В любом случае сидеть сложа руки представлялось более рискованным.
Он снял трубку.
«А-а… Семь бед — один ответ!..»
Было еше рано. Провод, соединивший купе с Центральным адресным бюро, некоторое время не подавал признаков жизни. На другом его конце отдыхали.
Игумнов ждал. Наконец, дождался.
— На кого справку? — Женский голос был резок.
— Волоков Юрий… — Игумнов продублировал именами. — «Владимир», «Ольга», «Леонид»… Живет на Башиловке. Других данных нет.
— А почему нет? Несчастный случай, что ли?
— Вроде того…
— Так и говорите! — сотрудница адресного бюро сразу предложила крутой темп. — Примерный возраст?
— Тридцать с небольшим…
— Надо знать точно…
Через пару минут она уже диктовала:
— Пишите: «Волоков Юрий Михайлович, 28 лет… Улица Новая Башиловка, дом…»
— Он, точно.
— Слава Богу! Я пока не разучилась читать! Работал инспектором ОУЭПИ — Отдела учета и эксплоатации памятников истории и культуры Главного управления культуры… Адрес не указан…
Здание ОУЭПИ обращало на себя внимание — с аркой, с большими квадратными окнами, лепными наличниками по фасаду.
За массивной дверью начиналась не менее массивная, широкая парадная лестница с отполлированными удобными перилами, с металлическим прутьями для ковра вдоль ступеней…
Навести справки о Волокове в Областном управлениия учета и эксплуатации памятников — поручили Наде.
Рабочий день в ОУЭПИ только начинался. Надежда была в гражданском. У входа никто из сотрудников ее не остановил, ни о чем не спросил.
На втором этаже майор пристроилась у окна в коридоре, отсюда ей были хорошо видна лестница, по которой она поднялась, и вход в канцелярию. Волоков с его приметами должен был сразу броситься в глаза.
«Если он здесь, я его обязательно узнаю…»
Отдел учета оказался организацией немалолюдной.
Сотрудники прибывали.
Был приемный день. У канцелярии собирались посетители. Прием шел медленно. То один, то другой инспектор проходил к начальству и там застревал.
В очереди шумели:
— Только свои и идут!
Движение сотрудников было Надежде наруку.
В течение часа майор увидела почти всех. Мужчины, похожего на Волокова, среди них не было.
Выждав время, Надежда двинулась по кабинетам. ростота здешних нравов это допускала.
Со второго этажа она перешла на третий, прошла до конца. Ни в одной комнате не было молодого пышноволосого блондина, фамилия «Волоков» отсутствовала и на дверях в коридорах.
Не оставалось другого, как попытаться навести справку. К этому обычно прибегали в крайнем случае.
В конце коридора на третьем две сотрудницы занимались вполне обычным, житейским делом. Одна из них примеряла сапоги. Вторая стояла рядом.
Она обернулась:
— Спички есть?
Надежда достала зажигалку, спросила в свою очередь:
— Волоков в каком кабинете? Не скажите?
— Волоков? Кто такой? — женщина удивилась.
— Ваш сотрудник. Светловолосый…
— Первый раз слышу… Валь! — Ее подруга в это время усердно тянула вверх «молнию». — Кто у нас Волоков? Я правильно называю?
— Да, Юрий Михайлович…
Подруга шевельнулась — «молния» шла с трудом.
— Я тоже такого не слышала… — Надевавшая сапог разогнулась. — Мы бы наверняка его знали…
Из автомата Надежда позвонила Игумнову.
— Такой тут никогда не работал.
— Очень странно, Надя…
— Тем не менее.
Игумнов был озадачен. Ничего не сказал. Так бывало и в их прошлой жизни. Ее сообщение теперь засело в его мозгу и надолго. До объяснения.
Все же Надежда спросила еще:
— Как там с Мусой, с Эдиком? Не появились?
— Карпец пасет их у «Аленького цветочка»… — Игумнов смог переключиться, добавил. — Тут задержали спекулянтов с гвоздиками. Бакланов повез штук сто в прокуратуру. Следовательше. Может подождет с кавказскими свидетелями… А за это время, смотришь…
— А что Качан? Не возвратился?
— Пока нет.
Качан проверял Волока по месту жительства.
Машину ему не дали. Он добирался на Новую Башиловку на метро, потом троллейбусом.
Троллейбус занудливо шуршал мокрым асфальтом, он был полон. Качан стоял у задней двери, на остановках входившие и выходящие с силой тащили друг друга в разные стороны. Ехать было не долго.
Волоков жил недалеко от остановки в доме рядом с винным магазином. Точнее, у той части обычного продуктового магазина, которая была специально выделена для продажи «винно-водочных изделий».
Как и по всей Москве, в условиях усиления борьбы с пьянством, вдоль улицы тут вытянулась длинная многоголовая очередь. Со спиртным ощущались перебои. Очередь выстроилась с утра. Ей суждено было простоять весь день и рассыпаться за несколько минут до закрытия винного отдела.
Естественным было попробывать собрать сведения о Волокове именно в гуще завсегдатаев. Качан подошел к группе наиболее активных.
Народ волновался. Водки накануне завезли недостаточно. Шла общая дискуссия.
Острый вопрос волновал каждого.
Мнения разделились. Одни подозревали, что в связи со съездом партии продажу водки на время полностью прекратят, другие законно предполагали обратное — чтобы продемонстрировать Западу изобилие продуктов — неоспоримое примущество развитого социализма, народу дадут напиться от пуза.
— Колбасу-то на прилавки выбросили! И Москву от приезжих закрыли! Так что…
Никто не знал планов властей.
— Наоборот! Чтобы пьяных на улицах не было!
— На самогон перейдем!
— Волока не видел? — обратился старший опер к одному из наиболее активных. — Мне он вот так нужен…
Качан держался уверенно и небрежно.
Собеседник — несомненный алкаш — был трезв, свеже выбрит. Выглядел до крайности худым, испитым.
