действия иного, более сильного фактора?
Во-первых, основоположники марксизма явно были идеологически ангажированы, утверждая труд в качестве первичного фактора антропогенеза. Ведь им очень нужно было обосновать приоритет труда в экономической и политической системе капитализма. Во-вторых, никто из марксистов так и не объяснил, с какого перепуга человекообразная обезьяна вдруг начала трудиться, чтобы добровольно превратиться в человека. То есть происхождение человека обосновывается действием фактора, признака, который присущ только самому человеку. Очень похоже на историю с бароном Мюнхгаузеном, который сам себя вытащил из болота за волосы, да еще с конем. Нет, все же недаром знаменитый барон и основоположники марксизма были земляками!
Конечно, адвокаты догматического марксизма могут указать на тот факт, что все прочие приматы уже умеют использовать готовые орудия. То есть, как бы уже умеют немного «трудиться». Но такой контраргумент и вовсе перечеркивает идею фактора «труда», поскольку биологами, очень внимательно изучающими приматов, так и не было отмечено случаев добровольного и даже вынужденного перехода приматов от простого использования примитивных инструментов к их целенаправленному изготовлению или совершенствованию. Таким образом, первобытный «труд» никак не может рассматриваться в качестве первичного фактора, но только в качестве благоприобретенного стереотипа поведения, как вторичный фактор, действительно повлиявший на системную эволюцию человеческого организма.
Что же из этого следует, если «труд» не является первичным фактором? Может быть, мы на ложном пути? Нет, вовсе наоборот. Ведь если действительно существует вторичный фактор антропогенеза, резко отличающий все промежуточные и современный виды homo от всех человекообразных приматов, значит должен быть и некий первичный фактор. Что-то, что заставило самого первого прачеловека не просто взять в руки первый магический инструмент – Артефакт, но и начать его постоянную обработку. Постоянную – в нашем случае означает передаваемую из поколения в поколение, а с учетом жестокого давления природной среды на пралюдей – возобновляемую во всякое время, свободное от сна, поиска пищи и защиты от врагов. То есть речь идет о новом стереотипе поведения, имеющем силу инстинкта. Значит, и первичный фактор, вызванный Странным Происшествием, должен иметь «магическую» силу, прерывающую обычный замкнутый круг биологических инстинктов. Таким образом, критический разбор первой гипотезы о факторе «труда» только убеждает нас в необходимости вести поиски дальше вглубь доисторического времени.
Вторая, тоже весьма популярная в последние годы и довольно остроумная гипотеза антропогенеза связана, как раз, с экологическими обстоятельствами. Американский зоолог Десмонд Моррис опубликовал в 1967 году книгу «Голая обезьяна», где привел большое число доводов в пользу предположения о том, что эволюция предков современного человека на каком-то этапе должна была происходить в водной среде. Например, даже редкие волоски на спине человека имеют направление, соответствующее обтекающему потоку воды при плавании.
Во всяком случае, другие виды животных в ходе эволюции лишались растительности на теле при переходе в водную среду обитания. В то время как подавляющее большинство сухопутных видов животных в естественных условиях сохранили шерстяной покров. Кроме того, именно эволюция прачеловека в водной среде могла существенно облегчить и объяснить переход к прямоходящей осанке (точнее – к прямоплавающей). И еще прачеловек вырабатывает альтернативную меху тепловую защиту – в виде солидной жировой прослойки, как и у водных животных – тюленей и китов.
Однако, судя по сохранению густых волос на голове и способности возвращаться на сушу, прачеловек был животным прибрежным, то есть земноводным как «царевна-лягушка». При возвращении к сухопутному образу жизни, потеря шерсти обернулась благоприятной возможностью использовать всю поверхность голого тела для охлаждения через потоотделение. Что в свою очередь, позволило более интенсивно передвигаться на суше, а значит охотиться на быстрых животных и успешнее конкурировать с мохнатыми родственниками. Тем более что повседневные тренировки в водной среде должны были повысить выносливость и мышечную силу.
