с вышивкой в том же стиле, что и на ковре. Справа от нее, на столике, рядом с канделябром покоилась тяжелая книга в суперобложке и манила блеском сокровищ раскрытая шкатулка. Заинтересовавшись и тем, и другим, я осторожно наклонилась над столиком, почему-то чувствуя себя школьницей, ворующей классный журнал.
Книга, к сожалению, написана была на незнакомом мне языке, но, судя по иллюстрациям, это оказался атлас или справочник художников эпохи Возрождения. В шкатулке лежали кольца и серьги — очень много, разных форм и размеров. Объединяло украшения лишь то, что они были сделаны из одного только золота — ни драгоценных камней, ни серебряных вставок. Скупость материала восполнялась фантазией мастера. Особенно мне понравилось одно из колец, сделанное в виде свернувшегося в клубок змея с длинными усами.
— Приглянулось? — промурлыкала Корделия у меня над ухом, и я резко разогнулась, едва не врезавшись затылком ей в подбородок. Скулы, думаю, у меня тут же заалели, хотя стыдиться было, в общем-то, нечего.
— Очень, — честно призналась я, потому что скрывать что-то от телепата показалось мне крайне глупым.
— Хочешь — забирай, — подкупающе улыбнулась княгиня, составляя поднос, накрытый вышитым полотенцем, на кровать. — У меня еще много безделушек.
— Спасибо, но кольца я не ношу, — улыбка у меня была виноватая. — Правда, если вы не против подарить мне образ…
Корделия поощрительно кивнула.
Я закусила губу, сосредотачиваясь. Живое серебро охотно отозвалось, но самым трудным было не заставить его принять нужную форму, а зафиксировать ее. Корделия наблюдала за мной с непосредственным, детским любопытством, подперев подбородок острым кулачком. Когда узкая серебристая полоска на моем пальце вдруг потекла, создавая точное подобие золотого змея, то глаза ее изумленно расширились.
— Прелестно! — зааплодировала княгиня, смеясь, когда конструирование было завершено. Я украдкой перевела дух — копирование такой сложной формы потребовало много сил. К счастью, зрительная память у меня с детства была натренирована работой с нитями. — Это волшебное кольцо, да? — спросила она с потрясающим энтузиазмом.
У меня невольно вырвался смешок.
— «Волшебный» здесь только материал — живое серебро, — пояснила я, радуясь, что нашелся предмет, в котором Корделия разбиралась хуже меня. — А придать ему можно любую форму — хоть доспехов, хоть кубка. Можно даже превратить любой материал в живое серебро, правда, через некоторое время он распадется на воду и углерод…
Внезапно плети девичьего винограда швырнуло в комнату, и я подскочила на месте, с трудом удержавшись от вскрика. Корделия только вздохнула:
— Не обращай внимания, сестренка, это ветер. Поначалу мы все шарахались… Теперь привыкли. Так что там с волшебным кольцом?
— Собственно, это все, — развела я руками, выбрасывая из головы странные порывы ветра и невольно скашивая глаза на поднос. Запахи из-под полотенца доносились дразнящие.
— Ой! — Корделия прижала пальцы к губам. На лице ее появилось растерянное выражение. — Подожди, сейчас! — и стрелой вылетела из комнаты.
Точнее, я подумала, что она вылетела, потому что опять мне ничего не удалось заметить.
Ох, уж эти шакаи-ар…
Княгиня вернулась меньше, чем через минуту, аккуратно неся в руках глиняный кувшин, украшенный причудливой росписью — растительным орнаментом в аллийском стиле.
— Поставила молоко на полочку в камине и чуть не забыла, — смущенно пояснила она, опуская глаза. Картина получилась почти идиллическая — белая романтическая рубашка, скромного вида брюки и потупленные очи. — Хорошо, что Оскар напомнил.
— Кто? — машинально переспросила я, глядя, как она ставит кувшин на столик и откидывает полотенце с подноса.
— Балбес в джинсах, — коротко ответила Корделия, и в голове у меня вспыхнул четкий образ спящего парня из комнаты внизу. — Не обращай внимания, Оскар все время дремлет. У него хобби — видеть сны. И
— А у тебя? — вырвалось у меня. К счастью, Корделия ответила прежде, чем я успела почувствовать неловкость.
— Мое хобби ты видишь в шкафах и в этой шкатулке, — улыбнулась она. — Но у Оскара, конечно, интереснее. Попроси его — вдруг он захочет показать тебе один из своих снов. Мы часто просим Оскара придумать что-нибудь интересное на ночь.
Я поперхнулась.
— Э-э-э, — в голову долго не приходило ничего в достаточной степени вежливого. — Думаю, что единственный, с кем я хотела бы делить свои сны — это Максимилиан.
Корделия замерла на мгновение — а потом улыбнулась так счастливо, что у меня появилось совершенно ясное ощущение, будто бы я выиграла главный приз.
— Ну, как хочешь, — тем не менее, произнесла она вслух с видимым сожалением и прицокнула языком. — Кстати, насчет твоего обеда… Кофе я не нашла. Как ты думаешь, просто теплое молоко подойдет?
— Конечно, — благодарно кивнула я. Конечно, кофе бы продлил состояние относительной бодрости, но ненадолго. Что-то мне подсказывало, что лучше немного поспать после обеда. Вряд ли Ксиль разберется с делами так уж быстро…
«Желтые грибы», кстати, оказались всего лишь шампиньонами в горчичном соусе. Слишком пряными, на мой вкус, да еще опасными в сочетании с молоком… Ну, да я же их не буду сразу запивать.
— Корделия, ты начинала говорить о своем увлечении…
Выпечка, принесенная княгиней, была восхитительно свежей. Удивительно было найти подобное в клане шакаи-ар… впрочем, удивление быстро улеглось, стоило мне вспомнить, что здесь жили еще и дети.
— Увлечение как увлечение, — пожала плечами Делия, отщипывая понемногу от плюшки, посыпанной корицей. Я в глубине души радовалась, что княгиня делила со мной трапезу — обедать в одиночестве было бы не очень приятно. — Все началось вон с той чашки лет семьсот назад, — она указала на невзрачную глиняную поделку, больше похожую на пиалу, чем на чашку, и занимающую отдельную полку. — Увидела как-то гончарный круг, села попробовать… Это потом уже открыла для себя и мастерство стеклодувов, и тонкости изготовления фарфора, и литье.
Я слушала ее и рассеянно кивала. Смысл слов до меня дошел только к концу фразы.
— Погоди, — взволнованно перебила я Корделию. — Ты же не хочешь сказать, что все эти чашки — твоя работа?
Она удивленно вскинула брови, словно не понимая вопроса — и расхохоталась.
— Конечно, моя, чья же еще! — от смеха Корделия откинулась на кровати, едва не сбив со столика кувшин. — И кольцо, которое тебе приглянулась, тоже сделала я. Поэтому-то и была так польщена твоим вниманием к нему! Найта, сестренка, — она резко прекратила смеяться, будто у нее сработал автоматический переключатель настроения, и посерьезнела. — Оглянись вокруг. Гобелены — это увлечение Эллу, его любимое занятие. Он сам делает нити из пряжи, сам красит их, сам создает рисунок и воплощает его в ткани. Недавно, лет сорок назад, и подружку увлек тем же самым. Ковер и покрывало, — она провела ладонью по кровати, — это ее, Мирны, работа. Ройм, который отвечает за припасы в последнее десятилетие, приохотился готовить, и
Я смотрела на чашки за стеклянными дверцами шкафов. Сотни чашек — даже не сервизов, каждая