когти, страшное оружие. Острые, прочные - и удобные, куда удобнее любых ножей. Это все ерунда, что рассказывают про шакаи-ар - мол, что они могут противника загрызть. То есть могут, конечно. Но неудобно. Клыки - это чтобы нежно так, по-дружески цапнуть. Или на охоте, нарастив регенами игольно-острую кромку, между поцелуями аккуратно проткнуть кожу - так делают те, кто не хочет тянуть из людей боль и предпочитает иные чувства.
А если нужно превратить кого-то в кровавую кашу - это только когти. Острые когти и сильные пальцы.
...Янош успела полоснуть наотмашь раз, другой, а потом крики отрезвили ее и выдернули из золотистого тумана ярости. Остальные бандиты не спешили нападать, и скоро стало ясно, почему.
Аксай.
Оказывается, эта его серебристая пыль умела не только успокаивать, но и усыплять.
- Ну, расцарапала ты ему брюхо. Хорошо так, шрамы на всю жизнь останутся, если выживет. И что будешь делать дальше? - Аксай полировал белым платком свои подчеркнуто человеческие ногти. - Добьешь его?
Янош медленно выдохнула, пытаясь отделить свой гнев от навязанного регенами. Одной рукой она вцепилась в горло подонка со стальным прутом, другой - медленно водила вдоль глубокой раны от нижнего края ребер к тазовым костям. Если ударить сейчас еще раз - умрет.
А у нее, у Янош, окончательно проснутся регены.
- Не знаю.
Мужчина был по-южному черноволосый, с крючковатым носом, с неровной загорелой кожей. Он мелко дышал и таращил темные глаза. Кровь его тихо сочилась из разреза и пахла металлом и гнилью.
- Да нет, можешь, конечно, делать, что хочешь, - Аксай расплылся в доброй-доброй улыбке. - Тебе решать. Вопрос в том, что для тебя важнее. Искромсать его, - мужчина дернулся и захрипел, но хватка у Янош была что тиски. - Или спасти подружку. А этих красавцев все равно потом отправят на пожизненное. К наркоторговцам в наше время сама знаешь, какое отношение.
Из всего этого потока вязких, бессмысленных слов, Янош почему-то выцепила только одно - 'спасти'.
Она пришла сюда за Ежом. Не за какими-то бандитами, а за подругой.
А если регены проснутся - никого она не спасет.
Щелчок рычажком - и ролики превратились в кроссовки. Пол был липким от крови и скользил под ногами, но тут и надо-то пройти всего пять шагов - под гулкими металлическими сводами, в синеватом электрическом свете, среди кружащейся в воздухе серебряной пыли.
Ёж лежала на холодном полу и мелко дрожала. И, кажется, не понимала уже, что происходит. Янош опустилась на колени рядом с ней и осторожно коснулась ее затылка. Русые волосы слиплись от крови. Запах боли с каждой секундой становился все тише.
- Аксай... Что с ней?
Серебристая пыль облаком окутала хрупкое тело, потом метнулась обратно - к Аксаю.
- Ну, насколько я могу судить, она умирает. Ей нужно в госпиталь, в реанимационную палату. Причем в ближайшие минут десять.
Не успеет. Автомобиль просто не проедет сюда, на заброшенную стройку.
Янош осознала это так ясно, как видела сейчас Аксая, трещины на полу или темно-красные пятна с резким запахом металла.
- Что же делать... - Янош раскачивалась из стороны в сторону, тихонько подвывая. - Что делать...
Время утекало, как вода через трещину в кружке.
'Сама я не справлюсь'.
Это было очевидно с самого начала.
'Сама - нет... А если просить о помощи?'
И Янош сделала то, на что никогда бы не решилась ради себя. Она потянулась к Старшему - по той невесомой, но прочной нити, что связывает отца и дочь, целителя и пациента, шакаи-ар - и младшего носителя регенов, земное божество - и адепта веры.
'Папочка... помоги, пожалуйста!'
Отклик пришел мгновенно.
'Я здесь, Янош. Что случилось, солнце мое?'
'Она умирает'.
'Кто? - легкое удивление. Потом блоки тети Мер сместились, впуская знакомое сознание, и Старший с облегчением выдохнул: - Не умирает пока, Янош. Но дело плохо. У нас есть примерно восемь минут. Я не успею настроить телепорт к тебе... но я могу попробовать дотянуться до нее'.
- Как? - от шока Янош даже начала говорить вслух.
'Через тебя. Ты моя дочь, Янош. А я целитель. Значит, и у тебя должен быть дар. Просто ты никогда не интересовалась этой стороной своей наследственности, думая только о регенах и о крыльях, - в голосе Старшего не было ни единой нотки упрека. Просто констатация факта. - Впустишь меня, Янош?'
- Да!
Блоки распахнулись, как окна по весне. И пустой дом, холодное от страха сознание Янош, затопило теплое солнце
'Янош, смотри. Ты видишь?'
Переливы цвета, свет и тьма, мозаика, витраж, калейдоскоп - все человеческие слова, не передающие сути. Есть единое целое, оно состоит из миллиарда фрагментов, и положение каждого фрагмента по отношению к другому что-то значит, как и цвет, и яркость, и теплота света...
'Вижу'.
'Смотри дальше'.
Картина стала глубже, рельефнее, и за ней, на ином уровне, проступили очертания человеческого тела. Сначала неявно, а потом все четче и четче, и через несколько секунд Янош видела уже каждую венку, каждую пору в коже, каждую клетку... И каждое повреждение тоже.
Ёж была вся в черных пятнах. И внутри, и снаружи.
'Папочка...'
'Не дергайся, Янош. Будь смелее. И запоминай. Сначала мы восстанавливаем поврежденную нервную ткань... Видишь там, где позвоночник?'
'Да'.
'Смотри'.
Янош, как со стороны, увидела свою руку, источающую белое сияние. Оно миллиардами тончайших игл вгрызалось в черноту - а на том, другом слое бесконечно сложные волокна тянулись друг к другу, срастались, восстанавливался ток нервных импульсов между клетками.
'Теперь кости, в том же месте. Собираем - и сращиваем. Ты видишь?'
'Вижу'.
Янош отвечала это снова и снова, глядя зачаровано, как истаивают под яростным напором белого света пятна гнилой черноты, как время словно оборачивается вспять - рассасываются гематомы, восстанавливается кожный покров, исчезают отеки, срастаются внутренние разрывы...
И все это делали ее руки - и сила Старшего.
Вокруг сиял белый свет.
Янош ощущала себя божеством... или, вернее, жрецом, взявшим взаймы божественную силу. Эйфория кружила голову.
Какой там полет? Полет - это глоток воды для умирающего от жажды.
Исцеление - целое озеро.
'А теперь - погружаем ее в сон. Вот так - просто принуждаем мозг выработать некоторые гормоны... Янош, не теряйся. Следи внимательно'.
'Я слежу'.
Потом сила схлынула, оставив после себя дрожь в руках, странную легкость во всем теле - и девочку
