Поток их сюда не иссякал.
В Израиле, где существовал лишь религиозный брак, смешанные пары не регистровались. Молодые израильские новобрачные, принадлежащие к другим конфессиям, и смешанные пары заключали обычно браки на Кипре. Для тех же целей, существовало, правда, еще государство — Парагвай. Лететь туда не надо было, новобрачные регистрировались заочно.
Но брак, заключенный в посольстве, как объяснил делегаткам все тот же гид, — ироническм называли «парагвайским», относясь к нему как к чему-то легковесному и несерьезному. В Хайфском порту, откуда отплывал паром, Авгурова насчитала с десяток таких пар.
«Будем надеяться, что в деле „принцесса Евгения“ окажется лучше, чем с виду…»
Об остальном беспокоиться не приходилось.
Валюта на ее счет в Иерусалиме пришла немедленно, едва она сообщила мужу в Москву номер счета, название и отделение банка.
Муж передал эти сведения дальше.
Валюту тут же перечислили.
Сотрудница банка «Апоалим», занимавшаяся ее валютным счетом, скоро научилась узнавать ее голос по телефону. Как только валюта поступила, Авгурову пригласили приехать в любое удобное ей время, что она и сделала, на время отделавшись от приставленного к ней шпика…
Получение крупной суммы в израильских шекелях и обмен на кипрские фунты никак не были обставлены.
Большую же часть пришедшей на ее имя валюты Авгурова тут же поместила на закрытый счет под не особо большой, принятый в солидных банках процент.
СССР и Израиль по-прежнему не имели дипломатических отношений и это создавало препятствие для тех, кто захотел бы проверить ее личный счет в «Апоалим».
Полученную валюту Авгурова решила везти с собой.
Никого не интересовал источник валюты, как именно и куда Авгурова собирается транспортировать кипрские фунты. Охранник у двери не обратил на выходящую туристку внимания — ему хватало посетителей, входивших в банк.
Прощаясь с Израилем, Авгурова ничего не приобрела, кроме нескольких дешевых сувениров — страна по европейским меркам слыла дорогой…
Посадка на паром шла лениво, медленно…
Люди вокруг нервничали.
Большинство пассажиров парома составляли советские люди, возвращавшиеся из Израиля от родственников. Вокруг слышалась русская речь. Металлические тележки, которые они толкали перед собой, прогибались под грузом.
На Авгурову многие поглядывали удивлено: она путешествовала с небольшой легкой, на колесиках, сумкой. И еще одной — «дамской». С валютой.
Вокруг то и дело раздавалось:
— Почему так медленно? Не знаете?
— А куда им торопиться?! Плавают себе и плавают…
Предоставленные сами себе, без израильских родственников, соотечественники быстро теряли заграничную ментальность, на глазах превращались в обычных харьковских, одесских, московских обывателей громкоголосых евреев и русских — с истинно советским неумением вести себя и суетливой непроходящей озабоченностью.
— Может рейс отменили?
— Бюрократизм тут, пожалуй, еще почище, чем у нас!
— А что вы хотите? Кто создал Израиль? Советский Союз! У власти рабочая партия…
Поотвыкнув от за время поздки от «своих», Авгурова чувствовала себя, как Гулливер, когда тот попал на Землю к людям после жизни с гуингномами благородными Лошадьми. Люди стояли ниже их духовно и от людей плохо пахло. По крайней мере, вблизи.
Очередь тормозили несколько израильских секьюрити, занимавшихся проверкой багажа. Авгурова уже научилась распознавать этих мальчиков.
Они несли и охрану Высшего суда справедливости во время посещения его московской депутатацией миротворок. В тот день она, отделавшись от соглядатайки, смогла позвонить в Москву мужу и сообщить номер валютного счета.
Потом ей показали их и дома израильского премьера, когда тот садился в машину.
Высокие, малоразговорчивые, с дипломами математиков и физиков, докторанты, поднявшиеся до 3- ей ступени…
Они были постарше и выше ростом израильских солдат, на которых Авгурова вдосталь насмотрелась в Иерусалиме.
— Мадам… Прошу вас предъявить вещи к осмотру…
Секьюрити, предложивший ей поставить обе сумки на стол, был все из тех же — молодой, высокий, короткоостриженный и немногословный.
— Где и у кого вы находились в Израиле?
Его английский был безукоризненен. Осматривать вещи он не собирался. Его задача была весьма узкой, Авгурова сразу успокоилась, едва прояснила ее для себя.
— В каких городах вы находились? Как добирались до Хайфы? На чем? С кем?
Секьюрити хотел быть уверен в том, что симпатичная пассажирка умышленно или случайно не внесет на паром взрывное устройство.
— Кто помогал вам укладывать вещи? Были ли при этом посторонние? Не оставались ли эти люди с вашей сумкой в ваше отсутствие?
Валюта, вывозимая Авгуровой из Израиля на Кипр, его не интересовала. И не декларировалась.
Вопреки предсказаниям маловеров паром «Принцесса Евгения» отплыл во время.
Море было спокойным. Темнеть начало очень быстро, едва отплыли.
Средняя палуба была забита людьми, готовившимися провести здесь ночь. Это были, в основном, все те же соотечественники, потратившие на путь от Хайфы до Лимассоли на Кипре по сорок американских долларов.
Но были и ностранцы.
Офицер из войск ООН, белокурый, в голубом берете — очевидно, канадец — они несли службу в регионе — на корме под неярким светильником читал книгу. Поодаль, в туристической палатке, стелили спальные мешки готовились ко сну.
«Принцесса Евгения» шустро разрезала волну.
Тут же, в кильватере, шли еще два парома — «Свободное море» и «Виргиния».
Было уже поздно.
В черноте ночи, в той стороне, где скрылась Хайфа, виднелись непривычные глазу диковинные фиолетовые сполохи в полнеба. Белые буруны убегали назад, прочерчивая путь.
Авгурова долго не могла уснуть.
Когда она проходила к трапу, канадец из войск ООН перестал читать, что-то сказал ей по- английски.
— Что? — переспросила она.
— Может мадам пригласит к себе?
Как он догадался, что у нее каюта? Офицер говорил по-английски с акцентом.
— Откуда вы, сэр?
Он не был канадцем, как Авгурова вначале подумала. Место, которое он назвал, она раньше никогда не слыхала. Сейчас офицер служил в частях, разъединявших противоборствующие стороны на юге Ливана.
С секунду она поколебалась. На палубе становилось ветреннее. Офицер был молоденький, похож на русского — беленький, чистый. Авгурова не была ханжой. То, что не могло иметь продолжения и о чем никто никогда не мог узнать, оно как бы и не существовало вовсе.
Останавливала сумочка с валютой.
