая. Довольно часто испускает нечленораздельные крики.

• 14 июня. Принимает сторожа за Бисмарка.

• 4 июля. Разбивает стакан, «чтобы забаррикадировать вход в комнату осколками стекла».

• 9 июля. Прыгает по-козлиному, гримасничает и выпячивает левое плечо.

• 7 сентября. Почти всегда спит на полу у постели».

По поводу записи 23 февраля нужно заметить: Ницше родился 15 октября. Он был назван в честь короля Фридриха Вильгельма IV, потому что родился с ним в один день.

За год до начала безумия он закончил книгу «Антихрист», в которой писал: «Христианство называют религией сострадания. Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни страданием. …Если измерять сострадание ценностью реакций, которые оно обыкновенно вызывает, то опасность его для жизни ещё яснее. Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встаёт на защиту в пользу обездоленных и осуждённых жизнью; поддерживая в жизни неудачное всякого рода, оно делает саму жизнь мрачною и возбуждающею сомнение». У посещавших больного родственников состояние его вызывало не мысль о будущем сверхчеловеке, а лишь жалость и сострадание.

Жизнь Ницше была трагедией, но рожденной не «из духа музыки», а из духа преисподней. Книги его сейчас издают однотомниками и двухтомниками. Интеллектуалы ставят их в шкафу на видном месте. О философии его говорят как о культурном наследии, некоторые зачитываются и восхищаются «эстетизмом», «искрами остроумия» и «интеллектуальным фейерверком». А что делать людям, которые не желают быть имморалистами, не хотят попирать общечеловеческие ценности и не видят разницы между сладким и горьким ядом? Как относиться к книгам, написанным человеком, страдавшим тяжелой и опасной формой духовной болезни? Святые отцы, обличая злохульного Ария, не искали в его «Талии» поэтических достоинств. Они не восхищались той волей и энергией, с какой иконоборцы попирали и уничтожали святыни. Они учили о великой духовной борьбе, которая продолжается. «Диавол с Богом борется, а поле битвы сердца людей» (Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы).

Как победить раздражительность?

иеромонах Иов (Гумеров)

Раздражение — острое проявление озлобления и недовольства. Оно бывает быстротекущим и продолжительным. Причиной раздражительности всегда является гордость и самолюбие. Сколько бы человек ни говорил о любви, он, раздражаясь, обнаруживает отсутствие в нем этой важнейшей добродетели. Св. апостол Павел указывает на отсутствие раздражения как на одно из проявлений любви: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1Кор.13:4–7). Совершенная любовь является нравственным идеалом последователя Иисуса Христа. Любовь есть мера нашего христианства. Сколько в нас любви, столько же в нас христианства. Без любви наша религиозная жизнь является формальной, холодной и бесплодной. Один афонский старец как-то сказал: «Не упускайте возможности угодить Богу ласковым обращением с людьми». Мы порой ищем, что можно сделать хорошее для своего спасения, и не замечаем, что такая возможность рядом. Она предоставляется нам почти каждую минуту. Напротив, постоянной раздражительностью мы обесцениваем наш труд, совершаемый для спасения, ибо причиняем боль тому, за кого Христос умер (Рим.14:15).

Не впадает в раздражительность тот, кто отрешился от нравственной беспечности, кто постоянно наблюдает за своими словами, делами и чувствами, помня, что любой грех удаляет нас от Бога. Нанесение обиды человеку, недовольство и озлобление против него, является сугубым грехом, потому что он связан с нарушением одной из двух главных заповедей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мк.12:31). Христианин не должен раздражаться. В отношении к любому человеку проверяется мера нашей христианской нравственности. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас (Еф.4:31–32).

Какой положительный пример может дать семья библейских времен современному обществу?