MMIX - Год Быка

всему, и они – более не ученики. А до этого был ещё ритуал омовения ног, символизирующий не умаление Учителя до учеников, но возвышение учеников до учителей. Поэтому Воланд прав, и слово ученик действительно равнозначно слову раб. А сам Левий наказан ничуть не меньше Пилата, оставаясь не просто «вечным студентом», но вечным рабом.

За что же такая немилость? Ведь он предан Учителю сверх меры, готов следовать за ним всюду как тень, как раб, как собака. И за это наказание?! В общем-то, да – именно за это! За то, что не дерзнул, не захотел сам стать как Учитель. В общем, заслужил своё наказание в точном соответствии с Новым Заветом, где на этот счёт имеется притча о закопанном таланте.

Но почему же этот ученик не смог ничего услышать даже тогда, когда Учитель «сказал вам все, что слышал от Отца Моего»? Автор достаточно ясно показывает нам, каким образом Левий составляет свой пергамент: «Смерти нет... Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты...» Читающий эти строки Пилат думает, что за этими словами какая-то глубина, мудрость. А это всего лишь поверхностное скольжение взгляда, сосредоточенного исключительно на внешней стороне дела, воспроизведение слов и описание действий Учителя без какого-либо понимания их подлинного смысла. Поэтому Иешуа так решительно дезавуирует весь пергамент Левия. И добавляет, между прочим, ещё кое-что: «Эти добрые люди… ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной».

Вот именно поэтому Левий и его рабское лжесвидетельство являются не меньшим грехом, по мнению Автора, чем предательство Иуды или трусость Пилата. Эти двое погубили себя и земную жизнь Учителя, но не могли помешать делу спасения всех остальных. А Левий, призванный донести слова и дела Учителя, не может этого сделать. Потому что нет у Левия даже ответной любви к ближнему, он жесток и злобен, вот и получается у него вместо спасительного смысла слов – «медь звенящая или кимвал звучащий».[27]

Собственно, Левий у Булгакова становится первым фарисеем Нового Завета, зацикленным на внешней стороне заповедей и притч, и не способным понять их духовный смысл. Поэтому обличение Иисусом фарисейства относится и к этому герою. Хотя ещё раз повторю, это условная, обобщенная фигура, речь не идёт о евангелисте Матфее. Ну и кроме всего прочего, у Булгакова были личные причины, чтобы обличать Левия как коллективный образ московской интеллигенции. Вот уж чьи фарисейские писания не раз вонзались в спину Автора как тот самый остро заточенный нож Левия. Но с другой стороны, Булгаков и сам был частью творческой интеллигенции. Его обличение фарисейства имеет целью и самого себя. Обличение греха вообще имеет смысл, прежде всего, как способ самосовершенствования, чтобы самому избежать этого.

Хотя Автор особо пристрастен к Левию, он в равной степени обличает всех трёх учеников, выделяя каждому по главному обвинителю: Иуду через параллель с Алоизием обличает мастер, Пилата – Иешуа, Левия – Воланд. Это уравнивание имеет вполне ясное значение: Все трое были в близких отношениях с Учителем и не смогли ответить на его любовь. Именно из-за недостатка энергии любви, они не способны к глубинной интуиции, к мышлению образами, идеями, а не словами или схемами. Поэтому их волнует только внешняя, материальная сторона бытия, рабами которой они являются.

Подчинение внешним обстоятельствам возможно тремя разными способами. Для того и понадобились три образа учеников, проваливших жизненный экзамен. Левий – раб своего видения прошлого, для него важнее всего древние пергаменты, на которых записаны мнения авторитетов. Пилат – раб своего видения будущего, раб внешних обстоятельств, определяющих его благополучие. Иуда – раб поверхностного видения настоящего. Все трое не могут различить под поверхностью событий их подлинную глубину, интуитивно ощутить, почувствовать или просчитать тот самый скрытый план.

Пилат лишь после Казни во сне понимает, насколько неверным было его видение ситуации, и что сам выбор между кесарем и Иешуа был ошибкой. Общение с Учителем, общая символическая жизнь открывает ученикам двери в духовный мир коллективного бессознательного, где хранится план, но главное – запас духовной энергии. Этого запаса у Пилата хватило, чтобы увидеть внутренним взором и рассказать Каифе печальную судьбу города и храма. Но его не хватило, чтобы увидеть в подлинном свете себя и свою судьбу. Зависящая от внешних сил самооценка, как та блестящая на солнце рябь, не даёт увидеть «чистую реку воды жизни».

В Откровении Иоанна Богослова есть один стих, послание Лаодикийской церкви: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг». [28]

Был бы Иуда холоден, то есть не имел энергии любви, не откликнулся бы он на известие о проповеди Иисуса, не смог бы стать любимым учеником, первым помощником Учителя в его мирских и политических делах. Был бы Левий горяч, то его любви хватило бы, чтобы понять духовный смысл притч Учителя и его роль в евангельской мистерии. Но как все трое не холодны и не горячи, а теплы, то внутренние силы притяжения между ними и Учителем уравновешиваются внешними силами отталкивания. Энергии их любви не хватает, чтобы подняться на уровень Учителя. Поэтому начавшееся энергичное движение остается без завершения, и вместо созидания новых отношений происходит только разрушение прежних.

Почему жесток тиран? (А Пилат – это несомненный тиран.) Потому что труслив. А почему тиран труслив? Потому что пытается предвидеть своё будущее, и никак не может этого сделать. Тысячи и тысячи реляций, донесений, доносов стекаются со всей страны в общую и в тайную канцелярию властителя. Десятки и сотни тысяч агентов просвечивают, прослушивают, прощупывают всё, что представляет интерес для власти. Можно подкупить, подольститься, найти покровителей в ближнем круге кесаря и быть в курсе всех настроений на Капрее. Но нельзя лишь одного – подглядеть ту часть скрытого плана, которая касается его собственной судьбы.

Тиран достаточно тёпл, чтобы питать амбиции, оцениваемые по меркам внешнего мира. Великий тиран имеет достаточно энергии любви, чтобы распознать среди окружающих гениев. Но тиран недостаточно горяч, чтобы любить кого-то кроме себя, и даже не всего себя, а своей персоны, внешней стороны. Тиран, подобно актёру, жаждет всеобщей любви и признания, но не всякий актёр способен возвращать любовь зрителям. Тиран не может даже стать великим актёром, потому что тратит всю заимствованную любовь на поиски защиты от видимых или кажущихся внешних угроз, на сиюминутное, а не на вечное.

Тиран может стать великим историческим деятелем, если его сиюминутное совпало по направлению с вечным. Но всё равно любой тиран – это раб страха за своё будущее, поэтому его личностью управляет дух разрушения. Потому тиран властен надо всеми, но не властен над самим собой. А значит, не он властен и надо всеми. «Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше…».[29] Властны над тираном и через него над всеми те внешние и внутренние силы, которые борются за влияние на него. И среди этих сил бывают разные. Например, был пятый прокуратор Иудеи заложником интриг враждебных сил. Но встретил Иешуа, который не мог изменить его предопределение. Единственное, что он смог сделать – вдохнуть в судьбу тирана совершенно иной смысл и тем обессмертить его имя. Но разве не такова судьба Сталина, который в решающий момент Истории получил поддержку и даже любовь русского народа?

17. «Тень»

Рассказанная мастером история гибели Иуды, на первый взгляд, просто дополняет апокрифическими подробностями каноническую версию, где есть пробел между последним явлением Иуды в Гефсиманском