смысле этого, — он пощелкал по кадыку. — Столик, само собой. Ну, шампанского, чтоб повеселей было. Потом с собой крепенького возьмете и отдохнете. Дома. Как компенсацию трезвого образа жизни, скромного отношения и для ровного счета — триста рублей. За вечер. Мне бы хотелось на вас надеяться, честно говоря. Во всех отношениях, — подчеркнул дядя. — Во всех.
Ошарашил, честно говоря. Срубить такие бабурки за один вечер — с нашим удовольствием.
— Значит, — дядя немного призадумался, — в следующую пятницу? да, — сам утвердился в собственной правоте, — к десяти утра к ресторану подойдет автобус. Как? устроит вас? С администрацией я сам поговорю, чтоб вам проблему не создавать. Аппаратуру с собой брать не надо. Там все будет, что нужно. И помогут поставить, как вам надо, настроить, подстроить. Обратно тоже отвезут.
— Извините, конечно, а куда ехать?
— За «ехать» не беспокойтесь. И привезут, и увезут. Каждого, персонально, до дому. Персонально. Договорились? Вот и хорошо, — сам точку поставил. И вышел, ни грамма не сутулясь.
Лёлик засуетился, стаканы стал без толку переставлять.
— Три кати! как с куста! да хоть каждый день.
— Ох, — пробубнил Маныч, — уж больно уж…
— Уж, замуж, невтерпеж. Хули нам, красивым бабам, на ромашку не поссать? — Минька хлопнул его по плечу. — Что же, друг ты мой, невесел? Сам говоришь: бабки катят — надо брать. Так вперед! и с песней. И танки наши быстры.
— И небо в арифметику.
— Ты чего?
— Я-то ничего. А как бы не было чего.
— Сумлеваюсь я, однако. На кой мы нужны? Больно ты сыкливый, Артуха, я погляжу.
— А он сказал куда ехать? Ты его знаешь? Уловочки эти блядские. Они ж так не могут — повестку в Маленький домик прислать. Три сотни в день. А хрен на блюде? не надо? А частнопредпринимательская деятельность? Как три стольничка на три годика общего режима обменять? А? А дяде менту галочку в личное дело. А может Зое мы мешаем? пойми ее, разгадай, команда КВН за год не разгадает змеищу. Что ты знаешь? Ты, Миша, больно толковый там где не надо. Вы с этим просто не сталкивались, а это так просто, что даже себе представить нельзя, как просто. Спустили сверху директиву — машина завертелась.
— Да, вон «Зеленые Звезды»… — сказал поникший Лёлик.
— Не бздытё. «Наполеоном» напоили, щас еще блядей с цыганским хором приведут, по стольнику выдадут, а потом в кутузку? Будьте проще. Если пьяный разговор — ничего не теряем. Придет автобус — поедем. Берем ревер, микрофоны, провода. Что там будет — бабушка надвое во сне видела, — может на ржавом корыте заставят играть.
— Тогда и пищалки надо взять.
— Нехер. Сказал «всё будет» — то пусть и будет. Халява, так халява.
— Артух, ты Мендельсона помнишь?
— ???
— Да нет, я-то знаю, что ты помнишь — я подзабыл. Надо бы прогнать пару раз, чтобы не облажаться.
Без Мендельсона никак нельзя. Главное на свадьбе: сбацать этот бравурный марш, под который открываются врата рая. В большинстве случаев, по-моему, ненадолго.
На свадьбу народ обычно снимает свою родную заводскую столовую, провонявшую комплексным обедом за полтинник. Или кафе, ближе к дому, что несколько веселей. Реже, на базе отдыха, у природы, но это уже экзотика, не каждому и дано.
Такса стабильная — восемьдесят рублей. Ну, стоха. За два дня. Будешь лезть в бутылку, как я сегодня — скиснет молоко: в этом шахер-махере конкурентов хватает. Чирик от заработанного сразу откидывай: пятера за автобус туда, пятера сюда. Обычно аппарат еще помогут привезти, а назавтра никому дела нет: заплатили тебе? дыши в обе ноздри.
