И не плачет, когда плюхается попкой в снег.
Со стороны всё казалось идеальным: любящий отец, гуляющий с супругой. Но всё было не так. На мне — браслет рабыни, я целиком и полностью завишу от хозяина.
Да, в сытости, в тепле, наряженная, как кукла, но не могу я надеть эти вещи в город без сопровождения норна — не имею права. У меня вообще нет прав, никому не интересно, что я хочу.
А ещё хозяин жаждет второго ребёнка, хотя, как я поняла, на двоих он останавливаться не собирается. И, разумеется, не спросил, что я думаю об этом.
Я лишена выбора. Слугам — и то лучше. Вечером и ночью они принадлежат себе — я же принадлежу норну. Если он куда-то едет, то еду и я, сижу у его ног, обхаживаю, терпеливо сношу замечания авердов, краснею от некоторых их вопросов. И ведь приходится отвечать. Нагрубить нельзя — как бы тепло норн ко мне ни относился, он накажет. Однажды уже дал по губам за нечаянно слетевшее с языка слово. Несильно, но всё равно неприятно.
Но как-то раз я не выдержала, не смогла спокойно слушать. Это случилось на приёме у городского главы.
Я, как всегда, сидела у ног норна, правда, не на полу, а на подушке, — хозяин не хотел, чтобы я застудилась — старалась не вслушиваться в гул стремительно хмелеющих голосов и ела фрукты из стоявшей рядом тарелки.
Мимо то и дело бегала охотничья собака, постоянно задевавшая меня хвостом. Впрочем, не только меня, но и других торх.
Периодически приходится вставать, чтобы помочь слугам убрать у хозяина пустую тарелку, что-то положить ему, поправить салфетку на коленях — делаю это уже машинально, по привычке. Он не останавливал — на людях положено, но вино наливал сам. С ладони не кормил — отрезал и давал кусочек чего-то вкусного. Ела это не руками — в отличие от других, мне досталась вилка. Естественно, по просьбе хозяина.
Остальные торхи тоже прислуживали владельцам, некоторым даже сесть не разрешили. Одна массировала хозяину шею, другая следила, чтобы не испачкался рукав его рубашки. Радует, что никто пока не хвастается новым приобретением, не унижает рабов обоих полов. Впрочем, такого на приёмах такого уровня обычно не бывает — это не попойка.
— Виконт, ваша девочка танцует? — неожиданно обратился к хозяину один из министров королевского двора.
Тот утвердительно кивнул.
Я напряглась, предвидя, что последует за этим вопросом. Так и есть: норнам хотелось зрелищ.
— Иди, не бойся, — улыбаясь, хозяин встал и подвёл меня к музыкантам. — Всего один раз. Если стесняешься, не смотри на них.
— Хозяин, я не хочу вас позорить… — я смущённо потупилась. — Я ведь одна не умею… А вам ведь кеварийский народный танец нужен…
— Мне — нет. Иалей, неужели ты полагаешь, что они его знают? Никого ты не опозоришь, всё будет хорошо. Можешь сразу сказать, что у тебя на родине девушкам танцевать одним не принято.
— И мне придётся с кем-то из них? — я настороженно покосилась на норнов. — Рабов же танцевать не учат.
— Лей, мне нужен Огюст альг Саварш, — склонившись к самому уху, прошептал норн. — От него зависит, будет ли принят нужный мне закон. Ты должна произвести на него благоприятное впечатление, ты можешь. Всего один раз. Мирабель я попросил бы о том же.
— Тогда лучше я спою. Станцевать точно не смогу. Только я немного боюсь… Можно мне где-то распеться? Всего пять минут…
Хозяин кивнул и, обратившись к норну Саваршу, извинился за свою торху, то есть меня, сказав, что я подвернула ногу, поэтому не смогу станцевать, зато порадую его пением. Хотелось бы верить, что порадую.
Оказавшись в смежном помещении, заставленном столами с бутылками и чистой посудой, долго не могла выровнять дыхание, вызвать из горла нормальный звук, а не мышиный писк. Наконец получилось, зато забыла слова. В голову лезла только весёлая народная песенка, но вряд ли она понравится ангерцам.
