— Да, жаль, что не встретимся. Ну, иди, иди! Пока!
— Ага, побежала. Пока!
— Света?
— Да, Наташ, я! Ты прощаться?
— Ага! Не поминай лихом! Слушай, Свет, — в голосе Натальи не было беспокойства, хоть новости были не самые приятные. — Я Соньке позвонила, а у нее проблемы. Что-то с деньгами, с бизнесом. Неприятности, словом. Но, она умная, утрясет!
— Я позвоню ей, — откликнулась Света. В отличии от легкомысленной в отношении чужих дел Натальи, Света понимала, что Соньке уже одного ума мало. В бизнесе слишком все сложно, особенно для женщины. — А тебе — счастливого пути!
— Спасибо! Знаешь, я не обещаю звонить и писать не люблю, как ты знаешь, но все равно встретимся, так что не скучай!
— Хорошо, только скучать все равно буду. До свидания!
— До свидания, Светулечка!
Третья ведьма не доставила ему никаких особых хлопот с подготовкой к роли. Он просто изображал героя-любовника, напевал итальянские песни и плыл по течению к неизбежному водовороту развязки.
Труднее всего ему давались постельные сцены. Играть в любовь с толстухой не нравилось совершенно. Он всегда с трудом возбуждался, а при виде рыхлого тела ведьмы типа Венеры его только тошнило. Но надо было быть в форме, тип Венеры можно привязать накрепко только сладострастием, доходящим до разврата. Ты можешь особенно не волноваться о своих словах, о стройности легенды и деталях во внешнем облике и поведении. Но в постели надо сделать невероятное. Надо затрахать ей мозги, держать в постоянном напряжении и ожидании ласки, сделать ее сексуально зависимой от себя, показать ей высший постельный пилотаж, оставаясь в рамках традиции. И здесь не должно быть никакого экстрима, немного облегчавшего ему секс с ведьмой типа Марса. И секса должно было быть много, в отличие от ситуации с ведьмой типа Сатурна.
Но и в этом случае он нашел достойный выход. Каждый раз, начиная любовную игру, он представлял себе сладкую сцену пытки, изобретая все новые и новые способы причинения боли. Целуя руку, ломал в мыслях кости и в фантазиях жег кожу, поглаживая ее в реальности. На самом деле, пытая ведьм, он не испытывал сексуального наслаждения, но в постели это помогало отвлечься и расслабиться. Толстуха была без ума от Сандро.
Правда, Наталье пришлось заплатить отдельную плату за его мужские мучения. В своем подвале, где воздух уже пропитался смертью и где навеки остались растаявшие облачка последнего выдоха двух ведьм, он изнасиловал ее рукояткой железного кованного распятия, изрезав проклятое ненасытное лоно острыми шипами металлических роз, украшавших крест. Эту игрушку он изготовил сам, надеясь использовать ее в имитации сатанинского ритуала, но вот, нашел и другое применение.
Сцену изнасилования он записал с особым тщанием. На последнюю, самую желанную его жертву, это произведет дикое и шокирующее впечатление. И надо было бы, символичности ради, делать такое с каждой из них, но и один раз будет хорошо. Слишком это отвратительно и не по-инквизиторски. Он — Злой Ангел, он посланник Ада по милости божьей. Секс сам по себе противен ему, и не для радости бренной плоти он идет по своему пути. Он не маньяк, который чешет себе яйца в темной подворотне, высматривая аппетитную курочку для забав. Он человек одной идеи, жаждущий только вернуть себе то, что является его естественным правом: право жить, дышать свободно, не оглядываться в темную бездну прошлого.
Спасибо судьбе за то, что она так добра к нему. За то, что она позволяет ему мстить за себя, что дала ему актерский дар, умение перевоплощаться в придуманный его изощренным разумом персонаж. Судьба, а значит, Бог, разобщила ведьм и отняла у них способность противостоять воле Злого Ангела. Судьба лишила их способности видеть больше, чем он им показывает. Он свободно входит в их жизни, приносит им то, чего им не хватает, они принимают дар, а потом, как это всегда бывает при сделке с дьяволом, они отдают ему свою жизнь и душу. И помощь высшего разума или, если угодно, случая только доказывает правоту его поступков.
