отмщение, нет, не отмщение, а возрождение людское. Да, именно этого они боятся, именно поэтому они не спешат, именно поэтому им надо погубить каждого… и хватит хихикать! Это не бред! Это новая реальность, с которой мы сталкиваемся, мы, все человечество! Прежде все бились за места в плотской, зримой и осязаемой Вселенной. А теперь вот эти вот недобрые, но высшие цивилизации Зла… они нас как щенков носом ткнули в лужу, в жизнь подлинную, которая не замыкается в наших убогих измерениях, они сами нам показывают, что есть миры иные, где мы можем существовать, но они нам не дадут этого. Представь-ка себе, Гуг, такое дело: насылают они на нас звездную армаду, выжигают все напрочь, во всей нашей Вселенной не остается ни одного землянина, все сорок миллиардов человечьих тел сгорают в синем пламени или становятся пищей для червей и консервантами…
— Какими еще консервантами?! — перебил удивленный Крузя.
Ивану припомнилось Пристанище, тела, лишенные душ, биоматериал для последующих трансформаций и воплощений, припомнился тот кошмар и ужас, когда откушенные головы падали на холодный мрамор и катились по нему, вращая бессмысленно-стеклянными глазами. Разве это можно объяснить, передать?! А «морозильники»?! А трансплантация душ?! Это все надо видеть.
— Когда человек хочет сохранить икру, рыбу, мясо, он консервирует их и хранит. Когда нелюдям надо сохранить для своих опытов человечину, они точно так же консервируют ее… немного по-своему, но принцип тот же, понял?
Крузя покачал лысеющей головой, выпятил нижнюю губу.
— Поймешь, когда увидишь.
— Ни хрена мы не увидим! — вставил Гуг Хлодрик. — Вот этот ублюдок, может, и увидит, — он кивнул в сторону «подпола», где сидел сейчас Крежень. — А мы сдохнем здесь, на Земле!
— Короче! — Ивану надо было довести свою мысль до конца. И он оборвал ненужные сейчас словопрения. — Так вот, они уничтожат сорок миллиардов тел. Сорок миллиардов душ отлетят, кто куда — в ад, в рай, в чистилище, если оно есть. Сорок миллиардов душ уйдут из наших убогих плоскостей в иные измерения. Черные души усилят и умножат Пристанище. А светлые? Души всех нормальных добрых людей, куда они уйдут?!
— Это мы-то добрые и светлые?! — ухмыльнулся Кеша.
— Неважно! Не о нас речь. Непогубленные души будут жить в тех измерениях, где обитает недоступное нам Добро и Зло. И это будет «пятая колонна» Пристанища. Понимаете? Они, точнее, их слуги на Земле всегда сами привыкли быть «пятой колонной» — то разрушающей силой, что истачивала страны, народы, цивилизации. И вот наступает их полная, абсолютная власть во всех Вселенных, по всему бескрайнему Мирозданию… их мир, их порядок, а где-то внутри него, нам не понять даже на каких уровнях, но внутри — уже не их, но наша «пятая колонна». Мы всегда были легкомысленны, мы не хотели видеть на своей Земле очевидного. Но они это видят очень хорошо, они знают о «пятых колоннах» все, это их метод, это их стратегия и тактика. Они не такие наивные и легковерные, они прекрасно знают, что если их и погубит кто-то, то изнутри, разъедая постепенно их мир, их порядок. И они не допустят этого — Зло предусмотрительно и дальновидно, Зло никогда не бывает беспечным и доверчивым. Они должны быть уверены в своей победе! Они хотят знать наверняка, что сокрушили противника. Они не успокоятся, пока не погубят последнюю душу.
— Значит, Вторжение никогда не начнется! — заорал, размахивая руками, Дил Бронкс. — Это бесконечный процесс. Если тебе верить, Ваня, ежели у них штучное производство — то они никогда не остановят его, рождаются все новые люди, грешники каются… все старо как мир, хватит этих проповедей! Болтовня одна! А оборонительные рубежи разрушают, понял?! А мы болтаем!
— Спокойно, Дил! Они нас хотят отвлечь на мелочи. Ну куда вот ты сейчас бы бросился? Восстанавливать оборонительные базы Раганра, или может, кольцевую систему Дидузориса?! Ты будешь метаться по Вселенной, как метался я, ты будешь терять время, вместо того, чтобы сесть один раз, все хорошенько обдумать и ударить…
— В центр! — будто вбил последний гвоздь Гуг Хлодрик.
