надо было растить хлеб, чтобы было чем солдат кормить…
– Но ведь сейчас не война.
– Всегда война, Нета. Всегда. И я точно знаю – ты любишь мой «Теремок». Это твой настоящий дом, это место, где по-своему ты будешь счастлива. – Он помолчал немного и добавил: – А люди с разбитым сердцем – самые лучшие работники, которых я видел. Поверь мне, деточка.
После разговора с дедом у меня возникло смутное желание выйти на закате в поле, взять в ладони горсть земли и сказать: «Я больше никогда не буду голодать!»
Часть третья
Райские кущи
1
За делами летели дни, недели, месяцы…
Годовщину со дня смерти деда мы отмечали в узком семейном кругу.
За столом, накрытым Зоей Павловной очень торжественно, сидели Валерий Викторович с Русланой, Андрей Викторович с Анной Семеновной, Виолетта со своим мужем Тиграном, а также наш адвокат Борис Игоревич Айземан и наш бухгалтер Семен. Тут же находился и Никита со своей беременной женой Оксаной и тестем Евгением Николаевичем.
Глядя на Оксану и ее отца, странно было сознавать, что видишь дочь и отца. Она была довольно высокой девушкой, скорее склонной к худобе, а Евгений Николаевич – маленьким толстяком, похожим на Карлсона, который живет на крыше.
А на дворе снова был май, и снова я ощущала себя на пороге каких-то событий.
С даты моего официального вступления в должность хозяйки «Теремка» прошло пять лет. Эти годы дались мне совсем не так легко, как обещал дед. В первое время я была убеждена, что старый Цирулик ошибся во мне, потому что и помощница я была никудышная, и в будущем ничего хорошего обещать не могла. Помню, что при всей своей любви к этому месту, особенному, уникальному, навсегда связанному для меня с Ильей, я не могла его понимать в том смысле, в котором понимал его дед. А именно – знать, как все это работает.
И тогда дед нанял на работу, мне в помощь, трех человек: агронома, адвоката и бухгалтера. По ходу дела к команде присоединился в качестве оппонента и, отчасти, консультанта Никита.
Сейчас наш агроном Геннадий Васильевич Костричкин был за границей, в Германии. Его интересовали какие-то удобрения для овощей, которые выращивались у нас в теплицах. Семен сидел за столом как раз напротив меня, а Айземан – по левую руку от Русланы. И если персона бухгалтера была мне вполне симпатична – то был уютный хитрый толстяк лет тридцати пяти, умевший складывать, вычитать и делить в мозгу невероятные цифры, но совершенно неспособный общаться с живыми людьми, то к адвокату я до сих пор относилась с недоверием.
Айземан был примерно того же возраста, что и Семен, но строен, хорош собой и влюблен в свое отражение. Он писал какие-то эротические эссе, которые собирал в книжечки и публиковал за свой счет. Свои сборники он дарил вместе с визитками, что немного смущало не только невинных девушек, но и людей с завидным сексуальным опытом.
Появившись в нашем поместье впервые, он за пять минут заработал пощечину – от меня и ключ от комнаты – от Русланы. Они и сейчас встречались, причем несколько лет я терпела Бориса Игоревича в семье только ради Русланы. Ее Артурчик в тот год умер от передозировки. Но со временем я поняла, почему дед нанял этого озабоченного типа заниматься всеми нашими юридическими вопросами. В юриспруденции Айземан был уникальнейшим специалистом, дальновидным стратегом и ловким тактиком. Приходилось считаться.
За минувшие пять лет каждого из членов семьи коснулись перемены.
Валерий Викторович разочаровался в футболе, бросил свою команду и полюбил горные лыжи. Теперь дома он бывал только наездами, что Руслану и Айземана чрезвычайно устраивало.
Андрей Викторович, как мы с дедом выяснили три года назад, расстался со своим прежним любовником. С помощью Айземана он выселил парня из квартиры и отобрал все, в том числе и машину. Отец Евстратий не просто расстался с бывшим возлюбленным, он наказал его за предательство, ибо однажды застал неверного в постели с девицей. Кто ж это потерпит?
