Немезида

безупречной кожей. Скулы и миндалины тёмных глаз оттенял металлический блеск. Она поклонилась ему и смущённо отвела взгляд.

– Милорд Рей. Я боялась, что вы не навестите меня. Я боялась, что слишком многое себе позволила...

– О, нет, – сказал Рей пересохшим ртом. – Нет. Это честь для меня... – он исхитрился улыбнуться, – моя царица.

Она посмотрела на него снизу вверх, тоже улыбаясь, и это было чудесно.

– Вы будете так меня называть, милорд? Можно, я буду вашей Иокастой? – она теребила тонкую завесу шёлка, разгораживающую номер на две части.

Его повлекло к ней, и он пересёк белую толщу богатого ковра прихожей.

– Мне бы так этого хотелось, – прохрипел он.

Женщина – его Иокаста – бросила взгляд в сторону механоида:

– И она тоже к нам присоединится?

Откровенное приглашение в её словах заставило Рея заморгать:

– А... Нет, – он обернулся и коротко сказал роботу: – Жди здесь.

Его Иокаста снова улыбнулась и исчезла в дальней комнате. Рей, улыбаясь во весь рот, помедлил и расстегнул свой мундир. Оглядевшись по сторонам, он увидел букет свежих сатурнских роз, всё ещё упакованных в доставочную обёртку. Он бросил свой китель рядом с ними и затем последовал за ней в спальню.

9

Когда Гергерра Рей шагнул навстречу своей смерти, Иокаста не разрыдалась.

Когда он вошёл, царица обвила его длинными сильными руками, поднимаясь всем телом ему навстречу, прижимая свои груди к его груди, прильнув к нему. На губах Мех-Лорда появлялась и исчезала глупая улыбка, и он тяжело дышал. Его реакция была безукоризненной. Его идеальная новая  любовь к Иокасте, – на самом деле чистейшее и точнейшее проявление выброса нейрохимических веществ, – была плодом нескольких недель тщательно выверенного обстрела феромонами. Рей регулярно получал крошечные порции аналогов метадофамина и серотонина в настолько слабой дозировке, что их не могли засечь даже сверхчувствительные сканеры его машины-ассистента. Совокупность накопленных в организме веществ ввергла его в состояние, похожее на помешательство. Соединить это с физиологическим шаблоном, выработанным на основе женщин, которых он выбирал в качестве сексуальных партнёрш – и вот уже западня готова и смазана мёдом.

Иокаста нагнула к себе голову Рея и прижалась губами к его рту. Когда она проделала это, он весь задрожал и полностью отдался на её милость. Это было так просто.

Гергерра Рей  имел отношение к строительству 'Яростной Бездны'. Его участие было косвенным и его нельзя было с абсолютной точностью доказать в суде, но те, кто стоял на страже Империума, были в этом уверены, и этого было достаточно. В чём бы ни состояло его преступление – возможно, он передавал определённые взятки,  или перенаправлял материальные и человеческие ресурсы, или пропускал корабли, которым должно было быть в этом отказано – но капеканский Мех-Лорд действовал по распоряжению предателя Хоруса Луперкаля.

Иокаста вытолкнула наружу маленькое оружие, таившееся под её языком, удерживая его стиснутыми зубами. Лизнуть спусковую пластину – вот и всё, что требовалось, чтобы выстрелить из пистолета- поцелуйчика. Заряд размером с иголку пробил верхнее нёбо Рея и рассыпался, позволяя вырваться наружу проволочным щетинкам толщиной с молекулу. Они пронеслись сквозь ткани носовой полости в передний мозг, кромсая всё, чего касались. Он отшатнулся и упал на кровать, с его губ и из его носа стекали кровь и мозговое вещество. Рей утонул в шёлковых простынях, сбившихся под его телом, и из-под них показался труп актрисы, чьё лицо он так пылко любил.

Его убийца не медлила, стряхнув с себя иллюзию мёртвой женщины, едва тело объекта начало остывать.

