емкой характеристике «Helveteskitstovel» (адский сапог с говном). Скалди совершенно не обиделся за свою любимую машину, поскольку интонация, с которой произносилась эта характеристика, была явно восхищенной. Аэродром Нарсуак тоже удостоился ряда восклицаний, аналогичных как по лексике, так и по интонации, а что касается самолета «авиа-пони» кооперативной транспортной сети «Snovogel», то он не вызвал ни малейшего удивления.
– Нормально, – прокомментировал Олаф, – летучая коробка для congo-food, как у нас.
– Биология, – ответил Скалди, – Сходные экосистемы – сходные результаты эволюции.
– Строгий минимализм заполярья, – добавила Фрис, и первой полезла в салон-ящик.
– Я не могу понять, почему оно летает, – призналась Хелги, двигаясь за шведкой.
– По обычным законам аэродинамики, – ответил Склди, слегка подтолкнув ее в попу.
– Советской аэродинамики, – уточнил Олаф, – Дешевое пассажирское летающее крыло-мотопланер придумали в СССР, еще до Второй мировой войны.
– Ты работаешь в авиа-индустрии? – поинтересовался гренландец, когда все четверо устроились в хвосте салона (восемь мест впереди уже были заняты).
– В конверсионной инженерии флота, – ответил швед.
– Фирма «Interdyn», может слышал, – добавила Фрис, – Мы там вместе работаем.
Олаф кивнул и добавил.
– Там и познакомились.
– … И там же влетели в эту историю, – продолжила она.
– … Из-за которой перебрались из Готеборга в Астрид, – договорил он.
– … И я так и осталась вечным бакалавром, – вздохнула Фрис, – …хотя, у меня в Университете Чалмерса была перспектива года за два-три выйти в магистры.
…Продвинутый римейк советского мото-планера столетней давности, с деловитым жужжанием прокатился по снежно-грунтовой полосе и лениво поднялся в воздух.
– Что за история? – спросила Хелги.
– Мы попали в жернова политического аспекта религиозно-мистического конфликта между негритянским гитлеризмом и скандинавским исламизмом, – сообщил Олаф.
– Вы были на стороне Гитлера или Магомета? – осведомился Скалди.
– В жопу их обоих! – фыркнула Фрис, – нам тупо приклеили гитлеризм за эсэсовскую униформу, и за геноцид мусульман в Транс-Экваториальной Африке.
Хелги приоткрыла рот от удивления и рефлекторно схватилась за свой подбородок.
– В Транс-Экваториальной Африке? Это как-то связано с делом Штаубе?
– Чисто визуально, – ответила шведка, – Когда пилот Штаубе выполнил исторический лэндинг под горой Нгве, с батальоном свежезамороженных тушек солдат из эмирата Сарджа, мы с друзьями стояли лагерем там, на Нгве, и собирали красивые камешки.
– Собирали камешки в эсэсовской униформе? – удивился Скалди.
– Нет, в эсэсовской униформе мы были на неделю раньше, в Меганезии. Мы играли в рекламной вставке TV-квеста «13 следов молнии». Там по сценарию были эсэсовцы с submachine-guns нашего совместного с меганезийцами предприятия «Interdyn-Taveri».
Скалди недоуменно покрутил ладонями в воздухе.
– Что-то я не понял… Тогда в чем проблема? Какие к вам могут быть претензии?
– Имеется еще один скользкий момент, – признался Олаф, – Ндунти, президент Шонао, обожает старые шведские учебно-боевые авиетки класса «Safari», а у нас с ним есть общие друзья в Меганезии. Правление «Interdyn» поручило нам провести кое-какие переговоры. Все получилось, современные клоны «Safari» с вооружением «Interdyn» отлично продаются в Африке. Мы с Фрис заработали на этом хороший бонус.
– … И медали Титановой Ласточки, – добавила Фрис, – Их дают в Шонао за военно-техническое сотрудничество. Мы носим этих «ласточек», а 23 февраля прошлого года ВВС Шонао расстреляли авиа- кортеж эмира Сарджа над Индийским океаном…
– Я ездила на процесс по этому делу в Меганезию, на Арораэ, – перебила Хелги, – Там Верховный суд выяснил, что это не расстрел, а эпизод длящихся военных действий, и объявил о необъективности претензий Гаагского трибунала к правительству Шонао.
