Служанка в высшем свете

Темные глаза сузились.

— Благодарю вас, милорд. Этого совершенно достаточно для моих потребностей. В конце концов, никто ее не увидит.

Его брови взлетели.

— Ясно. — И тут же он проклял себя, когда ее щеки запылали, и вспомнил, по какой причине пришел к ней. Даже в этом ужасном, скрывающем все тряпье ее тонкая фигурка выглядела так, словно ее может унести дуновение ветра.

— Вы позвонили, чтобы вам принесли ужин? Вы едва коснулись обеда.

— Да.

Он редко слышал такую непосредственную ложь. Как догадался, что это ложь, он не знал. И не стал спорить. Просто шагнул к каминной полке и дернул за шнур звонка.

— Что вы делаете? — спросила Верити.

— Посылаю за вашим ужином! — прорычал он. И сам себе поразился. Он пришел, готовясь быть вежливым, даже нежным. Каким образом она успела настолько вывести его из равновесия?

Верити покраснела, потом побледнела.

— Совершенно незачем беспокоить ваших слуг, милорд. И… и я все равно не была голодна.

— Тогда вы, черт возьми, должны быть голодны сейчас, — сказал он. — И нечего дуться, это ничему не поможет.

— Я не дуюсь! — Ярость в ее голосе удивила его, но это было, по крайней мере, лучше, чем полная безжизненность, в которой она пребывала. — И я вполне способна решить, когда мне нужно есть!

— Разумеется, — ответил он, изо всех сил сдерживая раздражение. — Поэтому я скажу, чтобы принесли несколько яблок, хлеб и сыр, который вы можете съесть, когда решите, что вам это нужно.

Что-нибудь простое. Он не хотел морить ее голодом, но будь он проклят, если добавит работы прислуге только потому, что она не пожелала есть за столом.

— Благодарю вас, милорд. Это… это очень любезно с вашей стороны. Просто я… Мне очень жаль. Я уверена, что обед был прекрасный, но все эти соусы… и я не была так уж голодна.

Любезно? Он хмуро напомнил себе, на что была похожа ее жизнь. И — вспомнил, как был не в состоянии переварить обильную плотную еду после многолетней кампании в Пиренеях.

— Может быть, вы будете еще более любезны, милорд?

Он застыл. Черт. Он мог бы догадаться, что она попытается обернуть его мимолетный промах в свою пользу. Чего она теперь захочет?

— Возможно, — помедлив, произнес он.

— Я бы предпочла сама заказывать себе пищу.

Он нахмурился, колеблясь. Ее голос звучал так сдержанно, что нельзя было различить интонаций.

— Вы дадите мне честное слово, что пошлете за едой, а когда ее принесут — съедите?

Она кивнула.

— Ваше слово, сударыня, — настаивал он.

Очень медленно она повернула к нему лицо.

— Мое честное слово? — Мрачность ее глаз и тонкая линия сжатых губ полоснули его точно ножом.

— Да, — сказал он.

Он должен убедиться, что она что-нибудь съест. В глубине души он знал, что, если Верити даст слово, она его сдержит.

Она взглянула ему в глаза:

— Вы его получили. Чего бы оно для вас ни стоило. Спокойной ночи, милорд.

— Ваш покорный слуга, мадам.

Макс поклонился и вышел. Закрыв за собой дверь, соединяющую их покои, он прислонился к ней, раздумывая. «Чего бы оно для вас ни стоило…». Дьявол, что она имела в виду? Что он не может рассчитывать на то, что она сдержит слово? Нет, это не так. Она имела в виду нечто совсем иное. Неужели она считала, что он не придает ее слову никакого значения?

Лучшее, что он мог сделать, — это налить себе большой стакан бренди и лечь в постель. Когда- нибудь он привыкнет к тому, что она спит в соседней комнате. Он справится, особенно когда его тело привыкнет к мысли, что ему придется поддерживать полный контроль над собой во время любого визита к постели жены.

Глава 8

Два часа спустя Макс все еще не спал. Злясь на собственную глупость, он неотрывно смотрел на дверь, соединяющую покои. Он принял решение, черт побери! Он не пришел ночью к ее кровати. Он слышал, как входила миссис Хенти. Дважды. Значит, она принесла какую-то еду. К настоящему времени Верити должна была ее съесть. И должна была крепко спать.

Но если она не спит… если она ждет его… разве он не дал понять совершенно ясно, что не вернется в эту ночь? Или в любую другую ночь, пока способен управлять своими страстями. Мысль о том, что она может ждать его… нет. Он должен был проверить.

Он открыл дверь очень тихо. Если бы она уже спала, последнее, что он хотел сделать, — это разбудить ее. Огонь в камине прогорел до углей, но рядом с кроватью все еще мерцала лампа. В этой огромной кровати лежала его жена и сонно дышала, обняв подушку, словно прильнув к любовнику. Он должен был сохранить самообладание, иначе вряд ли сможет разделить с ней постель.

Мягко ступая, он подошел и посмотрел на нее сверху вниз. О дьявол! Ее глаза были покрасневшими, ее бледные щеки исполосованы следами от слез. То, что она плакала, пока не заснула, ударило его в самое сердце.

Он смотрел на нее. Она утверждала, что никогда не хотела заманивать его в ловушку, что собиралась стать его любовницей. А потом купить аннуитет. Неужели она действительно думала сохранить в тайне подобный обман? Эта мысль расстроила его. Мог бы он хоть когда-нибудь узнать истину, если бы Хардинг не дознался, что Верити Скотт жива?

Его пальцы потянулись погладить ее влажные щеки. Он отступил, дрожа. Подавив проклятие, прикрыл покрывалом ее плечи, отвергая искушение, преодолевая яростный протест своего тела, неотступно жаждущего оказаться в кровати рядом с ней и заняться с ней любовью, заглушая свое сердце, которое стремилось утешить ее. Любой ценой он должен был держаться от нее на расстоянии.

У нее нет причин плакать, жестко сказал он себе. Она получила то, чего добивалась, — безопасность. Во всех материальных смыслах.

Если бы только она не была Верити Скотт! Женщина, которую он должен был защитить своим именем, не имея другого выбора. Если бы только она была — если уж начистоту — Селиной! Он взглянул на нее еще раз. Темные тени под глазами вызвали укол боли. Она, должно быть, измучена. Он осторожно вновь провел пальцами по ее щеке. Такая мягкая. Шелковая.

— Спокойных снов.

Он услышал тихий вздох. Она уютно прижалась к подушке и подставила щеку под его ласки. Он неохотно отнял руку.

Затем тихонько задернул кроватный полог и ушел.

Луч света полоснул по глазам Верити. Она медленно открыла глаза и моргнула. Полог ее кровати с одной стороны был закрыт, пропустив этот единственный луч. Когда она это сделала? Верити, зевая, утонула щекой в мягкой подушке. Она вспомнила, как легла спать, но не закрывала завесы. Другое воспоминание пришло к ней: нежные ласки и бархатный глубокий голос: «Спокойных снов». Это был сон. Не более.

Верити села и потянулась. Прошлой ночью она приняла некоторые решения насчет своего брака. Она не знала, сможет ли успешно претворить их в жизнь, но нужно было попытаться. Это был единственный