что одну из купальщиц волной отнесло далеко от берега, а обратно она доплыть не могла — не хватало сил. Лодки пробовали до нее добраться, но ничего не получалось, прибой был слишком сильным. Рут рассказывала: «Народ стоял на пляже и несколько часов слушал крики женщины. Она все кричала и кричала, час за часом, пока наконец не утонула». Стиву эта история запала в душу — такую вполне могли напечатать в его любимом журнале «Р.К.», и он на долгие годы запомнил материнский рассказ.
Подбадриваемый матерью, Стив продолжал писать каждую свободную минуту. Он уже начал слать в журналы свои первые опусы, но в ответ получал лишь квитки со стандартным уведомлением об отказе. И тогда он решил, что пора брать дело в свои руки, и к четырнадцати годам сочинил рассказ по фильму «Колодец и маятник», вышедшему на экраны в 1961 году, с Винсентом Прайсом и Барбарой Стил в главных ролях, по мотивам одноименного рассказа Эдгара Аллана По. Стив перепечатал сюжет — с щедрой россыпью орфографических ошибок — и, помня материнский совет придумывать собственную историю, добавил кое-что от себя, чтобы не слишком походило на фильм. Он пропустил рукопись через древний копировальный аппарат, принес копии в школу и организовал распродажу среди одноклассников — по четвертаку за экземпляр (образцом послужили установленные мамой расценки). К концу дня у него были полные карманы мелочи. Все кончилось тем, что горе-писателя временно отстранили от занятий — не из-за плагиата, просто, по общему мнению учителей и директора, он не должен был читать всякие ужасы, не говоря уже о том, чтобы о них писать.
Стив слезно умолял его простить, рассыпаясь в извинениях перед учителями, директором, матерью и учениками, которые раскошелились на четвертак, чтобы прочитать его творение. Он хотел всем нравиться — Рут считала, что желание угождать заложено в ее сыне на генетическом уровне. Она любила повторять: «Стиви, родись ты девочкой, ты бы все время ходил беременный».
На самом деле, если Стив и хотел от души кого-то порадовать, так это мать, потому что знал, как тяжко ей приходится. Они с братом выросли на лобстерах — в те времена морепродукты считались пищей для бедных. Часто на плите неделями стояла кастрюля, где тушилось фирменное домашнее жаркое; ее время от времени по необходимости разогревали и добавляли туда мясо лобстера, картошку, лук и морковь до нужного уровня. Несмотря на питательность этого поневоле распространенного в городке блюда, многие семьи стыдились, что едят его на обед.
«Если заходил священник, мать снимала с плиты кастрюлю и ставила за дверь — как будто оттуда он бы ее не унюхал, — вспоминал Стив, — но запах проникал повсюду, оседая на мебели, на одежде и в волосах».
1960 год ознаменовался огромным скачком в современный мир — Стив перешел из сельской школы, занимавшей одно помещение, в новое здание, где не было ни одной подержанной вещи, от парт и стульев до учебников. Открытие Даремской средней школы стало долгожданным и радостным событием для городка: предназначавшаяся для обучения в классах с первого по восьмой, она пришла на смену двум ветхим баракам «под снос», которые прежде использовались как учебные помещения и носили гордое имя «сельская школа». Так, на седьмой год обучения, Стив попал в свой первый настоящий класс.
В первый день в новой школе дети пришли в полный восторг от сливных бачков в туалетах и кранов с водой. Многие ученики впервые ехали в школу на автобусе.
Лью Пьюринтон познакомился со Стивом в седьмом классе, после открытия даремской школы. Они жили в разных концах города и раньше ходили в разные «сельские школы».
Стива было сложно не заметить. «Он был самым большим в классе, — вспоминает Пьюринтон. — Помню, я заметил, как он идет по проходу между партами, и спросил, сколько ему лет, ведь выглядел он намного крупнее, чем остальные. Стив посмотрел на меня сверху вниз и сказал: „Я достаточно взрослый и секу, что к чему, но слишком молод, чтобы заморачиваться“».
Пьюринтон сразу понял, что они с этим желчным парнем подружатся. Они попали в один класс в числе двадцати пяти учеников и вскоре стали проводить вместе время вне школы.
Пьюринтон бывал у Стива в гостях и в воспоминаниях описывает жилище Кингов как старый сельский дом, сильно отличавшийся от его собственного. «Сразу бросалось в глаза, что у них нет денег, что семья едва сводит концы с концами. Дом не был ни уютным, ни чистым».
