понадобилось опровергать грубой вставкой в оригинальный текст. Предположим, что это был Иоанн, но тогда почему так бурно реагирует на его появление Пётр? И зачем нужно было именно в этом эпизоде лишний раз отсылать к Тайной вечере и к вопросу о предательстве? Нигде в Евангелиях не отражены какие-либо дела или слова Иоанна, оправдывающие возглас Петра. Наоборот, есть лишь один апостол, кроме самого Петра, связанный с сатаной. Такое совпадение, что и сам Пётр предавал, трижды отрекшись, и тоже был назван сатаной в прямой речи Иисуса, лишь возбуждает подозрения, что в финале четвертого Евангелия речь идёт об Иуде из Кириафа.
Опять же, в синоптических Евангелиях, явно со слов участников Тайной вечери и, прежде всего, апостола Петра передан диалог:«При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал».[24] То есть подтверждается, что разговор происходил между Иисусом и Иудой. При этом Иоанн специально подчеркивает участие Петра в мизансцене. То есть подсказывает – тот, о котором говорил Пётр, и есть любимый ученик. Нужно заметить, что именно Иоанн является лучшим учеником Иисуса в части символического иносказания, владения языками. Этим объясняется возможная замена имени Иуды эвфемизмом «любимый ученик» – так, чтобы посвященные поняли, о ком и о чём речь, а неготовые к восприятию столь сложного противоречия остались в неведении и не соблазнялись.
Разумеется, никакой америки мы с вами не открываем, и этому спору – а не был ли Иуда тем самым любимым учеником? – столько же лет, сколько и Евангелию от Иоанна. Чему как раз и свидетельство – вставка в его финале. Однако мы всё же сделали небольшое открытие. Оказывается, Булгаков в этом давнем споре выбрал вариант Иуды. Иначе не стал бы вносить в последний вариант Романа рассказ мастера об Алоизии как лучшем друге. Или, может, Булгаков не знал канонических Евангелий или не понимал параллели между Алоизием и Иудой?
При таком стереоскопическом рассмотрении образ Иуды в ершалаимских главах перестаёт быть одномерным. Так что нам придётся ещё углубиться в эту тему. В канонических евангелиях есть и другие подтверждения особой роли ученика Иуды при Учителе: «Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали». [25]
Опять же присказка насчёт вора несколько выбивается из стиля повествования, не говоря уже о смысле. Четвёртое евангелие потому и называется «аналитическим», что его автор более тонкий и глубокий мыслитель, чем авторы евангелий «синоптических». И тут такой грубый пассаж, рассчитанный на невзыскательную публику. Но вот сообщение насчёт денежного ящика, который был доверен Иуде, выглядит вполне достоверным. А что это означает? Ничего особенного, кроме того, что по меркам будущей христианской церкви Иуда исполнял функции епископа в апостольской общине. И в силу этого был первым помощником Иисуса в мирских делах. Какие это могли быть дела? Ну, например, подготовка конспиративной явки для Тайной вечери в доме, неизвестном другим апостолам.
Одно из бросающихся в глаза отличий булгаковской версии от канонических евангелий – совсем недавнее знакомство Иешуа с Иудой, работавшим в меняльной лавке Ершалаима. Но так ли уж сильно расходится эта версия с канонической? Или этим внешним противоречием Автор обращает внимание на какие-то важные детали? Кроме того, у Автора или у мастера есть в запасе такая причина расхождений, как нежелание Иешуа рассказывать о том, что не имеет значения в этот страшный и великий день или мешает замыслу.
В канонических евангелиях Иуда сразу перечислен в числе двенадцати, избранных Иисусом в ученики. Но не сообщается, где и когда Иешуа познакомился с Иудой. Впервые же Иуда становится активным действующим лицом за шесть дней до Пасхи в Вифании, когда вступает в спор по поводу масла. Другое совпадение – причастность Иуды к денежным делам. Есть ещё важная деталь в булгаковской версии: Иешуа сообщает Пилату о том, что Иуду интересовал вопрос о власти – параллель с беседами мастера и Алоизия о политике. Иуду интересует та часть бытия, которая в известной формуле обозначена как «кесарю – кесарево». Ну, и последнее совпадение – в том, что из всех апостолов Иешуа говорит лишь об Иуде и о Левии Матвее, но об Иуде он отзывается всегда позитивно, а Левия критикует. Это ещё одно неявное подтверждение версии о любимом ученике.
