Гарпун вздрогнул, и по всему его телу прокатилась внезапная вспышка боли. Крик, отдающийся эхом, пронзил его как лазерный луч.
– Заткнись! – выплюнул он, отталкиваясь от стола и тряся головой. – Заткнись!
Голос внутри него попытался выкрикнуть снова, но он задушил его усилием воли, резко выдохнув воздух. Гарпун на мгновение почувствовал его в себе, глубоко в чёрных недрах своей души: трепещущий светящийся уголёк. Крошечный кусочек души Йозефа Сабрата, загнанный в угол и неистовый.
Убийца опустился на пол комнаты и, закрыл глаза, склонил свою голову. Он потянулся внутрь, позволил своему разуму спуститься вглубь себя. Это было сродни погружению в океан чёрной тяжёлой нефти – только вместо того, чтобы сопротивляться, Гарпун позволил мраку заполнить себя, наслаждаясь ощущением ухода под поверхность.
Он нырнул в пустоту своего повреждённого рассудка, разыскивая чужака, человека, мысле-цвета мёртвого мужчины. Это было сложно: где-то здесь всё ещё трепетали слабые отзвуки каждой жизни, что он уничтожил и затем имитировал. Но они все были зачищены при помощи ритуальных обрядов, и от их остались лишь неглубокие следы, подобные контурам, выжженным на стенах вспышкой ядерного гриба. Однако здесь всё ещё присутствовало что-то от Йозефа Сабрата. Что-то упрямое, что, цепляясь за жизнь, упорно отказывалось позволить Гарпуну его уничтожить.
Вот он где, отсвет во мраке. Дух Гарпуна прыгнул на него с оскаленными клыками, готовый изорвать его в клочья. Убийца обнаружил, что он обёрнут в воспоминание, в ключевое мгновение – в ужасную жгучую боль. Он расхохотался, когда понял, что переживает тот миг, когда пронзил сердце Сабрата костяным клинком, только на этот раз от лица своей жертвы.
Боль была ослепительной – и
Гарпун понял, что за фрагмент приплыл к нему в руки, умело укрываясь за своим подобием, но уже было слишком поздно. Его затянуло в собственное прошлое. Назад к событию, которое превратило его в то чудовище, которым он был.
Назад в
Голоса снаружи. Воины в доспехах, двигающиеся и разговаривающие. Ангелы войны и повелители оружия, чёрные души и звери.
Голоса.
– Это оно? – командир-повелитель, ясно по тону и манерам. Подчиняющим,
– Да, милорд, – говорит тот, который ранен. – Согласно журналам, оставшимся от Сёстёр Безмолвия – пария. Но я раньше ничего подобного не видел. И они тоже не знали, что это такое. Скорее всего, его предназначили к уничтожению.
Повелитель-что-будет-его-хозяином подходит ближе. Он видит лицо, полное удивления и ненависти.
– Я чую, что от него несёт колдовством. Оно не умерло вместе с остальной командой и грузом?
– Чёрные Корабли Императора – крепкие суда. Некоторым было уготовано пережить наш обстрел.
Пауза, во время которой он иногда хватает воздух, пытаясь расслышать их голоса.
– Расскажи мне, что оно сделало.
Вздох, утомлённый и пугающий:
– Напало на меня. Лишило меня пальца. Своими зубами.
Издевательский смех:
– И ты оставил это в живых?
– Я бы уничтожил это, лорд, но затем оно... Потом оно убило кодициария. Брата Садрана.
Теперь смех прекратился. Зреет гнев:
– Как?
– Этот лишил Садрана уха. Пожрал, проглотил прямо целиком. А потом колдовская тварь стояла на месте и ждала, пока её убьют. Садран... – раненый обнаруживает, что ему сложно это объяснить. – Садран обратил на это существо свою ярость, и оно отразило её назад.
– Отразило... – голос повелителя, снова другой. З
– Пламя, лорд. Садрана поглотило его собственное пламя.
За прутьями клетки, силуэты в тенях двинулись по кругу.
– Мне никогда не попадался пария, который был бы на такое способен... – повелитель подходит ближе, и он в первый раз по-настоящему его видит. – Ты ведь нечто особенное, не так ли?
– Может быть, случайно родилось таким, – говорит раненый. – Или, возможно, какой-нибудь выкидыш экспериментов Адептус Телепатика.
В сумраке, ширится улыбка.
– Это также может быть возможностью.
Он прижимается к прутьям, протягивая эфирные кончики своих чувств к командиру-повелителю.
– Мы должны это убить, – говорит второй голос.
– Решать это буду я.
Он касается разума и, впервые в своей жизни, находит что-то темнее себя самого. Инфернально- чёрная душа, пропитанная мраком, приобщённая к сферам, познание которых лежит за пределами его способностей.
– Милорд Эреб... – раненый пытается спорить, но повелитель заставляет его замолчать одним взглядом.
– Вот твои приказы, брат-капитан, – говорит человек с чёрным сердцем. – Устрани все следы того, что мы вообще здесь были, и убедись в том, что это судно затеряется в пустоте. Я заберу то, зачем мы пришли... и нашего нового друга впридачу, – тот, кого назвали Эребом, снова улыбается. – Думаю, мы найдём ему применение.
Когда второй воин отправляется прочь, повелитель склоняется ближе.
– У тебя есть имя? – спрашивает он.
Он уже давно не разговаривал, и ему требуется время, чтобы сформировать слово. Но в конце-концов он выдавливает:
– Гарпун.
Эреб кивает:
– Теперь твой первый урок. Я твой хозяин.
И вот воин уже размытый силуэт, и в его руке меч, и клинок – в груди Гарпуна, и боль – ослепительная, жгучая.
– Я твой хозяин, – снова говорит Эреб. – И с этого момента ты будешь убивать только тех, кого я велю тебе убить.
Гарпун падает на спину. Он кивает, присягая на верность. Боль наполняет его, наполняет клетку.
Сцена хрустнула как хрупкое стекло, и Гарпун вздёрнулся вверх, выбрасывая ногу и сшибая стул. Он с трудом поднялся на ноги, замечая в зеркале своё лицо. Аспект Хиссоса был бледным как необожжённая глина. Он скривился и попытался сконцентрироваться – но неожиданная встреча с фрагментом воспоминаний и промелькнувшим перед глазами прошлым потрясли его до глубины души. Он тяжело