— Деньги как тень бегут за нами, в то время как мы бежим от них,— произнес он так, как будто читал со сцены монолог Гамлета.
Микун бросил на него быстрый подозрительный взгляд:
— Что? Что-что?
— Нет, ничего. Это я так. Мне не нужны ваши деньги. Я приехал сюда, чтобы истратить деньги, а не заработать.
— А выходит так, что заработаете. Это же еще лучше!— упорствовал Микун.
Петр протянул ему пачку.
Лицо Микуна налилось кровью.
— Повторяю, что вы здесь посторонний, чужой. И шансов у вас никаких. Такова жизнь. Игра! Понимаете?!
— Вы называете это игрой? Какой игрой? При чем здесь игра?! Речь ведь идет только о покупке дома,— Грынич был очень серьезен.
Микун ничего не понимал.
Петр еще раз протянул ему деньги, но кондитер отвернулся. Он пожал плечами и разжал пальцы, сделав при этом брезгливую мину, как будто держал в руках что-то грязное. Бумажки посыпались на землю. Уходя, он не дал себе труда обернуться, будучи и так уверенным, что Микун подбирает их, кляня при этом все на свете.
Петр вернулся в гостиницу и попросил у администратора расписание поездов. Ему захотелось как можно быстрее уехать отсюда. Все равно куда. Структура оказалась гораздо более гибкой и всеобъемлющей, чем ему представлялось. Она безотказно действовала и здесь, на краю света, где обрывались железнодорожные пути и откуда дальше не вела уже ни одна дорога. Дежурная молча протянула ему расписание. Ежедневно в городишко прибывали два поезда. Тот, которым он сюда приехал, двенадцатичасовой, и второй, прибывающий в пять вечера. Здесь была конечная станция, и отсюда поезда шли обратно. До отправления второго, вечернего, поезда у него было около часа.
Девушка посмотрела в окно на совершенно пустую площадь:
— Сюда к нам лучше всего на машине. Туда и обратно. Поезда-то, как улитки, ползают. Вообще-то у нас туристов много бывает. Сейчас вот только что-то никого нет...
Петр кивнул, как бы благодаря за информацию.
— Я все-таки поездом.
— Ой! — спохватилась девушка.— Ведь рассчетный час уже начался!
— Ничего, я заплачу до завтрашнего дня.
В этот момент дверь холла распахнулась, и вслед за Микуном в гостиницу вошел какой-то невысокого роста человечек, семенивший за владельцем кондитерской, как собачонка за хозяином. Они остановились перед Грыничем, и Микун с наигранным восторгом и удивлением закричал:
— Вот удача! Как хорошо, что мы вас встретили! Посмотрите, тут кое-что, по-моему, должно вас заинтересовать.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и с преувеличенно низким поклоном протянул его Грыничу. Потом кивнул в сторону своего спутника, и они скрылись за дверью бильярдной.
Петр вскрыл конверт. Внутри лежало типографским способом отпечатанное объявление: «Садовый кооператив «Вперед к благополучию!» извещает все заинтересованные организации и частных лиц о том, что ввиду инспекции комиссии по строительству и архитектуре аукцион по продаже дома по улице Польной, 16, отменяется. О новых сроках аукциона все заинтересованные стороны будут проинформированы дополнительно. Председатель кооператива — Франчишек Кожень».
Он хотел спокойно уехать и получил пинка под зад.
— Если вы свои вещи сейчас заберете, то я счет за завтра выписывать не буду, — проявила трогательную заботу девушка.
Но он ее не слышал. То, что с ним сейчас творилось, не имело ничего общего с принципами, которых всю жизнь придерживался Великий Шу. Как оказалось, в нем еще жил варшавский парнишка с правого берега Вислы, носивший в кармане нож с выскакивающим лезвием. Шу, Великий Шу и бровью бы не повел. Он бы попросту не заметил копошенья этих муравьев вокруг себя, в крайнем случае иронически рассмеялся бы. Но паренек из зарослей стиснул зубы, и сердце его залила ненависть. Ножа у него давно уже не было, но оружие страшной, тысячекратно большей силы всегда было с ним. Мальчишка-сорванец и божественный Шу слились воедино. Мальчишка тут же бросился бы за ними в бильярдную, и не было бы на свете силы, которая могла бы спасти провинциального кондитера. Великий Шу сделал девушке глазки, широко улыбнулся и объявил:
— Я, пожалуй, останусь до завтра.
Бросил в мусорную корзину смятое объявление и вошел в бильярдную.
Приятель Микуна, Франчишек Кожень, из игры вышел быстро и уселся в кресле, поставив рядом с собой бутылку коньяка и наблюдая за соперничеством на бильярдном столе.
Бильярд, однако, был лишь интермедией между тем, что произошло до сих пор, и тем, что должно было случиться. Ненависть отнюдь не ослепила Шу, наоборот — дисциплинировала, заставила мыслить спокойно и точно, как в лучшие годы, превратила в безошибочно считающий компьютер, которому были доступны, кажется, все тайны человеческой психики. Этот компьютер моментально зафиксировал первую слабость местного мафиози — мелочность, а затем и вторую, более существенную,— жадность. В процессе игры аппетит Микуна все возрастал, и Петру Грыничу оставалось лишь деликатно стимулировать этот процесс.
— Семерку в угол,— объявил Микун.
Шар остановился перед лузой, затем упал,
как будто сдунутый порывом ветра. Кондитер восторженно закатил глаза.
— И вы хотите у меня выиграть?! Здесь?!
Шу натер мелом конец кия, с абсолютной достоверностью изобразил, как он нервничает, после чего почти дрожащей рукой ударил.
— Кикс! — радостно прокомментировал Микун.
Грынич со злостью отставил кий в сторону и подошел к Коженю, который услужливо налил ему рюмку коньяка. Махнул ее залпом.
— Игра еще не окончена,— бросил он Микуну.
Тот закивал от восторга.
— Так, может быть, удвоим ставки? — двойной подбородок нетерпеливо задергался.
— Охотно,— с энтузиазмом согласился Грынич.
Потом они еще дважды повышали ставки.
Бильярдная закрывалась в восемь. Микун подсчитал пункты. Он выиграл пять тысяч с лишним.
— Нехорошо так обыгрывать гостя,— резюмировал он, пряча деньги в бумажник.
Грынич лишь вздохнул и покосился на задремавшего председателя, рядом с которым стояла пустая бутылка.
— Бывает.— На варшавского гостя было жалко смотреть.
Микун изучающе вглядывался в него.
— А если бы я вам предложил более мужскую игру?
Ради этого как бы между прочим брошенного вопросика он несколько часов потел на бильярде.
— Шахматы? — заинтересовался приезжий.
— Нет,— покачал головой Микун.— Покер. Настоящий покер.
— Я не умею,— угас гость и грустно развел руками, но, видя на лице кондитера явное разочарование, тут же добавил: — В очко я когда-то играл... В очко... Мальчишкой... В двадцать одно.
Микун потупил глаза, чтобы не расхохотаться, но тут же взял себя в руки.
— Очко?! Двадцать одно?! Очень хорошая игра. Мужская! — заржал он, затем обернулся и крикнул: — Франчишек, вставай! За работу!
Вилла Микуна очень напоминала ту, которая выставлялась на аукцион, но оборудована была с вызывающей для социалистического строя роскошью. Для игры предназначалась охотничья гостиная,