Однако больше всего в память ему запала крохотная спальня Стива, буквально заставленная сотнями книг в мягких обложках: стопки в углах комнаты и даже у изножья кровати (при том, что ни одной книжной полки не наблюдалось) — в основном научная фантастика и ужасы.
Когда Лью спросил друга о книгах, Стив сказал, что прочитал все до единой. В этой россыпи то и дело встречались томики Г. Ф. Лавкрафта, автора начала двадцатого века, писавшего ужасы и получившего широкое признание как преемник Эдгара Аллана По.
Стив открыл для себя Лавкрафта в тринадцатилетнем возрасте — позже он назовет этот возраст идеальным для знакомства с его произведениями. «Проза Лавкрафта идеально подходит людям, живущим в состоянии гнетущей сексуальной неуверенности: по-моему, в образности его рассказов есть что-то юнгианское, — позже выскажется он. — Все они о гигантских обезличенных вагинах и тварях с зубами».
Спальня заменяла Стиву тайное убежище: здесь, в святая святых, в окружении книг Лавкрафта и других любимых писателей, вдалеке от школьных «напрягов» и необходимости «соответствовать», неспортивный, неуклюжий очкарик, не имевший успеха у девушек, мог расслабиться и быть самим собой. Да, популярности он не снискал, зато по крайней мере над ним не глумились, как над двумя девочками из его района, которые стали изгоями, заклейменные жестокими сверстниками.
Мать одной из них была заядлой участницей всевозможных конкурсов и лотерей и время от времени даже выигрывала призы — на беду, призы попадались какие-то странные: то грузовик с годовым запасом рыбных консервов, то огромный контейнер с карандашами. Самым дорогим и престижным из ее многочисленных призов стало раритетное авто, старый «максвелл» Джека Бенни; впрочем, счастливая обладательница награды так ни разу и не села за руль, бросив машину во дворе — медленно гнить и покрываться ржавчиной.
Очевидно, деньги-то у нее были — ведь покупала же она почтовые марки для рассылки заявок на участие во всех этих лотереях и викторинах, — только вот на детей мало что оставалось. Дети получали по комплекту одежды в год и с сентября по июнь ходили в одних и тех же вещах. Само собой, из них вышли легкие мишени для насмешек сверстников.
В десятом классе одна девушка попробовала разрушить стереотип, вернувшись после рождественских каникул в совершенно новой одежде. Вместо обычной черной юбки с белой блузкой она принарядилась в шерстяной свитер с модной юбкой. Она даже сделала перманент. «Но все принялись издеваться пуще прежнего, потому что никто не желал, чтобы она ломала привычный шаблон», — вспоминал Стив.
Сам он время от времени брался за случайную работу для соседей. В том числе пару раз подрабатывал могильщиком. Отец его друга Брайана Холла присматривал за кладбищем и иногда нанимал мальчиков копать могилы; он платил двадцать пять долларов за работу — целое состояние для подростка в начале шестидесятых.
В другой раз Стива наняла мать второй презираемой в классе девочки, которая ходила по школьным коридорам сутулясь, словно хотела уменьшиться в размерах и стать как можно менее заметной. Ее семья жила в Западном Дареме, в трейлере неподалеку от дома Стива. Стив зашел в трейлер выполнить поручение хозяйки и остолбенел при виде огромного, во всю стену, распятия, нависшего над гостиной. Фигура Иисуса выглядела на редкость реалистично, с обилием мелких деталей: кровь капала с ладоней и ступней, а на лице застыло выражение смертной муки.
Мать девочки сказала, что верует в Христа как в своего Спасителя, а затем спросила Стива, был ли он спасен. Он сказал, что не был, и постарался поскорее оттуда убраться — только его и видели.
Когда в «Кэрри» Стив стал прорисовывать портрет главной героини, его вдохновляли воспоминания об этих двух затравленных девочках. Позже он обнаружит, что к тому времени, как он начал писать роман, обе были мертвы: девушка с годовым комплектом одежды выстрелила себе в живот вскоре после рождения ребенка, а другая, которая, как выяснилось, вдобавок ко всему страдала эпилепсией, выехала из трейлера сразу же после окончания школы, чтобы вскоре умереть от припадка — в полном одиночестве, в своей квартире.