Наконец меня позвали.
Вышла, глядя себе под ноги, встала рядом с музыкантами и, несколько раз глубокого вздохнув, начала петь. Сначала робко, фальшивя, потом, постепенно обретя уверенность, громче, увереннее, но всё равно далеко от идеала.
Осмелившись поднять глаза, увидела, что все смотрят на меня, усмехаются, что-то обсуждают.
На середине песни меня оборвали: норн альг Саварш потребовал, чтобы я затянула что-то повеселее. Запнувшись, я кивнула и запела ту самую фривольную кеварийскую песенку.
— Ладно, вижу, голосок есть, слабенький, правда, — министр хлопком в ладоши прекратил мои мучения. — Но что-то я не заметил, чтобы ты хромала. Виконт Тиадей, думаю, вы не станете возражать, если она потанцует вместе с другими торхами.
Хозяин промолчал и махнул рукой.
Я полагала, что это будет какой-то местных танец, но ошиблась: министру хотелось увидеть нечто другое. Что, я поняла, когда остальные девушки, мягко извиваясь в так музыке, начали развязывать пояса. Я, стоявшая в заднем ряду, чтобы не бросалась в глаза моя неуклюжесть (что поделаешь, обделила природа меня пластикой танцовщицы), с тревогой наблюдала за их действиями, понимая, что мне придётся всё повторить.
Нет, разумеется, оставалась надежда, что хозяин отзовёт, но ведь танцевали абсолютно все торхи. И некоторые, что, как женщину, радовало, двигались хуже меня. Меня хотя бы парным танцам учили, я оттуда некоторые движения беру.
Пояс всё же развязала, постаралась красиво бросить на пол. Но это всё, я унижаться перед этими араргцами не стану, будь они хоть трижды важными персонами. Перед хозяином что и как угодно сняла бы, но только для него одного. И даже станцевала — не страшно, если не получится. А перед этими…
Бросила взгляд на хозяина: ему не нравится, морщится, поводя пальцем по ножке бокала. Так заберите меня отсюда, мой норн, или по закону не положено?
Торхи разбрелись по залу, подковой выстроившись вдоль стола, причудливо изгибаясь, словно девицы лёгкого поведения. Не все — некоторые, как я, предпочитали танцевать, а не потворствовать чужим страстям.
Но я ошиблась — это не бордель, никто не позволил себе больше, чем игры с длиной юбки.
Музыка постепенно проникла в кровь, выстраивая последовательность движений.
— Эй, а тебе персональное приглашение нужно? — грубый окрик вывел меня из состояния глубокой задумчивости.
Оглядевшись, поняла, что осталась одна. Музыка смолкла, а торхи разносили вино. Я присоединилась к ним, стараясь игнорировать шуточки.
До хозяина оставалось не так далеко, всё бы благополучно закончилось, если бы я не оскорбила министра. И не опрокинула на него бокал вина. Нет, у меня и в мыслях не было, всё само собой получилось…Виной всему его тост: «За то, чтобы нашу постель ежедневно согревала какая-нибудь иноземная шлюшка с хорошенькой мордочкой и упругой попкой» и окрик свой торхе: «Эй, ленивая тварь, иди, покажи, что ты не хуже танцовщиц мамаши Сордер».
Когда эта девушка, лет на пять младше меня, покорно начала раздеваться под какую-то мелодию и аккомпанемент возобновившейся светской беседы, смущаясь, краснея, вперив взгляд в пол, но не решаясь ослушаться, я не выдержала и со словами: «Чтоб вам на её месте оказаться, благородному ангерскому ублюдку!» плеснула ему в лицо вино.
Едва успела отскочить, увернувшись от запущенной в меня побагровевшим министром бутылки.
— Да как ты смеешь, подстилка безродная! На дыбе сдохнешь! — шипел сеньор Саварш, вытирая вино носовым платком.
Я попятилась и наткнулась на хозяина. Его пальцы больно впились в мои плечи.
Пощёчина обожгла щёку, такая сильная, что я даже вскрикнула.
