следственного отдела. Он все подготовит с Мазутом…
Довиденко подвинул себе телефонный аппарат.
— Пышматов! Завтра перечислишь Касумова за водной прокуратурой… Что? Ну, хорошо… — Он положил трубку. — Послезавтра. Как всегда — в последнюю минуту что-то или упущено, или забыто. Сам знаешь… Кстати, как ты думаешь поступить с Вахидовым? — спросил он вдруг.
— А как ты посоветуешь?
Довиденко сделал вид, что пока не решил.
— Он хоть и негодяй, но целая куча детей. К тому же коммунист. Характеризовался положительно. Фотография — на городской Доске почета…
— Отпустить?
— Пусть идет. Мы сами изберем ему меру пресечения… — Довиденко отпил чай. Я подвел итог.
— Хорошо. Поскольку я уже послал на обыск, дело все-таки возбудим мы. А Вахидова потом отпустим.
— Слово?
— Дикси, как говорили римляне. 'Я сказал'.
Я проводил Довиденко к лестнице, вернулся, вышел на балкон. Со света в первую секунду внизу нельзя было ничего разобрать. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что Довиденко, стоя у машины, разговаривает с двумя молодыми людьми в длинных черных пальто или плащах.
На том берегу молодые следователи прокуратуры давно уже пристрастились к дорогим черным кожаным пальто с погончиками. Теперь эта мода, видимо, шагнула через Каспий.
'Это — следователи, — безошибочно определил я. — Они оставлены, чтобы задержать Вахидова, как только он покинет прокуратуру'.
Я подождал. Вокруг была тишина густонаселенного общежития, изредка нарушаемая чьим-то вырвавшимся громче других стоном, скрипом матраса или звяканьем кружки о ведро.
Еще через минуту огоньки красных стоп-сигналов плавно закачались над рытвинами нашего неухоженного жилого двора.
Собрался и я. Моей лампе, как и светильнику в кабинете Балы, предстояло гореть до рассвета.
Я подождал, пока оба следователя прокуратуры войдут в дежурку, прошел к 'Ниве' и, стараясь не особенно шуметь, выехал со двора.
— …Часть рыбы шла в шашлычные и рестораны, — рассказывал Вахидов. Разница покрывала накладные расходы. Остальную рыбу отправляли в разные города. В Москву, в Тольятти. В Среднюю Азию. Мне давали адреса, я отправлял.
— Письменные распоряжения были? — спросил я.
— Все устно. 'Надо послать в Москву, в Главснаб… Утверждают лимиты…' Я отсылаю.
— А квитанции?
— На комбинате. В сейфе… Часть рыбы закупали через ОРС как частиковую… — Довиденко как в воду глядел.
Вахидову и в голову не приходило, что он совершает тяжкие преступления:
— Все знали! Благодаря икре да осетрине мы выбили для области импортной мебели, дополнительно к лимиту — машин, запчастей…
Отчасти было жаль его. Он мотался по побережью в ночь-заполночь, договаривался с браконьерами, рисковал, организовывал. Большие люди пользовались его услугами, не скупились на благодарности, смотрели сквозь пальцы на то, что он не забывает и себя, и никогда не оставляли улик.
'Довиденко легко отрубит концы, как оговоры уважаемых в городе лиц…'
Мне оставался круг вопросов, связанных непосредственно с браконьерским промыслом, и я не собирался и его тоже отдавать 'территории'.
— У кого вы брали рыбу? У разных рыбаков или у одного?
— У меня был свой постоянный шеф лодок…
— Как его зовут?
— Я называл его просто Шеф.
— Опознаете, если показать фотографию?
— Конечно! Небольшого роста. С усиками…
— Работает где-нибудь?
— Вряд ли! Обычно он на берегу. С ездоками… Лодки ведь могут прийти в любое время!
— Ездоков его знаете?
— Сейчас все больше новые. Часто меняются… Прежних я знал — по многу лет ходили.
— Сейчас совсем не ходят?
— Ветлугин Сашка погиб. Умара Кулиева приговорили к расстрелу… Еще был Мазут. Его, говорят, посадили…
— Ветлугин, Умар Кулиев, Мазут… Не ошибаетесь?
— Что вы! Сколько рыбы закуплено было!
— А не боялись, что задержат? Ведь есть рыбнадзор, милиция…
— Милиция сама брала рыбу. Участковые, дежурные…
— А этот дежурный, который сегодня…
— И он тоже. Шеф ежемесячно платил и милиции, и рыбнадзору…
Я завез Балу на квартиру.
— Отоспись. Придешь после обеда.
— Не могу. У меня вызваны люди.
— Я сам с ними поговорю. Спи. Магнитофон я оставлю с собой.
От Балы я ехал вдвоем с Вахидовым.
Город просыпался.
Окрестные скалы четко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс — пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолетами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.
Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; 'Гастроном', где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.
— Кто будет вести мое дело? — спросил Вахидов. — Вы?
— Нет. Областная прокуратура.
— Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.
— Все всё знали! Из той же прокуратуры постоянно звонили: 'Две-три рыбы, пожалуйста… Или с килограмм икры! У нас гость из прокуратуры Союза!' А то записки присылали. Надо бы сохранять! — Вахидов совсем раскис. — Жену ждет удар, не знаю, как ей и сказать…
У парка он попросил остановить:
— Не надо к дому.
Он тяжело дышал. Как писал царь Соломон: 'Есть время собирать камни и время их разбрасывать. Время жить и время умирать…'
Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.
— Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? поколебавшись, спросил я. — Это единственное, что я могу еще для вас сделать.
Он вопросительно взглянул на меня.
— Видите, те, в черном? Это за вами.
— Спасибо, — он покачал головой. — Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся…
Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция 'Скорой помощи'. Несколько 'рафиков' стояло прямо на улице.
