Подстегиваемый клокотавшей в нем ненавистью и не сомневаясь в успехе «своей борьбы», Троцкий был полон оптимизма. Об этом свидетельствует его тайная переписка. Так, в секретном письме от 16 декабря 1932 г. своим «болгарским сторонникам», подписанном псевдонимом «Г. Гуров», он писал: «
Многие сотни, может быть, и тысячи прежних капитулянтов, особенно рабочих, вернулись на путь оппозиции… Незачем говорить, насколько этот факт упрочивает авторитет оппозиционеров, не покидавших ни на час своего знамени. <…> Что касается
Обратим внимание, что «Иудушка Троцкий» (определение Ленина) был не последним, кто после смерти основателя партии проституировал на его имени. Ирония истории в том, что следующим «верным ленинцем» станет Хрущев, реабилитировавший «врагов народа» и узаконивший непогрешимость партийной бюрократии. Цитатами Ленина, вырванными из конспекта его произведений, будет прикрываться брежневская номенклатура периода застоя: «Верной дорогой идете, товарищи!» Этот парад демонстрации преданности «идее» закончится тем, что «самые верные ленинцы» – Горбачев и Ельцин – сметут саму партию и разрушат то государство, которое основал Ленин.
Каким же способом Троцкий намеревался «вернуть рабочих на путь оппозиции»? Для реализации задуманных им планов Троцкий предлагал иностранным секциям диверсионную программу иноземного влияния: «Все иностранные секции имеют возможность оказывать прямое и косвенное содействие возрождению и укреплению организации русских…»!!! Он требовал: «
Все эти виды работы требуют, разумеется, чрезвычайного внимания и осторожности: надо строго отбирать посредников, чтобы в их среду не затесались… сталинские провокаторы».
В это время Троцкому казалось, что будущее обещает для оппозиции только благоприятные перспективы. 19 декабря 1932 г. в письме своему сподвижнику С. Манову он сообщал: «В Советском Союзе совершаются большие события. Сталинская группа политически совершенно изолирована. В партийном аппарате полная растерянность. Сталин держится через ГПУ. Аресты приняли неслыханные размеры. < …>
Троцкий как всегда ошибался. Большие события назревали не в СССР, а в Европе. Это стало очевидно 30 января 1933 года, когда рейхсканцлером Германии был назначен Адольф Гитлер. Однако Лейба Бронштейн ошибся и в оценке европейской ситуации. В том же году он самоуверенно предрекал:
«Без революции германский пролетариат не обойдется. Но в своей революции он будет говорить по- немецки, а не по-русски. Я не сомневаюсь, что он будет говорить гораздо лучше, чем говорили мы». И даже когда стало вполне ясно, что Гитлер заговорил хоть и немецким языком, но с нацистским акцентом, Троцкий не утратил призрачные иллюзии. В марте в «Бюллетене оппозиции» он пророчествовал:
«Борьба Гитлера за овладение государством только начинается. Главные трудности еще впереди. Даже перелом торгово-промышленной конъюнктуры к лучшему изменит соотношение сил не в пользу Гитлера…» Его ноздри уже щекотал запах дыма от пожара назревавшей революции, и он заспешил в Европу. В 1933 году, с помощью своих сторонников он получил от французского правительства разрешение на переезд во Францию. Отправившись из Турции 17 июля на пароходе «Болгария», утром 24-го он с женой прибыл в Марсель. Вместе с четой плыли четыре его секретаря: Сара Вебер, Макс Шахтман, Ван Ейженорт и Адольф. В трюмах корабля лежал его солидный багаж. Несколько добротно сколоченных ящиков с архивом Троцкого, которые без проволочек были отправлены в Париж.
