мелких лун, работали без передышки, производя всё от одноместных перехватчиков модели 'Ворон' и до колоссальных корпусов могучих штабных кораблей класса 'Император'.
В зоне, столь плотно забитой космическими судами и орбитальными станциями всех мастей, 'Ультио' должен был без труда затеряться в их скоплениях. Но меры безопасности были повышены, и повсюду царила подозрительность. Во время начальных ходов восстания альянс перебежчиков, людей Механикум и предателей из Легиона Несущих Слово, тайно сконструировал дредноут 'Яростная Бездна', построив его на нелегальном причале на спутнике-астероиде Туле. Во время взрыва, сопровождавшего отлёт корабля, маленькая луна Юпитера была уничтожена, и оставшаяся от неё искорёженная глыба всё ещё кружила на дальней орбите на границах планетарной системы. Но суровые последствия разрушения Туле и происшествия с 'Бездной' чувствовались до сих пор.
Соответственно, 'Ультио' двигался осторожно и не провоцировал подозрений, не совершая ничего такого, что могло бы привлечь к нему внимание. Корабль, надёжно скрытый своей личиной, прошёл под тенью поселений на Иокасте и Анаке и затем вглубь зоны галилеевых спутников, минуя преобразованную геоинженерией луну-океан Европу и бурлящую оранжевую массу Ио. Он следовал к материнской планете медленным и размеренным ходом, двигаясь наперерез грязно-оранжевым, коричневым и кремово-серым полосам облаков и вниз к Большому Красному Пятну.
Там плавало огромное веретено, купающееся в багряном зареве – станция Сарос, напоминающая хрустальную люстру, снятую со своих держателей и выброшенную на свободу в пустоту, где она вращалась и ловила звёздный свет. В отличие от большинства своих индустриальных и колониальных товарок, Сарос была курортной платформой, где йовианская[16] элита могла найти отдохновение и отвлечение от трудов на верфях и заводах. Говорили, что она уступала в роскоши лишь орбитальным станциям Венеры. Золотые и серебряные авеню, акры садов с нулевой гравитацией, зрительные залы – и самый лучший оперный театр за пределами Дворца Императора.
По мере того, как корабль подплывал ближе, станция заполняла панораму обзорного купола 'Ультио'.
– Зачем мы здесь? – спросила Йота с ленивой угрюмостью.
– Наш следующий рекрут, – сообщил ей Тариэль. – Койн из клана Каллидус.
На дальнем конце полётной палубы Гарантин наклонил свою голову, чтобы не биться ей о потолок. Он издал резкий звук, как будто сплюнул:
– Зачем бы нам понадобился один из
– Потому что так потребовал Магистр Ассасинов, – не оборачиваясь, ответил Келл.
Ванус поднял взгляд от дисплеев, развёрнутых веером вокруг его перчатки:
– Насколько я проинформирован, сейчас происходит важное культурное событие. Декламация произведения '
– Ча-во? – хрюкнул Эвёрсор.
– 'Новый Эдип', театральное представление с танцами, музыкой и декламацией, – продолжил Тариэль, не обращая внимания на его насмешку. – Это очень заметное общественное событие в Йовианской Зоне.
– Я, должно быть, посеял свой пригласительный, – пробурчал Эвёрсор.
– И этот Койн там внизу? – Йота профланировала к иллюминатору и прижала к нему ладони, вглядываясь в Сарос. – Как мы узнаем безликого Каллидуса среди такого множества лиц?
Келл изучил формальные протоколы связи, которые ему предоставили, и нахмурился:
– Мы должны будем... послать цветы.
Когда Иокаста шагнула навстречу своей смерти, Гергерра Рей разрыдался как дитя.
Он вцепился в балюстраду, которая окаймляла передвижную ложу, предоставленную ему театром, так что суставы его пальцев побелели от напряжения. За его спиной неподвижно стояли автоматы-охранники из его персональной манипулы, озадаченные тем, что их повелитель хрипло хватал воздух трясущимися губами. Рей подался вперёд, как будто он мог усилием воли заставить Иокасту не брать стальную удавку и не одевать её на нежную шею. В его груди поднимался крик: он хотел окликнуть её. Но он не мог.
Аристократ уже посещал эту оперу, и хотя она всегда приковывала его внимание, она никогда не трогала его так, как этой ночью. Каждое представление 'Нового Эдипа', даваемое раз в два года, было пышным, великолепным мероприятием, сопровождаемым многочисленными роскошными ужинами, приёмами и вечеринками. Но сердцем всего была постановка.
Что касалось представления этого года, всё йовианское общество разделяло по его поводу одни и те же страхи. Поначалу, лишь нудные пессимисты заявляли о том, что его не стоит устраивать из-за боевых действий. Но после того, как примадонна Солипис Мун трагически погибла в шлюзе из-за несчастного случая... Многие сочли, что эту оперу больше не нужно давать в знак уважения к её памяти.
Но, честно говоря, Рей не замечал отсутствия Мун на сцене. Да, когда-то она играла роль Иокасты со страстью и энергией, но после стольких повторений её вклад в этот образ стал вымученным и пресным. Но сейчас эта новая царица, эта новая Иокаста – как он понял, женщина из венерианских концертных залов – получила эту роль и вдохнула в неё новую жизнь. В первом акте казалось, что она подражает стилю Мун, но вскоре вслед за этим она раскрылась в своей собственной интерпретации роли, настолько полно затмив при этом прежнюю примадонну, что по мере того, как опера катилась к завершению, Рей практически забыл её предшественницу. Вместе с новой актрисой пришла и новая режиссура, и постановка сменила традиционно используемые в ней современные одежды на наряды странно вневременного типа с металлическими расцветками и мягкими изгибами, которые Рей находил очень привлекательными.
И сейчас на сцене, залитой кровавым светом и вспышками молний от Большого Красного Пятна над прозрачным потолком, оркестр грянул зловещим аккордом, и персонаж Иокасты оборвал собственную жизнь. Рей, вопреки здравому смыслу, питал надежду, что постановка может неожиданно отклонится от той истории, которую он так хорошо знал. Но этого не случилось. Когда тело актрисы истаяло за кулисами, и развернулись заключительные сцены оперы, он обнаружил, что не может сосредоточиться на судьбе бедного слепца Эдипа. Игравший главную роль актёр выложился в финале до последней капли, и аудитория упала к его ногам в буре аплодисментов.
Только когда плавающая ложа с мягким стуком вернулась на высокий балкон, Рей, стряхнув с себя оцепенение, частично обрёл самообладание.
Воистину, она его
Высокое положение Рея подразумевало приглашение на вечеринку в театре в честь окончания представления. Обычно он отклонял его, предпочитая компанию своих машин сборищу корыстных павлинов, околачивающихся в обществе йовианских завсегдатаев увеселительных мероприятий. Этой ночью, однако, он не откажется. Он встретится с
На вечеринке царило ликование, подстёгнутое выплеснутой в представлении энергией, как будто её эхо до сих пор гуляло по театру даже после того, как истаяла последняя нота. Критики из средств массовой информации строились в очередь, чтобы поздравить режиссёра и актёра, сыгравшего царя-страдальца, но все они оглядывались при этом по сторонам в надежде заметить истинную звезду представления – царицу этой ночи, новую Иокасту.
Под эгидой происходящего, приглашённые аристократы чередовали восхваления оперы с обсуждением текущих дел – и последнее означало разговоры о мятеже и нагрузках, которые легли на Юпитер и его верфи. Невзирая на заверения со стороны Совета Терры, несмотря на тихие чистки и то, что