За свадебный вечер весь репертуар пару раз прогонишь, да еще вспомнишь и такое, что, казалось, напрочь забыл. Всё катит, только греми. И частушки, и прибаутки, и эмигранты, и песни гражданской войны. Главное, не накиряться. Вовремя остановиться, как пишут в газетах. Свой долг до конца исполнить.
Да! Плюс харчи!
Как-то раз, помню, лихо отработали — приперли домой три палки копченой колбасы: Минька в подсобке ухватил, и на улицу, в снег, зашвырнул через форточку. Домой пошли: лежат, огурчики, дожидаются. По свадебному угару кто чего прочухает? главное, чтоб старухи, да теща с свекровью не прихватили, остальным — ни до того. А уж водки, винища… По фуфырику на нос — минимум. Под ремень ее, ненаглядную, за пояс, и на выход, а пробки припасены, голь на выдумки горазда — заткнул злодейку и будь здоров, иван петров.
Что ни говори, а свадьба дело хорошее. Денежку срубишь, да на неделю вперед наешься, а повезет, и с припасами в закромах. В кабаке стольник за вечер — это потолок, такой клондайк случается, если кто-то гуляет круто, моряки на барже «река-море» заплывут или чучмеки лезгинку пляшут. Чирик, два, квартал — и песня кончилася. Будние дни почти всегда пролет: не центровой кабак, на полиграф не каждый попрётся, на неделе и в загульных ресторанах мест хватает, а в выходные свои сидят, полиграфские, они не больно- то и башляют, им на кир капустка нужна.
29
По узенькой, в одну колею, асфальтовой дорожке, в темном лесе, за лесью, «Икарус» доставил нас к вратам-воротам. Царю такие ворота — не осрамился бы перед боярами: знатные ворота, кружевные. При них сторож: пень во сто лет, табак на губе, ушанка со звездой. Пропустил нас безалаберно. Метров через сто — терем-теремок. В три этажа. К лесу скромен и силикатен, сам по себе плюшев и кожан, зеркален и не обжит. Казенный особнячок, гулкий.
В залу провели. Зала, если б не П-образное застолище, слишком была б, если только не для подобных дел задумана. Фонтана, пожалуй, только и не хватало. Такого, на камушки цветные, с унитазным журчанием.
Окна затюлены от излишней скромности, всё равно в лесу, чего уж? — непонятно. Официантки, накрахмаленные до хруста, подносы с осетриной таскают. Минька было сделал ход конем, покрутил языком — обрубила халедеюга взглядом, как топором, напрочь. Что ж, в нашем деле, как на рыбалке: не клюет — вытаскивай.
Но это всё так, мельком, краешком глаза. Главное. Главным в зале был Его Величество Аппарат. Он не стоял, нет. Он престолился, громоздился, давил мишурой позолоты, правил бал инженерной мысли и внушал девственный трепет.
«Динаккорд» блестели буковки на колонках.
Вот тебе, дедушка, и венчальный день!
Пульт, цифровой ревербератор, микрофоны — всё фирменное. Клавка двухрядная, почти как у Лорда. Минька над барабанами чуть не упал: «Супер-Амати» в искорку. Палочки и те не из русской березы. И всё, считай, новое, жирными пальцами не игранное.
Радист подошел: пегий, мурной, дятел тоскливый. Показал где усилки включаются, штекера втыкаются. Да и подключено всё, «мама» в «папе», не искрит, не фонит — человек своё дело туго знает. Разрешил ручки покрутить, сам за пульт сел. Микрофоны по верхам такие «эссс» дуют, что стой не падай. Реверберация глубокая, без лишних повторов — сам себя не узнаёшь. Гитары, между прочим, «Диамант»: бас и ритм. Что уже неудивительно — настроены.
От созерцания, осязания и охренения все стали деловые, сурьезные и молчаливые — никак в себя не прийти. Но виду не подаем. Де, мы и не такие «ямахи» ногой включали! Маныч в клавку по уши влез, гаммы пулеметит — не остановить. Эммерсон, чистый Эммерсон, Рик Вейкман и Кен Хенслей.
Вдарили, по случаю момента, «Забор»[80]. От могучего саунда
