MMIX - Год Быка

понятно, почему нужно было очень глубоко зашифровать это открытие о тайной природе советской власти как наместника заморского «кесаря».

Остаётся понять, кто является коллективным прообразом самого Иешуа. Кого в течение XX века сначала предали, бросали в подвалы, избивали, допрашивали, распяли и похоронили, и несмотря ни на что, он остался жив и спас всех своих учеников? Кто несмотря ни на что, проявлял любовь к своим мучителям и готовность вместе с ними исправлять ошибки и строить светлое будущее? Да, это именно он – русский народ, все здоровые, по-настоящему свободные силы в русском обществе.

Такое толкование героев «романа в романе» соответствует нашей гипотезе о том, что великий роман всегда несёт в себе образы коллективной памяти, а сюжет отражает тот скрытый план, о котором толковал Воланд в первой главе. И ведь на самом деле, «роман мастера» сам по себе является великой драматургией, самой яркой и вдохновляющей частью всей книги. Но это эстетическое удовольствие, как мы знаем, происходит от совпадения ключевых образов сюжета с «кодовыми замками», которыми запечатлён воландов план в нашей коллективном бессознательном.

Булгаковский Роман пользуется любовью не только у русского читателя. Возможно, «роман в романе» отражает содержание скрытого «плана» на долгий XX век не только для России, но и для всего мира. Сходство двух «планов» может объясняться тем, что сюжетные линии мировой политики концентрируются вокруг судьбы России и отражаются в её внутренней политике. И все обнаруженные нами коллективные прообразы генетически связаны с такими же силами в мировом масштабе.

В этом случае воплощением Иуды в мировом масштабе – силой, которая предаёт Россию на растерзание, является европейская элита, составной частью которой была «белая» российская элита. Можно говорить и конкретно о Германии как олицетворении обращенной к России Европы. Не было более близкой и любимой страны для российской элиты, чем Германия. Собственно, изначальным ядром петровского дворянства были прибалтийские немцы. Но когда речь в XIX веке зашла о больших деньгах, то этот немецкий «Капитал» оказался в одном флаконе с европейской русофобией.

Понтий Пилат в мировом масштабе – это англосаксонские державы, лидером которых в XX веке является США. После предательства континентальной Европы, избитая в мировой войне Россия предстает перед лицом самой могущественной страны. И вот ведь совпадение, Америка именно в это время, когда писался Роман, страдала тяжелейшей депрессией на грани саморазрушения. Советское руководство не просто вступило в диалог с США, но обеспечило заказами американскую промышленность. И ещё Россия, как это сейчас не выглядит странно, поделилась с депрессивной Америкой новейшими знаниями и практикой государственного стимулирования экономики. Труды русского экономиста Кондратьева стали «светом в конце туннеля», который придал уверенности американцам.

Тёмная грозовая туча войны над распятой Россией, казалось бы, умершей на двойном кресте XX века, оказывается на самом деле спасительной. Удар копьём в сердце России не достигает своей цели. Россия, в том числе и при помощи Америки, остаётся в живых, но в таком состоянии, что впору хоронить. И буквально на глазах возрождается, восстаёт из пепла, пугая всех, включая самого Пилата.

Но кто же в этом контексте Левий Матвей? Кто является мировым аналогом русской интеллигенции, как не мировое еврейство? После исторической встречи еврейства с Россией происходит обращение бывшего мытаря, восточноевропейского сборщика податей и доходов. Еврейство становится революционной силой и сливается в единую «прослойку» с психологически близкой русской интеллигенцией. Мечты Левия одним ударом покончить с русским народом, чтобы тот не мучился, тоже не далеки от образа мыслей советской интеллигенции. И ещё – в конце сюжета Левий (Израиль) переходит от Иешуа (России) под опеку Пилата (США), которому благодарен за казнь Иуды (Германии).

Разумеется, это лишь схематичное толкование «романа в романе». Но оно вполне объясняет многие подробности этого сюжета, никак не вытекающие из канонических или апокрифических евангелий. И всё же у внимательного читателя могут возникнуть вопросы. Например, рабом денег становится Иуда, или в его образе Германия. Но ведь это англосаксы, Америка является центром финансовой системы капитализма? В том-то и дело, что американская элита является хозяином, а не рабом денежной системы. Это Европа оказывается в рабской зависимости от денег. А сама Америка зависит, прежде всего, от своих геополитических страхов.

Если читателям интересно, можно более подробно разобрать психологические механизмы духовного рабства – предательства любимого Иуды, трусости могущественного Пилата и тупости преданного Левия. Или может быть уже пора переходить к толкованию московской части Романа?

16. О фарисее и о тиране

Мне кажется, что нам всё же удалось перехватить взгляд самого Автора на своих героев. Критерием истинности здесь является то, что ниточка, за которую мы потянули, продолжает разматываться, не обрываясь и приводя к новым открытиям, которые лежат в русле общей логики. В этом отличие от прежних толкований и исследований Романа, распадающихся на фрагменты или шитых иными нитками – идеями из совсем других сюжетов и произведений.

Теперь можно находить ответы и на такие загадки Романа, которые вовсе не были спрятаны, и лежали у всех на виду. А это значит, что взгляд наш скользил по поверхности блестящего текста, не проникая в глубину чистейшей воды. Как будто закатное солнце слепит взгляд, отражаясь от мелкой ряби на Патриарших прудах. Один из таких простых, лежащих на поверхности вопросов – за что Булгаков так не жалует Левия Матвея? И ещё – почему Иешуа считает главным пороком трусость, а вовсе не предательство? Но не винит при этом Пилата. А винит ли Иуду?

Взаимоотношения Учителя с каждым из трёх его учеников, действующих в романе мастера, настолько многослойны, что поверхностному взгляду кажутся проявлением юродивости со стороны Иешуа. Но Булгаков не считает Иисуса юродивым, и мы тоже должны исходить из того, что Иешуа – это великий Учитель, призванный спасти, то есть показать путь к истине своим ученикам.

Итак, публика разошлась во мнении, кто же из трёх учеников – Левий, Пилат или Иуда хуже. Интеллигентные читатели изначально уверены, что хуже предательства доносчика Иуды быть ничего не может. Но Иешуа не осуждает Иуду, а только предвидит его печальную судьбу. В свой предсмертный час Иешуа обличает трусость Пилата – «нет большего порока». Но, судя по всему, сам Автор считает именно Левия худшим из трёх. Не иначе как в приступе забывчивости, которой записные толкователи всё время попрекают Булгакова. Или можно приплести другое дежурное объяснение – дело в природном антисемитизме русского писателя. В общем, есть много способов уходить от вопросов и не утруждаться поисками ответов.

Но разве Левий Матвей вообще достоин осуждения? Ведь он вроде бы не наказан позорной смертью как Иуда, или тоскливым бессмертием как Пилат? Или мы что-то пропустили? Может быть, всё дело в том, что мы повелись на иронический розыгрыш со стороны Автора и посчитали, что он действительно разрешил нам отменить Евангелия? То есть Автор встал на позицию Берлиоза, которого сам же за это первым делом обезглавил? Одно слово – шизофрения, как и было сказано.

Но может нам не делать себе послаблений? Может, прочитаем хотя бы один стих из Иоанна: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего».[26]

А теперь сравним это с диалогом из 29 главы Романа:

«– Что же он велел передать тебе, раб?

– Я не раб, – всё более озлобляясь, ответил Левий Матвей, – я его ученик.

– Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, – отозвался Воланд, – но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак...»

Итак, Иисус не называет более своих учеников рабами, потому что научил их