Анна Степановна не была поставлена в известность обо всех этих событиях. Да и, пожалуй, личная жизнь мужа перестала ее интересовать. Она старела, наслаждаясь беспечным существованием в чужом доме, палец о палец не ударяя ради блага окружающих и не думая о будущем. О ней надо было беспокоиться мне, как бы это меня ни раздражало. Таково было условие деда: заботиться об иждивенцах.
И Виолетта это знала. Поэтому на третий день после смерти деда она появилась в поместье со своим женихом – сыном того самого Артурчика, что был любовью всей жизни нашей Русланы. Меня поставили в известность, что свадьба будет в поместье. И я организовала ей эту свадьбу, с изумлением ощутив что-то вроде чувства удовлетворения. Вот именно это, наверное, и имел в виду дед, когда говорил, что его наследник должен получать удовольствие от управления поместьем, а не тянуть лямку.
Впрочем, за те четыре года, которые я провела рядом с дедом, обучаясь всему, чему могла обучиться, я и сама очень сильно изменилась. Мне стало нравиться работать с людьми, которые были намного старше меня. Был особый кайф в том, чтобы заставить их относиться к себе серьезно. Для этого приходилось учиться мыслить нестандартно, советоваться с дедом, Айземаном, Семеном и даже Никитой, но, когда мне удавалось увлечь своей идеей взрослых дядек в дорогих костюмах, я торжествовала.
И дед хвалил меня, а это было очень приятно.
Долгое время я не могла видеть Никиту. Меня тошнило при одном появлении его невысокой жилистой фигуры, от одного взгляда его черных безумных – в моем понимании, конечно, – глаз. И он держался со мной по-особенному. Ему приходилось мириться с волей деда, и Цирулик-младший ненавидел меня, как темную лошадку, которая увела у него из рук заветный приз. С другой стороны, эта дикая страсть, объектом которой мне выпало стать, уравновесила его ненависть.
Никита долго мотал мне нервы: то привозил мне огромные букеты и просил выйти за него замуж, то преднамеренно вводил в заблуждение, выставляя дурой в глазах тех самых дядек в костюмах. Мы ссорились, и он целовал и выкручивал мне руки.
Наконец дед запретил внуку приезжать в поместье, если он не поклянется раз и навсегда относиться ко мне «как к сестре и другу». Это была собственная формулировка Виктора Ивановича. Никита, услышав это, швырнул свой мобильный об стену, но смирился. С тех пор мы сосуществовали в состоянии хрупкого равновесия, холодной войны и сексуального противостояния, зачастую просто вынужденные становиться по одну сторону баррикады.
Год спустя после моего поселения в этом доме дед вынудил Никиту жениться на Оксане, той самой дочери директора молзавода. Как ни странно, мы с ней даже поладили, наверное, потому, что жену Никиты с самого первого взгляда возненавидела Виолетка. Наше мимолетное знакомство с Оксаной, когда я выступила в роли журналистки, мы не вспоминали. Думаю, она просто забыла о какой-то девушке с диктофоном.
За обедом вспоминали заслуги Виктора Ивановича Цирулика. Солировал Айземан. Он провозгласил три тоста в память покойного главы семейства, поделился своими воспоминаниями о нем, отметил, что новое поколение достойно несет поднятый стариком Цируликом стяг, и не забыл отметить свой личный вклад в наше общее дело. Остальные члены семьи и гости только поддакивали, отдавая должное блюдам на столе.
Когда велеречивый адвокат немного проголодался и взялся за свой суп, Никита сказал:
– Нам нужно кое-кого пригласить на шашлыки, да, Евгений Николаевич?
– Да, – подтвердил его тесть. – Надо серьезно заняться распространением продукции нашего молзавода. Вот хороша же сметанка! – Он поднял ложечку со сметаной на уровень своих глаз и просиял довольной улыбкой. – А универсамы не берут ее у нас!
– Мы позовем директора первого универсама с семьей, – продолжал Никита. – Если он возьмет наше молоко, то и другие это сделают. Нета, тебя устраивает суббота? Ты не смогла бы все подготовить?
– Конечно, – согласилась я. – Где?
У нас был специальный шашлычный двор, но мы сдуру затеяли там ремонт – прямо весной, когда всех
