– Уф! – сказал он, ввалившись в кабинет. – Еле ноги унес!.. Я понимаю, самоубийство Глинки должно было вызвать интерес у прессы, но чтобы такой!..
Кшижевский сидел за столом, сцепив пальцы рук и положив на них подбородок, и взгляд его Рыманову не понравился.
– Кретин! – тихо сказал Кшижевский. – Ты и в самом деле все проспал, знаток тайных операций!.. Если бы твой Глинка только застрелился! Если бы!.. Твой Глинка на весь мир раззвонил и об Ультиматуме, и о «Мэджик стар». «Я, – видите ли, – в корне не согласен с методами и формами работы Организации Объединенных Наций По Вопросам Разоружения, – процитировал он с бланка, лежащего перед ним. – Деятельность ЮНДО, – видите ли, – глубоко порочна и только дискредитирует благородную идею освобождения планеты от скверны оружия».
Рыманов замер, ошеломленно открыв рот.
Сорвалось, думал он. Черт бы побрал этого Вацлава! Весь мой замысел пустил коту под хвост!..
Кшижевский расценил его молчание по-своему.
– Как будем выпутываться? – спросил он.
Рыманов пожал плечами и сел в кресло.
– Можешь мне показать, что он там раззвонил миру?
– Да все, что только мог!.. Включи тейлор и сам увидишь. По всем каналам глобальной сети крутят… И назвал-то как! «Обращение к человечеству»!.. Только нет времени, Серж! Сам понимаешь. Сейчас такое начнется – от меня не останется ничего! Надо что-нибудь предпринять.
– Пожалуй, теперь уже поздно, – сказал Рыманов и устало вздохнул. – Ноги бы унести!..
Кшижевского словно подбросило из-за стола. Он заметался по кабинету.
– Ну нет, – прошептал он ядовито. – Ты потому так говоришь, что тебе практически не грозит ничего! Это было бы слишком просто: ноги унести… Мы пока еще руководители ЮНДО, а ЮНДО – одна из двух самых мощных в мире организаций, обладающих оружием. – Он успокоился и снова сел за стол. – Как ты думаешь, кто поддержит нас в случае конфликта с Советом Безопасности?
Теперь уже вскочил Рыманов.
– Ты что? – заорал он. – Ты хочешь пойти на открытое столкновение со всем миром?.. Да ты рехнулся, парень!
– Ничего я не рехнулся, – сказал Кшижевский. – Разве есть другой выход?.. Отдуваться за всех я не намерен! Подготовь приказ о приостановке операций против FMA и о приведении спецподразделений ЮНДО в боевую готовность… Скажем, в связи в чрезвычайными обстоятельствами.
– С какими чрезвычайными обстоятельствами? – Рыманов возмущенно фыркнул. – Ты считаешь то, что под тобой зашаталось кресло, чрезвычайным обстоятельством?.. Из-за этого можно рисковать миллионами жизней?
Кшижевский смотрел на него широко открытыми глазами. Из них вдруг выплеснулся страх, и это было так неожиданно и непривычно, что Рыманов опешил.
– Вот оно даже как? – сказал тихо Кшижевский. – Странная песня! Ну-ну!.. А может быть, в выходке Глинки и без твоего участия не обошлось, а? Может быть, ты сам в мое кресло метишь, а? Как бы не так, как бы не так!
Он быстро опустил правую руку в недра стола, и через мгновение в глаза Рыманову смотрел зловещий черный зрачок.
Рыманов сжался.
– Ну и что? – сказал он спокойно. – Спецподразделения ЮНДО подчиняются только мне, ты не можешь отдать им приказа.
Кшижевский медленно встал из-за стола, медленно обошел его и медленно приблизился к Рыманову, не дойдя, впрочем, до него метров четырех.
– А ну, поднимайся!
Рыманов встал.
– Руки за голову, и двигай к тейлору. И без шуток!
– Я не отдам такого приказа!
– Пристрелю как собаку! – прошипел Кшижевский.