– Так то в Меганезии. А дома нам припомнили и эсэсовскую униформу, и все прочее.
– Вам угрожали? – спросил Скалди.
– И это тоже, – ответил Олаф, – Но главное, у Фрис из-за этого начались проблемы в университете. Там хватает тряпкоголовых svartskallar, они есть даже в кураториуме.
– От меня требовали не носить «ласточку», – сказала шведка, – Но какого черта? У нас свободная страна, а это моя медаль, я получила ее за свою работу!
Олаф обнял ее за плечи и чмокнул в ухо.
– Фрис устроила им хороший скандал, но это не решило проблему. Кроме того, нам не хотелось подставлять нашу фирму. У нас отличные отношения с дирекцией, там нам всегда шли навстречу. Это не просто работодатели, это еще и товарищи… Когда нам предложили вариант с переездом в Астрид на ледовитом океанском плато Нобиля…
– … С хорошим повышением в должности и в деньгах, – добавила Фрис.
– … И с новой интересной тематикой, – продолжил Олаф, – … То мы согласились. Там неплохо. Городской комфорт. Правда, на улице холодно, но когда будет лабысло…
– Не тесно там, на платформе? – спросила Хелги.
– Не теснее чем в городе, – ответила Фрис, – А хочешь посмотреть фотоальбом? Давай сюда ноутбук, сейчас мы тебе скачаем.
…
… Лабысло в небе они увидели еще за полсотни миль до Упернавика. В начале оно выглядело, как светлое пятнышко на темнеющем вечернем небе, потом – как тускло светящийся фонарь, а перед посадкой уже сверкало, как фантастическое вытянутое солнце, намного более яркое, чем настоящее солнце, уже наполовину скрывшееся за горизонтом. «Авиа-пони» прокатился по полосе, затормозил, свернул на аэродромную парковку, и остановился рядом с тремя такими же машинами.
«Приехали, – объявил пилот, вручную открывая дверь, – Счастливо повеселиться».
Здесь был яркий, сияющий тропический полдень. Около маленького стеклянного павильона аэропорта стояли четыре пальмы в пластиковых кадках. С насыпи, где располагался аэропорт, был прекрасно виден городок и бухта, и переливающееся радужное марево над ними. С другой стороны от ВПП просматривался аквапарк: три маленьких озера, окруженные стадами шезлонгов и огромными зонтиками открытых кафе. В воде бултыхалось несколько сотен человек, а на скалистых берегах стайки молодежи пытались адаптировать пляжный волейбол к условиям местного грунта. У многих кожа была почти красная – признак перебора с солнечными ваннами, однако преобладал установившийся бронзовый загар. Местные жители за две недели уже частично освоились со своим новым экваториальным солнцем.
Самым поразительным тут был искусственный водопад. Зеленое цилиндрическое сооружение размером с десятиэтажный дом, извергало мощный поток воды, с гулом рушившийся в каменное русло у берега южного озера, разбрасывая сверкающую и играющую маленькими радугами на солнце… Точнее на лабысле… Водяную пыль.
– Когда все это успели построить? – спросил Олаф.
– За первые три дня, – сказала Хелги, – Тут почти все было заранее завезено.
– А где будет фестиваль? – поинтересовалась Фрис.
– В основном, здесь и будет, – авторитетно ответил Скалди, – Город построен на 80 процентов из дерева. При известном увлечении местных школьников пиротехникой, пляжи у озер это единственное место, где праздник будет более-менее безопасен.
– Тогда, – предложила шведка, – Лучше приземлиться в кафе поближе к воде. Я бы нырнула, а кто- нибудь бы заказал что-нибудь вроде легкого ужина.
– Ныряйте оба, – сказал Скалди, – Мы с Хелги избалованы доступным купанием.
– Это где? – удивился Олаф.
– У нас рядом, в Уунартоке, в геотермальных прудах.