Спор о том, был или не был Иуда тем самым любимым учеником, не имел бы значения, если бы за ним не вставал другой, более важный мировоззренческий вопрос. В конце концов, контраст превращения в предателя просто ученика или любимого ученика не столь велик. Гораздо более важной является та самая финальная сцена четвертого евангелия, где любимый ученик сопровождает воскресшего учителя и пребудет с ним до второго пришествия. Главный спор идёт о признании решающей роли Иуды во всей мистерии крестной смерти и воскрешения. И в этом смысле Булгаков, очевидно, утверждает необходимость той жертвы, которую приносит не только Иешуа, но и Иуда. Во-первых, это участие Иуды в драматическом сюжете «романа о Страстной пятнице» в числе лишь трёх учеников Иешуа, считая Пилата. Плюс то самое предвидение Иешуа о необходимости смерти Иуды.
Почему же этот спор так важен для идеологов и адептов христианских церквей, что западных, что восточных? Потому что предательство Иуды – это проявление духа сатаны. Тогда получается, что вошедший в Иуду сатана помогает Иисусу достичь целей, заповеданных Богом. И ещё стоит напомнить, что «вошёл в него сатана», когда Иисус «обмакнув кусок, подал Иуде». Это пишет Иоанн, точно знающий символику библейских иносказаний: хлеб — это знание, а масло — это любовь, точнее – энергия любви. Выходит, сатана вошёл в Иуду вместе со знаниями и любовью Учителя?
Таким образом, двигаясь вслед за Автором по оставленным им в Романе знакам и указаниям на евангельские события, мы опять пришли к заглавному вопросу Романа: «Так кто же ты?». И к вопросу о роли сатаны в исполнении божественного плана, о наличии которого свидетельствует Воланд в первой главе. Однако, что же нового в этом вопросе? В конце концов, первым этот вопрос поставил не Булгаков, и даже не Гёте в «Фаусте». Впервые этот вопрос был поставлен и разрешен в библейской Книге Иова. И почему церковники так опасаются даже постановки этого вопроса в связи с ролью Иуды? Может быть, по той причине, что не один лишь апостол Иуда был назван в Новом Завете сатаной? Более того, апостол Пётр был назван так в прямой речи самого Учителя. Финал четвёртого евангелия – это благословление апостола Петра как пастыря, первого епископа христианской церкви. Появление в этот момент самого первого епископа – Иуды, не является ли необходимым напоминанием о сатанинской природе любой земной власти, включая церковную?
Если Булгаков признает Иуду любимым учеником и считает его участие в Мистерии необходимым и решающим, тогда не означает ли это апологию предательства и возведение Иуды в ранг святого? Нет, конечно! Булгаков согласен с тем, что судьба предателя предопределена, и Иуда должен умереть. Булгаков всего лишь призывает нас не уходить от острых мировоззренческих вопросов, и в частности – от вопроса о роли сатаны в духовном развитии человечества.
Будет нелишним заметить, что все три ученика Иешуа, действующие в ершалаимских главах, так или иначе сопричастны к деньгам и власти, что называется кесарево. Иуда – меняла и тайный агент власти. Пилат – вообще наместник кесаря. Левий Матвей – бывший сборщик податей. Мы опять вернулись к формуле «Богу – Богово, кесарю – кесарево». Внутреннее, духовное начало противостоит вещественному миру, божественные помыслы – сатанинским соблазнам, Израиль – Египту.
Но опять же вопрос, а был бы Израиль без египетского плена? И не был ли научен Моисей сначала всей мудрости Египетской? А есть ещё в Новом Завете такая соблазнительная притча о блудном сыне, где отец более ценит того, кто прошёл через соблазны мира и научен внешним наукам, но вернулся к духовным ценностям, а не старшего сына – невинного, но и не спасённого.
Получается, что Бог не может обойтись без сатаны? Иисусу нельзя спастись и спасти других иначе,