В своей книге Д.Моррис также подробно останавливается на отличиях в сексуальном поведении между человеком и другими приматами, что также будет нам интересно на следующих этапах ра сследования. Мы, со своей стороны, можем дополнить и подкрепить зоологическую, точнее зоомор фологическую аргументацию Д.Морриса следующими рассуждениями экологического порядка:
Как мы вывели из общих принципов видообразования, одним из главных факторов начала ант ропогенеза должен был быть экологический кризис для популяции приматов. Одним из стандартных следствий экологического кризиса является вытеснение всей или части популяции в соседние экологи ческие ниши. Хорошо известно, что для обитающих в тропическом лесу приматов главной пищей являются плоды и побеги разнообразных растений, а также насекомые. В случае вытеснения части популяции из тропического леса, наиболее близкой по структуре пищевых цепочек экологической нишей являются, как раз, мелководные участки водоемов с мангровыми зарослями. Здесь также есть в достатке разнообразные растения, а насекомых заменяют моллюски. При этом баланс диеты водоплавающего прачеловека смещается в сторону белковой, но при этом достаточно легкой пищи. То есть обеспечивается необходимое для быстрого плавания наращивание мышечной ткани и жировой прослойки, а водный этап эволюции становится необходимым этапом для последующего перехода к смешанной растительно-рыбной, а затем и к растительно-мясной диете.
То есть гипотеза о водном этапе эволюции прачеловека выглядит достаточно привлекательной. Но эта гипотеза является лишь дополняющей, объясняющей отдельные морфологические и физиологические изменения в биологической стороне антропогенеза. И никак, на первый взгляд, не помогает в вопросе социальной эволюции. Наоборот, переход к изготовлению каменных орудий, и тем более – к освоению огня, в водной среде намного более затруднен, если возможен в принципе.
Может быть, в таком случае, переход к водному образу жизни произошел задолго до Происшествия? То есть Артефакт был приобретен уже в водной среде или после выхода из нее? Аргументом против этого, как и главным возражением против гипотезы Морриса является преимущественно сухопутный процесс эволюции человека и его орудий. Между тем, если бы начальный фактор антропогенеза был связан с пребыванием в водной среде, то логично было бы ожидать дальнейшей эволюции преимущественно в прибрежной зоне. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что практически все социально- экономическое развитие цивилизации, так или иначе, связано с активным освоением речных и морских побережий. Первые цивилизации возникли на болотистых островах в дельтах Нила и Тигра-Евфрата. Античная культура возросла на островах и берегах Эгейского моря. Римская империя объединила все побережье Средиземноморья. Русская цивилизация возникла на речных путях «из варяг в греки».
Самые ранние мифы и сказки, отражающие доисторическое социальное развитие, практически хором повествуют нам о живущих на островах или непосредственно в воде сиренах, наядах, русалках, «царевнах- лягушках», а также племенах амазонок. То есть речь всегда идет о том, что водный или изолированный образ жизни присущ некоторой маргинальной и противостоящей обычным людям и племенам части человеческого рода. Это уже ближе к компромиссному решению парадокса признаков водной эволюции.
Чтобы довести исследование «водного фактора» до логического завершения, зададим всего один вопрос: Почему «водяной прачеловек» был ВЫНУЖДЕН постоянно вести водный образ жизни? Это вопрос нас вынуждает задать присущий любым биологическим системам общий принцип гомеостаза. Или говоря проще, стремление любой живой системы к экономии жизненной энергии.
Водная гипотеза достаточно легко объясняет тренировку и наращивание мышечной массы, необходимой для поддержания скелета в вертикальном положении, с последующим переходом к до минированию на суше. Однако, это такой же вторичный фактор, как и «трудовой инстинкт». Потому что нет объяснения самому факту постоянного пребывания наших «русалок» в воде. Исходя из принципа гомеостаза для поисков дополнительного пропитания в прибрежных водах, первобытному человеку или его животному предку вовсе не было необходимости затрачивать излишнюю энергию. С эргономической точки зрения проще обитать на берегу, изредка ныряя в воду. То есть, признав вторичный «водный фактор», нам нужно идти глубже и найти некий иной фактор, заставивший стаю прачеловеков или часть стаи постоянно находиться в воде. Этот фактор принудил «царевну-лягушку» заняться еще и первобытными физкультурой и спортом, а не только первобытным трудом.
Кроме того, нужно учесть, что тропические водоемы и мангровые заросли – это привычное и весьма