Позже Троцкий станет утверждать, что по прибытии в Марсель он в сопровождении друзей сразу же отправился «на курорт Руайан, у устья Жиронд», где пробыл «с июля до начала октября». Он писал: «Мы жили в Руайане, как и вообще во Франции, инкогнито». Правда, эти утверждения о якобы «скрытной» жизни выглядят весьма комично, ибо через абзац он сообщает:
«В Руайане меня посетили свыше 30 (!) друзей из разных стран: около двадцати парижан, семь голландцев, два бельгийца, два итальянца, один англичанин, один швейцарец и т. д.» Позднее он доведет список посетителей до полусотни. Поэтому его «инкогнито» выглядит секретом Полишинеля. Иначе как же нашли его, «тайно» проживавшего во Франции, почти две роты приверженцев из разных стран европейского континента?
Впрочем, само паломничество к нему не было случайностью. 19 августа, на пленуме Интернационального Секретариата, левая троцкистская оппозиция «взяла курс на образование параллельных компартий и их международного объединения – Четвертого Интернационала».
Мог ли Троцкий накануне этого значимого события в своей политической деятельности «забыть» о своих приверженцах в СССР? Мог ли не напомнить им о себе в тот момент, когда подобно Наполеону, бежавшему с острова Эльба, почти триумфально вступил на берег Франции? Примечательно, что, ведя переговоры о переезде с французским правительством, предполагаемым местом жительства он выбрал именно Корсику. Правда, отправляться на родину великого корсиканца он так и не решился.
Разворачиваемая в эти годы антисоветская пропаганда Троцкого строилась на усилившихся призывах к насильственному свержению Сталина. В «Бюллетене оппозиции», распространяемом в СССР, в 1933 году он утверждал: «Первое же социальное потрясение, внешнее или внутреннее, может ввергнуть распадающееся советское общество в гражданскую войну».
Через восемь месяцев после прихода к власти Гитлера, в сентябре 1933 г., заместитель наркома по иностранным делам, троцкист Николай Крестинский отправился на очередной отдых в Киссиенген. По пути он остановился в Берлине, где в советском посольстве встретился с троцкистом Сергеем Бессоновым. Крестинский сообщил ему, что по имевшимся у него сведениям руководитель внешнеполитического отдела национал-социалистской партии Розенберг произвел зондаж «по вопросу о возможности тайного соглашения между национал-социалистами в Германии и русскими троцкистами». И в этом не было противоречия. Поскольку активно выступавшие против Коминтерна левые фактически преследовали те же цели, что и нацисты.
Крестинский сказал Бессонову, что до конца сентября он пробудет в санатории, а затем он отправится в итальянский Меран, но «ему, во что бы то ни стало, необходимо увидеться с Троцким». В это время, с конца июля, Лейба Бронштейн со своей свитой «секретарей» и телохранителей «проживал в местечке Сан-Ралай, возле курорта Ройан». К концу сентября он перебрался в небольшой город на юге Франции Сан-Пале. В записках Троцкого отмечено, что «с 9 октября по 1 ноября» он жил «в Баньер-де-Бигор». Как раз накануне путешествия в Пиренейские горы, «на второй неделе октября» и прошла его встреча с Крестинским. Она состоялась в итальянском городке Меране, куда Троцкий вместе с сыном прибыл с фальшивым паспортом.
На совещании Лейба Бронштейн признал, что «организация троцкистов недостаточна не только для того, чтобы произвести переворот, и тем более удержаться у власти. Поэтому существенно важно добиться соглашения с иностранными государствами, заинтересованными в оказании троцкистам помощи». Развивая свою мысль, он продолжал:
«Зачаточным соглашением такого рода является наше соглашение с рейхсвером, но это соглашение ни в коей мере не удовлетворяет ни троцкистов, ни немецкую сторону… Во-первых, нашим контрагентом в этом деле является только рейхсвер, а не германское правительство в целом…
Второе. В чем сущность соглашения с рейхсвером? Мы получаем небольшую сумму денег, а они получают шпионскую информацию, которая будет им необходима при военном нападении. Но ведь германскому правительству, в частности Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская
