четырех кольчуг, никому не прибавит устойчивости. К слову сказать, и надежды на выживание тоже. Серега так и сказал, наливая напоследок полуведерный ковш медовухи:
- Ты, княже, не переживай, авось и убьешь зверя.
А голос жалостливый, и в глазах сочувствие проглядывает. Николай лицемерие раскусил сразу, но промолчал, так как благодарные подданные требовали подвига. Не своего, разумеется, и были правы. Что это за власть, если не готова за народ голову сложить?
Князь Татинский медленно и осторожно ступал по улице, к сожалению, слишком короткой, и отмахивался свободной рукой от Тимохи, пытающегося всучить забытый было в тереме меч. Получалось плохо, так как приходилось еще и следить за равновесием. Падать было нельзя, хотя и хотелось - несколько пудов железа так и пригибали к земле. Себя бы дотащить.
- Отстань, - отбивался Николай, - копьем обойдусь. И не зли меня.
- Но как же… - домовой растерянно посмотрел на парадный кладенец. - Чем же ты голову ему отрубать будешь?
Столпившийся у ворот народ оживленно обсуждал знаменательное в жизни города событие и со знанием дела давал советы:
- Ты по яйцам его бей, княже. По яйцам… - настойчиво твердил здоровенный детина в заляпанном известкой фартуке. - Против Змеев первейшее средство.
- Дурак ты, - отвечал ему сосед слева. - Это кощеев так.
- Без разницы, у Горынычей то же самое.
- А вот и нет. Я со стены смотрел - ничего там не болтается; ни сундук, ни утка, ни заяц.
- Да уж, - усмехнулся детина, - это в твоем возрасте болтаться должно. Не слушай его, княже, дело говорю.
Николай и не слушал, все голоса сливались в глухой невнятный гул, а лица были как одно - большое, небритое, воняющее прокисшим пивом. Да и его мешала разглядеть личина на боевом шлеме. Внезапно дорогу загородил отец Мефодий.
- Куда без благословления? В лапы нечистого захотел?
- Языком-то не мели, - строго одернул священника провожавший Шмелева волхв. - Вдруг это кто-то из наших, из старых?
- Так сам бы и шел! - парировал батюшка.
Серега на пару секунд задумался и покачал головой:
- Нет, скорее всего, не наши. Раньше только Велес в виде змея появлялся. Этот каков, волосатый?
- Да куды там, - охотно проконсультировали из толпы. - Зеленый да чешуйчатый, со спины на стерлядку похож. А еще на зверя коркордила, только с крыльями.
- Точно не мой, - окончательно отмежевался от ответственности мудрый волхв и самоустранился.
Воспользовавшись ситуацией, отец Мефодий перехватил инициативу и отобрал у домового меч. Он торжественно перекрестил им князя и собравшуюся толпу:
- Возьми. Сим победиши.
- Бери-бери, - посоветовал и Серега. - Герой обязательно должен быть с мечом.
Коля ухватил его за рукав рубахи, подтянул поближе и прошипел в самое ухо:
- Издеваешься, да? Из меня фехтовальщик…
- Я тебя четыре года учил.
- И что?
- Ну-у-у… против Змея умения хватит. Вы же с ним не рубиться будете. Кстати, почему щит не взял?
- Засунь его себе… знаешь куда?
Уточнить Шмелев не успел. Под восторженный рев зрителей ворота распахнулись, открывая путь к бессмертной славе. Николай еще успел подумать, что быть вечно живой драконьей какашкой - немного не то, о чем мечталось всю жизнь. И вроде и не жил вообще…
Грохнули, закрываясь, за спиной тяжелые створки. Вот он, первый шаг на дороге длиной в сто тысяч ли. Дрожащий и неуверенный. Но надо, черт побери этого Змея с его огнедышащей глоткой. А здоровый, сволочь. В смысле, Горыныч. Шагов двенадцать от носа до кончика хвоста. Только вот точнее измерить не даст, сразу бросится. Вот он поднял голову и внимательно посмотрел на приближающегося человека немигающим взглядом. В вертикальных зрачках плескалась пугающая бездна. Огнем чудовище пока не плевалось, но на конце раздвоенного языка, высовывающегося из приоткрытой пасти, плясал яркий лепесток пламени.
'Будто фашистский огнеметчик в кино', - подумалось Николаю.
До зверя осталось совсем немного. Он больше не шевелился и молчал. Коля медленно, не делая резких движений, перехватил копье и порадовался, что не поддался уговорам и не взял меч. Хищное, вытянутое тело рептилии даже на земле выглядело стремительным. Успеть бы ткнуть. Только куда? Шмелев лихорадочно перебирал в уме все, что знал о ящерицах и драконах. Негусто… Оказывается, он знал только то, что они существуют. И все.
Город за спиной настороженно затих, ожидая развязки. Солнечный зайчик скакнул по отточенному наконечнику копья, занесенного для решительного удара, и перепрыгнул на морду Горыныча, на мгновение ослепив его. Чудовище мотнуло громадной головой (одной, врут сказки) и раскрыло пасть.
- Ты хто? - спросил Змей неожиданно приятным баритоном. - Богатырь, штоле?
- Типа того… - растерянно признался Николай и опустил копье. Кажется, битва временно откладывалась.
- Понятно. Тады проваливай.
- А мне непонятно, - Шмелев отстегнул личину и сдвинул на затылок мешающий шлем. - С какой стати проваливать мне, а не тебе?
- Мешаешь. Я первый пришел, - охотно пояснил Змей. - По делу, между прочим.
- А я?
- Мне почем знать? Может, на охоту собрался. Погоди… на меня, штоле?
- А если и так?
- Не согласен. Мы вообще так не договаривались.
- С кем? - поинтересовался Николай.
- Неважно, - уклончиво ответил Змей. - А теперь гуляй отседова, богатырь, не до тебя. Князя жду.
- Какого?
Горыныч поскреб в затылке когтем и пренебрежительно сплюнул в сторону, поджарив неосторожно пролетавшего воробья:
- Ты тупой? Местного князя.
- Ну, я пришел.
- Вижу. А теперь проваливай! Ходют тут всякие. Кому сказано - занято место!
- А вот и не уйду, - справедливо возмутился Николай. - И вообще, ты чего на людей орешь?
- Чтобы услышал кто-нибудь.
- Я услышал. Легче стало?
- Как бы нет, - согласился Змей. - Так не уйдешь?
- С какой стати?
- Да и ладно, оставайся, вдвоем подождем. Присаживайся, богатырь, - Горыныч гостеприимно обломил у комля ближайшую березку и положил импровизированную скамейку перед Шмелевым. - Вместе не так скушно будет.
Некоторое время сидели молча, стараясь не смотреть друг на друга. Николай чувствовал, как отпускает державшее его напряжение. Неизвестное науке чудовище при ближайшем рассмотрении оказалось не таким уж страшным. А что хам и грубиян, так может им, летающим рептилиям, оно и положено? Вдруг это от метаболизма зависит?
- Слушай, богатырь, - первым нарушил молчание Горыныч, - одолжи копье ненадолго.
- Зачем? - с подозрением покосился Шмелев.
- Почесаться, - смутился Змей. - Не поверишь, свербит между крыльями, аж спасу нет. Выручи, а?
Он произнес это таким просящим и жалобным голосом, что суровое, но мягкое сердце князя
