Несмотря на запрет церкви, а может быть из-за общей установки новой эпохи, свободной от прежних авторитетов, Галилей продолжает отстаивать найденную им вместе с Кеплером гармонию гелиоцентрической системы. При этом главный труд Галилея написан не на церковно-алхимической латыни, а на природном итальянском языке. Это тоже веяние духа новой эпохи.
Двадцатилетие 1618-38 в жизни Галилея – период активного научно-литературного творчества, и борьба за торжество истины и достоинство учёного. Нетрудно увидеть параллели между скрытым под сутаной рыцарством Ришельё и жизненным подвигом Галилея, внешне уступившего инквизиции, но делавшего всё возможное для торжества нового мировоззрения.
В конце этого двадцатилетия после военной карьеры, в том числе под началом Ришельё, пишет свои первые трактаты Рене Декарт, развивший механицизм Галилея до универсальной философской системы. Впрочем, такая система не стала единственной – механистический материализм Гоббса тоже начинается со встречи с Галилеем в 1638 году.
Для лорда Бэкона 1618 год – пик государственной карьеры (под знаком Владыки), а затем начало опалы и активного литературного творчества. Философский труд «Великое восстановление наук» осмысляет предшествующий опыт алхимиков и этим закладывает методологическую основу естествознания. Имя Бэкона не отделить от елизаветинской эпохи, а значит – и от Шекспира, официально почившего в 1616 году. Соответственно, и всё творчество Шекспира принадлежит Возрождению, сначала подражанию классическим образцам, а затем осмыслению исторического наследия. В начале «эпохи Владыки» мы видим отражение феномена власти в «Гамлете». В последней пьесе «Буря» тоже – и о власти, и о творце, и о культуре.
К слову, «елизаветинская эпоха» под знаком Орла неплохо рифмуется со столь же долгим правлением Елизаветы II под знаком Восхода. Так же и в России царствование Бориса I (1598-1606) повторяется в правлении первого президента РФ Бориса Ельцина (1991-99), то есть первые семь лет «эпохи Владыки». Чтобы продолжить эту параллель, достаточно понять, что странное стремление московских бояр и украинских казаков заполучить в цари польского короля или хотя бы «мужа Марины» неплохо коррелирует с общей однополярной установкой эпохи. Мотивация под знаком Орла диктует московской элите ориентацию на Запад, но в провинциальной элите та же установка на единоначалие однозначно ориентирована на Кремль. Вот и приходилось всеми силами изворачиваться, чтобы совместить несовместимое. Впрочем, и в нашу эпоху Владыки то же самое – для элит жёсткая ориентация на Запад, для народа – шоу «суверенной демократии».
Закончу многообещающие параллели любопытным примечанием: Строго научная теория Кеплера тоже родилась от чрезмерного увлечения гороскопами, желания лучше понять влияние светил на ход земных событий. Как и жрецы майя, Кеплер твёрдо верил, что момент рождения человека во многом определяет его судьбу. Методологической ошибкой было только стремление к большей точности, чем сутки. Однако и такие отчасти заблуждения при глубокой вере в гармонию мироздания ведут к фундаментальным открытиям. Так что мы не первые, кто нашёл путь к научному знанию под влиянием или прикрытием моды на гороскопы и предсказания.
30. Предчувствие культурной революции
Мы добрались до большой развилки Истории, и перед нами, как водится, три пути. Можно оседлать испытанный метод, и искать новые параллели между одноимёнными двадцатилетиями двух больших эпох. Одну из таких параллелей уже видно: «эпоха Грозы в Восходе» (1973-1992) начиналась с «Dark Side of the Moon» - качественно нового уровня шоу-бизнеса. Соответственно, «эпоха Грозы в Орле» (1578-1598) начиналась с первыми лондонскими театрами, это – эпоха «елизаветинской драмы», породившая Марло и Шекспира. Многообещающее направление, но ценой отказа от поиска работающих ключей к будущему, а не только к прошлому.