Кстати, наконец-то он сумел разобраться в причинах апатии, наваливавшейся на него после убийства каждой ведьмы, апатии, разбивавшей его душу после удушения ведьмы и избавления от трупа, когда, казалось бы приходило время удовлетворения.
Каждый раз, пережив очередной приступ апатии, он с трудом входил в новую роль. Каждый раз перед своим новым появлением на сцене видел тот самый сон, пугавший его с детства в полнолуния и после переживаемых мелких стрессов. Видение длилось всего несколько секунд, но оставалось впечатление колоссальной силы воздействия на его сознание. И ребенком и взрослым человеком он неизменно страдал при одном только воспоминании об этом сне. Снилось же ему, что он тонет в болоте. Погружение в трясину было неотвратимо, неизбежно, любое сопротивление ускоряло гибель. Сама воняющая аммиаком и сероводородом жидкость была густа как кисель, липка как клей «Момент», она так хотела его, она медленно и жадно поглощала его миллиметр за миллиметром, и было страшно, страшно, страшно!
Сейчас же ему казалось, что он мог бы избавиться от этого сна, если бы ему удалось воплотить в жизнь одну свою фантазию, возникшую в его мозгу только сейчас, по ходу дела. Точнее, в те минуты, когда он издалека наблюдал за горящими церквами. Он представлял себе внутреннее убранство православного храма при ночном освещении. Только несколько факелов, воткнутых в расщелины в стенах, освещают дрожащими языками пламени невероятную для этого места сцену. Посередине, под куполом церкви стоит огромный, высокий столб, его основание завалено дровами и вязанками хвороста. К столбу привязана ведьма в рубище. Она жива, находится в сознании и понимает, что сейчас ее ожидает страшная кончина в адском пламени. Он медленно обходит вокруг столба, наслаждаясь происходящим, дыша полной грудью, его сердце бьется в такт его звука его шагов. Потом он размеренно читает приговор и поджигает с четырех сторон дрова. Теперь он смотрит, запоминает, снимая на камеру, запечатлевая в анналы своей памяти муки ведьмы, ее вопли и раскаяние в содеянном много лет назад. Такой костер мог бы очистить его душу, пробудить в ней способность нормально жить, спалить горькие воспоминания о событиях, сломавших его жизнь.
Раздумывая об этом, он понимал — в жизни реализовать такое все равно не удастся! Ему стоило значительных трудов каждое проникновение на территорию выбранной им на этот раз церкви. Обычно попы держали сторожа, а сторож — собаку. С псом проблема решалась куском колбасы, но вот сторож нуждался в более творческом подходе. В первый раз он прикинулся племянником отца Сергия, не знающим адреса своего дяди. Когда охранявший храм дед открыл ворота, он ударил его по голове свинцовым кастетом и отнес в сторожку. Во втором случае он подстерег семинариста, который исполнял роль охранника, за воротами церкви. Семинарист также получил по черепу, но на этот раз жертва не видела нападавшего. Сам поджог он проводил быстро, очень быстро. Только укладывал останки ведьмы на алтарь и обливал все вокруг керосином. Потом забрасывал самодельными бомбами и бутылками с зажигательной смесью. Церковь разгоралась минут за сорок, и сразу сбегался народ. К этому моменту он был уже где- нибудь подальше, на возвышенности, откуда мог созерцать плоды трудов своих. Словом, ситуация была довольно опасной. Где уж тут аутодафе по всем правилам разводить?! Да пока он вкопает столб, натаскает дров и привяжет орущую ведьму — не только все село прибежит, а еще и милиция приедет.
Возникала дилемма: либо реализовать план до конца и спасти свою душу от многолетних нестерпимых терзаний, но потерять свободу, а возможно и жизнь, либо совершить все что возможно в данных условиях и удовольствоваться этим. Опыт показывал недостаточность, половинчатость такой неполной мести.
Хотя, и эта мысль показалась ему спасительной, возможно, все переменится, когда в этот подвал войдет последняя из ведьм! Но сейчас пришло время Меркурия. За работу, Злой Ангел!
