Искусство и Кофе

практически бесполезен. Картина нигде не всплывала. Возможно, вор затаится на несколько месяцев, прежде чем решится ее продать. А времени у нас нет. Это плохая новость. А хорошая состоит в том, что она… Она — это скупщик, который оказался весьма эффектной дамой, — быстро пояснил Эллис в ответ на мой недоумевающий взгляд. — Не то чтобы она произвела на меня впечатление… Словом, слушайте!

…К скупщику детектив отправился в тот же вечер, благо люди, глухие к велениям закона, обычно и начинали свои дела только с закатом. Впрочем, Эллису, даже «принаряженному» и загримированному для Смоки Халлоу, дверь открыли не сразу. Не помогла ни кодовая фраза, ни выстукивание секретного ритма. А вот монета Зельды, подсунутая под дверь, сразу же возымела действие — Эллису поверили.

Впустили, выслушали — и даже обещали помочь.

— Кажется, эта Неверленд, скупщица краденого, что-то должна нашей очаровательной Зельде, — предположил детектив. — Потом, когда все закончится, обязательно разузнаю подробности, наверняка история была интересная, но сейчас важнее, что Неверленд ответила на мои вопросы.

…Нет, она не слышала о пропавшей картине. Нет, она не думает, что такую вещь понесут продавать, пусть даже и к ней, скорее, вывезут за границу… Но у нее, Неверленд, есть кое-какая идея.

— Вы представляете, Виржиния? Она нашла мне свидетеля! — восторженно сообщил Эллис свистящим шепотом. — Настоящего. Какого-то бездомного побирушку, который имеет обыкновение ночевать недалеко от галереи. Он спившийся любитель искусства — и один из осведомителей Неверленд. Она мне подсказала, где его найти, и я аж затрепетал — вот он, след! И чутье меня не обмануло.

Нищий действительно отыскался быстро — и рассказал занятную штуку. Оказывается, в ту роковую ночь в галерею заглянули в разное время четверо человек.

Бледный изящный господин, пахнущий чем-то странным, похожим на смолу и спирт.

Двое мужчин в неприметной одежде, говоривших с альбийским акцентом.

И — человек в плаще, шляпе и с длинными волосами.

— Тот, последний, единственный вернулся так же, как и вошел, — глаза у Эллиса горели азартом. — Через главную дверь. Зашел — и почти сразу выскочил, как ошпаренный. Ну, как вам новости, Виржиния?

— Интересно, — только и смогла сказать я. За окном лепил то ли мокрый снег, то ли замерзающий на лету дождь. Жуткая погодка, ничего не разберешь…

— Вот и мне кажется, что интересно, — торжествующе произнес детектив. — И, готов правую… нет, лучше левую руку дать на отсечение, что один из этих визитеров — Лоренс Уэст. Вопрос в том, первым он вошел или последним. Вы ведь понимаете, Виржиния? Первый — это убийца. А последний — это тот, кто его покрывает.

Вот тут таинственность улетучилась. Я почувствовала себя порядком озадаченной и осторожно поинтересовалась:

— А как вы пришли к такому выводу, Эллис?

Он нелепо моргнул:

— То есть — как? Все же очевидно.

— Боюсь, не для меня, — напоказ виновато улыбнулась я, ощущая нарастающее раздражение. Ну, разве не может Эллис выражаться яснее? Зачем все эти туманно-высокомерные «очевидно» и «даю руку на отсечение»? — Может, объясните для нелогичной леди ход ваших мыслей?

— Попробую, — вздохнул Эллис и признался: — Давайте порассуждаем. Нищий сказал, что тот, кто вошел последним, воспользовался парадной дверью, а не черным ходом, как первый визитер, или окном, как та парочка. Обозначим последнего посетителя как «Икс». Этот Икс поднялся по крыльцу, неторопливо прошествовал в особняк, где и находится коллекция картин. Скорее всего, Икс открыл входную дверь ключом. Своим или украденным — это уже другой вопрос. Меньше чем через минуту Икс выскочил на улицу, как ошпаренный, забыв даже дверь прикрыть. Какие у вас предположения о том, почему события развивались именно так? — весело поинтересовался Эллис, переплетая пальцы замком и подпирая подбородок.