Можно посчитать испытание майянской модели успешно завершённым, поскольку характерные для майянских катунов установки элит действительно соответствуют ранее описанным психотипам. Тот факт, что видимая погрешность в плюс-минус полгода для рубежей смены эпох не увеличилась за четыреста лет обзора, подтверждает размер катуна как 20 тунов по 360 дней. Разница в 5-6 дней с солнечным годом дала бы за 4 века сдвиг на 6-7 лет, и даже плюс-минус один день превратился бы в год. На этом можно было бы оставить испытанный метод, освободив голову для новых философических поисков. Есть ведь и другие древние цивилизации со своими тайными знаниями, как индийская или египетская. Хотя не исключено, что проследить и расчистить от наслоений истоки герметической традиции будет проще, анализируя с помощью двух методов (майянского и русского) события предшествующих четырёх веков алхимического цикла.
Между тем главным интересом для нас остаётся вовсе не «алхимическая свадьба» Меркурия с Филологией, воспетая до Булгакова ещё Марцианом Капеллой. Интересует нас нынешнее повторение сюжета глобальной политики четырёхвековой давности. И в этом авантюрном сюжете начала XVII века есть такой эпизод, как развод Генриха IV с Маргаритой Валуа и его женитьба на Марии Медичи. И чтобы двигаться вперёд в нашем понимании исторических процессов, не обязательно покидать «эпоху Владыки в Орле». Узнать больше мы сможем, применив ещё один из методов «русской модели» из «MMIX» – «шестой ключ» из девяти, описанных в главе «О вреде субъективности». Это будет новый шаг в верном направлении – к интеграции майянской и русской модели.
Речь идёт об учёте в анализе исторических процессов обязательного «разделения властей» на три ветви. Для политической философии и философии права – это классика со времен Монтескьё. Единственная проблема, что с тех же времен гуманитарная наука так и не научилась различать политические институты над государством от политического центра государства. Различить и в самом деле нелегко, поскольку обе сферы в Новое время тесно сопряжены через практическое совпадение круга политической и государственной элиты. Эта аберрация зрения, не различающая две разные функции большей части элиты экстраполируется и на предшествующие большие эпохи. Между тем в феодальную эпоху Европы (как и в России) государство, как система контроля, учёта и арбитража, вовсе не было доминирующим субъектом, а только опорой. Вместо бюрократии объединяющим политическим субъектом была большая разветвленная семья, родовое сообщество высшей феодальной знати, занятой двуединым процессом защиты и приобретения новых доменов путём сочетания войн и династических браков.
Соответственно, вместо трёх ветвей государства в классической политической системе средневекового королевства или княжества действовали три субъекта – двор короля (прямое управление), двор королевы (обратная связь) и двор епископа (арбитраж). Представительная (женская) ветвь зачастую бывала «многопартийной», ибо королева-мать, королева-жена и королевская фаворитка объединяли вокруг себя разные партии.
Век XVI-й – это долгий переходный период от феодальной политики войны всех против всех, смягченной брачными союзами, к централизованной монархии. Одним из признаков этого перехода было создание прототипов будущих «кабинетов министров» – влиятельных «тайных советов» и прочих «избранных дум» при государе, вершащих дела управления в повседневном режиме.
Однако, что характерно, по завершении переходного периода в Испании и прочих католических королевствах такие «кабинеты» оказались в подчинении самих монархов. В Англии «тайный совет» возглавляла королева, а позже – «жена короля» Бэкингем. А во Франции исполнительная власть оказалась в подчинении епископа, то есть кардинала. Эта проекция феодальной системы политики на новорожденные национальные государства отражает схожие роли Испании, Англии и Франции в европейской политике. Испания – прямое действие, Англия оппонирует ей как оплот протестантов и убежище банкиров – обратная связь, а Франция – удерживает баланс и осуществляет арбитраж.
Теперь можно спуститься уровнем ниже и рассмотреть с точки зрения феодальных политических традиций изменения в политической системе Франции в 1599-1601 годах. Развод Генриха IV с Маргаритой Валуа и женитьба на Марии Медичи – это по своей сути переворот в представительной ветви высшей власти. То есть аналог событий 1992-93 года в Российской Федерации, где президент сначала развёлся с Верховным Советом из прежней эпохи, а затем на деньги банкиров «обручился» с Федеральным собранием.