– И Шарп не отдаст! И Гиборьян тоже!
– Пристрелю! – опять прошипел Кшижевский. – Ты меня знаешь! Аккуратную такую дырочку во лбу…
А ведь пристрелит, подумал Рыманов. Ей-богу, пристрелит! И не достать – близко не подходит.
В дверь постучали.
Кшижевский спрятал руку с оружием за спину.
– Стой спокойно, где стоишь! Дернешься – первая пуля тебе!.. Да! Войдите! – гаркнул он.
Дверь распахнулась, в кабинет ввалилось несколько парней в черной форме гражданской жандармерии.
– Господин Кшижевский! – сказал один из них. – Капитан жандармерии Пьер Делакруа. – Он отдал честь. – Вы арестованы, господин Кшижевский!.. Вот ордер, можете ознакомиться.
– Я арестован? – воскликнул Кшижевский и вдруг расхохотался.
Жандармы недоуменно переглянулись.
– Я арестован! – заорал Кшижевский. – Я – генеральный директор ЮНДО – арестован жандармерией!
Да он свихнулся, подумал Рыманов. И вдруг понял, что сейчас произойдет. Времени у него оставалось только на то, чтобы, сильно оттолкнувшись правой ногой, прыгнуть вперед.
В начале прыжка он увидел, как ушла из-за спины рука Кшижевского, и услышал, как быстро – один за другим – прозвучали два выстрела. Краем глаза он успел заметить, что жандармский капитан схватился за бок и начал оседать на пол. Еще он успел заметить, как метнулись в стороны другие жандармы, но это было уже не главное, и он отключился от них, потому что они сейчас не могли ничего изменить: пуль в обойме хватило бы на всех. И на него бы осталось. Поэтому главным было дотянуться до правой руки Кшижевского прежде, чем тот развернется в его, Рыманова, сторону и полыхнет в упор жаром из черного зрачка… И, вложив в прыжок все свои силы, он успел. Мелькнул, кувыркнувшись в воздухе, пистолет, ойкнул от боли Кшижевский, и Рыманов всем телом обрушился на него, сбил с ног, подмял под себя, выкручивая левую, неповрежденную руку и бормоча: «Как бы не так, милый! Как бы не так!»
Здесь к нему на помощь пришли жандармы. Кшижевский коротко вякнул, когда звонко щелкнули на запястьях наручники, ошалело обвел присутствующих глазами. Тогда Рыманов встал, подошел к столу, налил в стакан воды и жадно, с бульканьем выпил. Холодные струйки бежали по подбородку, и было чертовски приятно ощущать этот живой холодок.
А потом в кабинет вошел молодой человек в модном светящемся костюме с маленьким черным кейсом в руках и, представившись следователем по особым делам Трюффо, подвел черту.
– Вы, господин Кшижевский, – сказал он, – обвиняетесь по статье семьдесят четвертой Всемирного Уголовного Уложения – «Нанесение ущерба мировому сообществу», а также по статье сто четвертой – «Ведение военной пропаганды», а теперь еще по статье сто девяносто пятой – «Убийство должностного лица при исполнении им служебных обязанностей».
И тогда Рыманов оторвался от стола и подошел к следователю. Вытащил из кармана диктофон.
– Вот здесь, господин Трюффо, запись нашей последней с господином Кшижевским беседы, состоявшейся несколько минут назад.
– Благодарю вас, господин Рыманов, – сказал следователь, и диктофон исчез в его кейсе. – Документы о выдаче оформим чуть позже.
А Кшижевский хриплым голосом проговорил по-русски:
– Ну и сука же ты, Серж!
6
Когда все собрались, Рыманов переключил внешние информационные каналы на секретаря и обвел присутствующих тяжелым взглядом.
Шарп расположился на своем привычном месте слева от Рыманова. Справа, на месте Глинки сидел угрюмый Гиборьян. На его лице было написано все, что он думает по поводу происшедших и предстоящих