Сейчас детектив выглядел не то азартным игроком, не то полным дурного энтузиазма студентом, которого нерадивый профессор отправил вместо себя читать лекцию для младшего курса.

Я нахмурилась, собираясь с мыслями:

— Возможно, Икс увидел труп?

Эллис удрученно вздернул брови:

— Ну же, Виржиния, подумайте получше. То, что Икс увидел труп, и ребенку ясно. Скажу вам по секрету — наш славный доктор Брэдфорд после вскрытия заявил, что сторож был убит между двумя и тремя часами ночи. А последний визитер заявился ближе к утру, когда тело уже начало остывать. Ладно, попробую поставить вопрос по-другому: почему Икс вообще пришел в галерею?

— Украсть картину?

— Вполне вероятно, но удобнее было бы это сделать ночью.

— Чтобы проверить перед выставкой, на месте ли картина?

— Возможно, — детектив сыто улыбнулся, по-змеиному сощурив глаза. — Уже не столь очевидная версия, но прав на существование она имеет столько же. Предположим, что Икс — это Лоренс Уэст. Сам или по поручению отца он направляется в галерею и обнаруживает там пропажу картины — и свежий труп. Кстати, вот что бы вы сделали, оказавшись в таком положении?

— В положении трупа?

— В положении человека, нашедшего труп.

В голосе Эллиса не было и тени иронии. Я сдалась и ответила серьезно:

— Полагаю, что тотчас бы позвала «гусей».

— Это самое правильное, что можно сделать, — кивнул Эллис одобрительно и тут же скривился: — Но, увы, так поступают не все. Кто-то боится, что его обвинят в преступлении, для кого-то потрясение из-за страшной находки оказывается слишком сильным. Но вернемся к версии, что Икс — это Лоренс. Предположим, он видит труп, слишком пугается, чтоб позвать на помощь, выбегает из галереи и бежит до самого дома — потрясение, смятение чувств и все такое… Вряд ли в такой ситуации человек сможет изображать спокойствие и неведенье, верно?

— Верно, — согласилась я, скрепя сердце, хотя чувствовала в логике Эллиса какой-то подвох.

— А Лоренс Уэст, если, конечно, последним вошел именно он, вернулся домой, в свою спальню, и спустился к завтраку вместе с отцом и домочадцами. Как утверждала служанка, Лоренс был мрачен, однако на вопрос отца, не случилось ли чего-нибудь, ответил, что все в порядке — мол, ему просто приснился дурной сон. То есть, — Эллис наставительно поднял указательный палец, — Лоренс ни словом не обмолвился о том, что видел в галерее. Даже близким.

— Значит, он не был в галерее? — попыталась я опять мыслить логически, но Эллис только отмахнулся недовольно:

— Нет, нет, мы сейчас рассматриваем другую версию. Где Лоренс — не убийца, но очевидец. Не забегайте вперед, Виржиния. Итак, предположим, что все же Икс — это Лоренс. Он видел труп, знал о пропаже картины — но никому не рассказал об этом; возможно, даже солгал отцу, если тот действительно посылал его в галерею. На допросах Лоренс также упорно твердил, что всю ночь он провел дома, в своей спальне. Внимание, вопрос: если он лжет, то почему?

— Боится, что его обвинят в убийстве? — предположила я. Эллис хмыкнул.

— И упорствует даже после того, как это убийство повесили на его отца? Скверного же вы мнения о Лоренсе Уэсте, Виржиния. Мне он не показался трусом или негодяем, способным пожертвовать собственным отцом. Конечно, эмоциям и личным впечатлениям доверять не стоит, но тут и статистика на моей стороне: человек может молчать из страха перед наказанием, однако чувство вины делает молчание невыносимым. Подставить близкого — все равно что отрубить себе руку. Это возможно, но крайне болезненно, и мало кто способен хладнокровно проделать подобное. Однако есть одно исключение… — Эллис прикрыл глаза. — Иногда человек оказывается в таком положении, что ему приходится выбирать, какую из двух рук отрубить. Вы понимаете, о чем я?

Мне стало зябко.