вырисовывалсь стройные, обтянутыми белыми джинсами, высокие бедра. Вся — супермодель, обещание здоровых удовольствий и легких доступных привязанностей, короткого и успешного пути от случайного знакомства до последней, ни к чему необязывающей степени близости.
Игумнов и Ксения обменялись взглядами. Близко друг к другу не подошли.
Под курткой у Игумнова, не умолкая, работала рация.
Рутинная ментовская работа не прекращалась.
«— Пятерых слушателей с офицером направить к депутатской комнате…» — передали из дежурки.
«В депутатской КГБ могло бы и само справиться…»
Игумнов уже возвращался к своим.
Комната для депутатов — вечно под ключом, с дверями на две стороны на перрон и в город, с опущенными тяжелыми шторами на окнах и круглосуточными молчаливыми дежурными, всегда жила жизнью самого могущественного ведомства.
Оно и понятно. Ни для кого не было секретом, что комнатой пользуются как конспиративной квартирой для встречи с вокзальной агентурой…
По направлению к выстроившимся у депутатской комнаты машинам быстро прошла Надя со слушаками. Игумнов глянул ей вслед.
Прежняя угловатость, неловкая манера носить вещи…
Вся отголосок своего детства — с вечно текущей сельской крышей, расставленными под капли ведрами по всей избе. Вечные нехватки, безденежье, перебои…
«Представляешь… — вспомнила она однажды, — когда я увидела девочки из нашего класса приносят с собой в школу печенье, я подумала: „Это какие-то дети царей!“»
Такое нельзя придумать.
Игумнов взглянул на часы.
«Быстрее бы уж начиналось…»
В последнюю минуту приехал генерал Скубилин со штабом.
Перронное радио молчало подозрительно долго. Поезд с делегатами был, очевидно, уже на подходе.
Внезапно высоко над платформой щелкнул динамик.
Наступила долгая пауза. Дикторша словно готовилась объявить о наступлении Золотого Века.
— Внимание! — Раздалось наконец. — Граждане встречающие! К первой платформе на первый путь прибывает…
Звуки оркестра заглушили последние слова…
Новенькая черная «волга» с престижным номером «00–10», не превышая установленной скорости, двигалась со стороны Житной, от здания Министерства Внутренних Дел СССР.
Голицын и Субанеев, сидевшие в ней, почти не разговаривали, смотрели перед собой.
Несмотря на съездовское убранство, Москва выглядела пустой, в лучшем случае, малолюдной. Приезжих почти не было. Билеты на поезда через столицу не продавали, составы приходили полупустые.
На Валовой водитель плавно перешел в крайний ряд.
Впереди показался вокзал — сверкающий стеклом, отмытый, полностью реконструированный и тем не менее все такой же.
Рассказывали: при рассмотрении проекта реконструкции рука прежнего первого секретаря МГК бесцеремонно вытянула фасад, механически удвоив длину.
Новый вокзал отхватил изрядный участок площади, оставшись при этом по-прежнему неудобным, тупиковым — от последних вагонов к метро и транзитным залам тащиться с вещами не меньше километра.
У въезда перед вокзалом был вывешен красный «кирпич». Но это для другого транспорта.
— Под знак и в правый угол… Сможем, командир? — спросил Голицын.
Он сидел рядом с водителем — коренастый, спокойный, в строгом темном костюме под курткой. На заднем сиденьи позади располагался Виталька Субанеев — тоже в куртке, в белой сорочке, при галстуке — он выглядел весьма рспектабельно.
— Постараемся…
Водитель повернул под запрещающий знак.
Гаишник под вокзальным навесом поднял было свисток, но разглядел номерные знаки, кинул руку под козырек.
«Волга» плавно покатила вдоль перрона.
— С Богом! — Субанеев тоже поднял ладонь.
Водитель как-то странно взглянул. Он еще раньше заметил — когда они только подошли:
«Едут встречать и без цветов!..»
Сейчас он пристально вгляделся в зеркальце над головой. Ему показалось, он узнал второго своего клиента.
«Из тех!»
«Те» — принадлежали к таинственным и могущественным спецслужбам, с которыми ему по роду работы приходилось не раз иметь дело.
«Что-то тут у них намечается сегодня…»
«Те» — никогда, ни при какой погоде, не воспользовались бы для своих целей такой вот случайной машиной, «леваком»…
«А для служебных — тем более! Какой смысл — когда у них полны гаражи. Там и такси, и „скорые помощи“. И, вообще, на все вкусы… Зачем им еще „волга“ Министерства сельского хозяйства, которую он водит…»
Водитель боялся оплошать. Человек он по характеру был осторожный, хотя иногда, крайне редко и всегда вынужденно, и позволял себе «подхалтурить». Как, например, сегодня.
— Еще правее и прямо… — Голицын легко ориентировался в лабиринте вокзальных служб. — Вон к той луже. Ближе к проходу. Все! Тут останавливаемся. — Вокруг был припаркован служебный транспорт.
Голицын рассчитал правильно.
Теперь «Волга» наглухо блокировала пространство между кассой сборов и проходом во двор, к прирельсовому железнодорожному почтамту, на перпендикулярно идущую магмистраль.
— Все. Прекрасно. Спасибо.
Тех, кто был им нужен, пока еще не было.
Время оставалось. Можно было отдышаться.
Голицын оглянулся на Субанеева — в последнюю минуту он заменил им Волокова, который должен был сидеть с ним в «Волге». Виталька был бледен, заметно нервничал, у него не было крепких, как канаты, нервов Волока.
«В то же время, как ни говори, Субанеев — егерь и кандидат в мастера спорта по стрельбе. Стрелок он, несомненно, более высокого класса, чем Волок.»
Успех операции зависел от их способности открыть огонь внезапно и эффективно. Поэтому на первом этапе умение вести стрельбу на поражение являлось рашающим.
Смердов, с которым Голицын переговорил накануне в «Аленьком цветочке», тоже предложил взять в «волгу» Субанеева вместо Волокова. Волока с его «жигуленком» Голицын загнал за угол вокзала, вооружив «маузером», обрезом и двумя гранатами.
Остальное оружие Голицын разделил с Субанеевым таким образом, чтобы каждому достался и пистолет, и револьвер: себе взял «макарова» и «веблей», Субанееву — «ивер джонсон» и «ческу збройовку».
— Впечатляет? — Голицын показал Субанееву на скопление престижных «волг» впереди.
— Да, конечно…
Он нервничал. В обеих руках, в карманах куртки, он держал оружие, из которого стрелял всего