Плоть понемногу сдвигалась, лицо Иокасты потекло, становясь менее определённым и больше похожим на набросок на бумаге. Убийца выплюнула пистолет-поцелуйчик и избавилась от него, затем вонзила острые ногти вдоль внутренней стороны мускулистого бедра. Рубец на коже разошёлся, открывая влажную полость, и длинные пальцы извлекли наружу предмет в форме бобины с рукоятью. Убийца слегка встряхнула его и подкралась к шёлковым завесам. Рей умер, не издав ни звука, но его машина- ассистент была достаточно умна, чтобы считывать сердечные сокращения каждые несколько секунд. И если она засечёт одинарный ритм вместо двойного...

Бобина размоталась в тонкий клин металла, который раскрутился на метровую длину. Как только оружие вытянулось до конца, оно стало жёстким. Подобная вещь была известна, как меч с эффектом памяти. Его клинок составлял сплав, способный размягчаться и твердеть при касании регулятора.

Койн нравился меч с эффектом памяти, нравился его вес, как у пёрышка. Койн также нравилось, на что он был способен. Свирепый удар клинка срезал тонкий шёлковый занавес, и механоид среагировал на движение – но недостаточно быстро. Койн вонзила кончик меча в хромированную грудь ассистента и пробила бронированный кожух модуля био-кортекса, который служил роботу мозгом. Тот  издал слабый визг и превратился в застывшую статую.

Оставив меч там, куда он был воткнут, Койн занялась подготовкой следующего шаблона. Койн знала Гергерру Рея так же хорошо, как и актрису, сыгравшую царицу Иокасту, и с такой же лёгкостью могла принять его облик. Каллидус презирала термин 'имитация'. Это слово было слишком бедным, чтобы охватить целостность, с которой Каллидус становилась своими личинами. Имитировать что-то означало передразнивать это, притворяться. Койн становилась теми, под кого маскировалась – она  вживалась в каждую личность, пусть даже и на короткое время.

Каллидус была скульптурой, которая ваяла саму себя. Био-импланты и мощные дозы оборотнического медикамента полиморфина заставляли кожу, кости и мышцы становиться пластичными и подвижными. Те, кто не мог совладать с даваемой им свободой, терпели крах и превращались в чудовищ – существ, подобных оплывшим восковым фигуркам, которые мало чем отличались от груд костей и органов. Но те, кто обладал даром личности, те, которые были подобны Койн – эти могли стать кем угодно.

Сконцентрировавшись, Койн сдвинулась в нейтральное состояние – серую фигуру без половых признаков, смазанную и почти лишённую черт. Каллидус не помнило пола, с которым оно родилось – эта информация не имела отношения к делу, если можно было превращаться в мужчину или женщину, юношу или старика, даже человека или ксеноса, если на то была воля.

Именно в этот момент Койн увидело цветы. Они были доставлены курьером прямо перед появлением Рея. Ассасин перебрало цветы и отметило цвет и количество лепестков роз. На не-лице убийцы мелькнуло нечто похожее на раздражение, и Койн задержалось перед нишей вокс-коммуникатора в дальней стене, вводя верную последовательность шифра, обозначенную компоновкой цветов.

Ответ пришёл почти незамедлительно, что означало, что корабль был поблизости.

– Койн? – мужской голос, с хрипотцой.

Каллидус немедленно скопировало тональность и ответило:

– Ты нарушил протокол молчания, которому я следую.

– Мы здесь, чтобы помочь тебе как можно быстрее завершить миссию. У тебя новые приказы.

– Не имею понятия, что вы за идиоты, и какими полномочиями вы, по вашему мнению, обладаете. Но вы ставите мою операцию под угрозу и путаетесь под ногами, – скривилось Койн. Это было безобразное выражение на сером лице. – Мне не требуется от вас никакой помощи. Не вздумайте отвлечь меня ещё раз.

Каллидус оборвало связь и отвернулось. Такое поведение было совершенно непрофессиональным. Клан знал, что раз уж дело началось, прикрытие ассасина нельзя подвергать риску, исключая разве что самое неблагоприятное стечение обстоятельств – и чья-то нетерпеливость определённо не была достаточной причиной.

Койн уселось и сконцентрировалось на Гергерре Рее, его голосе,  походке, полном ощущении