Иван скривился. Они все тянут его за рукава, кто куда. Но он не должен идти у них на поводу. Он знает больше их всех вместе взятых, он прошел через столькое, что не приведи Господь им! Гуг прав. Гуг почти во всем прав! Но как решиться на этот страшный шаг?! Невыносимо! Почему судьба взвалила на него это бремя, почему он обязан нести этот тяжкий крест?! Карма? Неважно как называть, неважно. «Иди, и да будь благословен!» Если он — он, измученный, загнанный, бросаемый из пекла в пекло — благословенный, то кто ж тогда проклятый?! Кто?! В глазах вдруг помутилось, стемнело… и встала огромная, нелепо скрюченная тень с кривой клюкой. Старуха. Проклятая ведьма Пристанища! Сгинь! Иван с силой сдавил виски, опустил глаза, уткнул их прямо в пол, в серый и грязный бетон. Но он все равно видел ведьму. Безумные пылающие лютой яростью кровавые глаза жгли насквозь. Костлявая лапа тянулась к горлу, почти касалась его, но не могла сдавить. Высохшее тело фурии сотрясалось, черные тяжелые одеяния развевались, бились в порывах несуществующего ветра. А глаза из-под черного капюшона все жгли и жгли. «Ты никуда не уйдешь от нас! Близок твой смертный час, Иван! В жутких мучениях и судорогах издохнет твое тело, но душа будет вечно в Пристанище… ибо сбывается уже страшное, черное заклятье! И нет для тебя Исхода!» Старуха-призрак исчезла так же внезапно, как и появилась.
Но видел ее лишь один Иван.
— А вот мне плевать, чего там будет да как, — заявил Иннокентий Булыгин. — Я их буду просто бить до последнего мига. И все! Моя душа уже продана…
Они переглянулись с Иваном. И тот сразу вспомнил «хрустальный лед», плен в ядре препоганейшей планеты Гиргеи, довзрывников, «барьеры», Кешино чудесное раздвоение. Да, он прав, эти нелюди, существующие на энергетическом уровне и чуждые людских тревог и забот, Кешину душу не вернут. Но, надо признать, они помогли им, они спасли их. Спасли? Или погубили?! Нет, Иван никому своей души не закладывал… В мозгу кольнуло, всплыла мерзкая рожа Авварона. Что делать, он пообещал отдать Кристалл колдуну-крысенышу. Это нелепо, получается, что он, благословенный на добрые и светлые дела во имя Господне, работает на Пристанище, на преисподнюю. Иван чуть не взвыл. Лучше не вспоминать. Лучше не вспоминать! Но как назло перед внутренним взором встали две распятые на поручнях фигуры. Накатило всепожирающее пламя. Острая игла вонзилась в сердце. Сколько же можно! Нет, надо было покончить с этим, надо было нажать на спуск. и все!
— Я сказал то, что хотел сказать! — заключил Иван.
— Значит, мы начинаем! — понял его по-своему Гуг.
— Нет! Еще рано.
— Но почему?! — Гуг Хлодрик подступил к Ивану вплотную, побагровел, заскрежетал зубами.
— Я должен идти к ним.
— К кому, мать твою?!
— К правителям. Я должен говорить с ними. Вы меня поняли. И они поймут.
Гуг остервенело ударил кулачищем в боковую панель, пластикон треснул, сеть трещинок разбежалась паутиной почти до самого бетонного пола.
— Ваня, родной! — зарычал он. — Ведь ты уже бился головой о стенки. Ты чего, милай, не понял еще, что простота хуже воровства?! Ты себя не жалеешь, так нас пощади! Они всех изведут, не дернешься, не рыпнешься! Не сходи с ума, я тебя прошу!
— Он дело говорит! — закричал в тон Гугу Дил Бронкс.
Загомонили, заволновались Хук с Крузей. Засопел и заскулил с пола оборотень Хар. И только Иннокентий Булыгин вдруг повернул свое тяжелое и суровое лицо к позабытому всеми Цаю ван Дау и повторил с невозмутимым видом:
— Так что ж это такое? — на ладони его чернел прежний кубик.
Все будто по команде притихли и уставились на уродливого, несчастного карлика.
— Сдави ретранс! — после секундного замешательства приказал Цай.
— Чего? — не понял Кеша.
— Кубик в кулаке сдави! Слышишь?
Кеша добросовестно исполнил приказание. Глаза у него округлились. Нижняя челюсть отвисла.
— Слышу, — просипел он. — И вижу!
— Опиши, что видишь.
