Он подтвердил то, что я уже слышал от Вахидова:
— И семьсот, и восемьсот килограммов. Как когда!
— А много в Восточнокаспийске таких лодок? Это мой последний вопрос… Старик помолчал.
— Думаю, не меньше двадцати… Может, тридцать.
Я не представлял раньше гигантский размах браконьерского лова. Счет шел на десятки тонн выловленных ежедневно осетровых! И это при наличии контролирующего аппарата рыбнадзора, милиции!
— …Не спрашивайте меня, пожалуйста. Мне нельзя врать… — Глаза его стали жалобными, словно он сейчас расплачется.
— Вы искали меня, чтобы мне что-то сказать… — напомнил я.
— Да…
Несколько секунд мы посидели молча. Потом прокаженный сказал:
— Мазут не убивал Сережу… Я приехал в город впервые за сорок лет, чтобы об этом заявить. Мазут дружил с ним. А в ту ночь Мазута вообще не было. Он ездил в колонию, к своему приятелю.
— Точно?
— Да.
— Почему же Касумов не сказал, что он там был? Установили бы его алиби!
— Его приятель сидит! — Старик достал платок, громко высморкался. Колония особого режима. Свиданий нет.
— Свиданий нет, но свидания есть…
— Кто как сумеет. — Старик шевельнул ногой. Я увидел, что на ногах у него огромные ботинки со шнурками и брюки по крайней мере сантиметров на пятнадцать не доходят до щиколоток. Старик словно был в кальсонах. Может, так ходили лет сорок назад?
— Касумов часто к нему ездил?
— По-моему, второй раз.
Живя уединенно — на острове, — старик прокаженный был неплохо осведомлен.
— За какое время?
— В этом месяце.
Внезапно меня осенило. Я вспомнил разговор с Кулиевой.
— Мазут привез записку? От Умара?
Черные зрачки Керима странно кружили — он сидел боком ко мне, и я не знал, кружат ли оба зрачка одинаково, в одном направлении.
— Я не спрашивал, а он мне не сказал. — Старик вздохнул. — Я всем говорю: 'Ничего не рассказывайте. Меня будут спрашивать — я вынужден говорить. Мне нельзя врать. Бог не велит'.
Впервые он остановил свой черный зрачок на мне, Я заглянул в него и почувствовал затаенную боль, щемящую отверженность и безысходность. Я представил, как старику прокаженному сиротливо на безлюдном острове долгими одинокими ночами, как он уязвим и беззащитен.
'А сейчас, после того, как я уйду, все водные прокуроры страны не смогут его защитить…'
— Завтра Касумов будет на свободе, — сказал я. Теперь я уже спешил. Отвезти вас куда-нибудь? Есть у вас где ночевать?
— А… побуду тут…
Массивная нижняя челюсть старика хищно задвигалась, она казалась чрезвычайно сильной, грубая тяжесть ее как бы уравновешивала пронзительную ранимость глаз.
Я понял, что он не уедет, пока не встретится с Касумовым.
— До свидания!
Я не погнал 'Ниву' кратчайшим путем по набережной, а с Баларгимовым, Балой и Гусейном на заднем сиденье сделал короткий крюк через перевал.
С возвышенности Знаменитых Географов на мгновение открылась центральная часть города, окруженного с трех сторон скалами; ниже, науровнезаводскихтруб. у подножия, двигался крохотный, словно игрушечный, тепловозик. Мелькали ставшие привычными похоронные автобусы городских маршрутов. А дальше, близко к воде, виднелись стайки портовых кранов, насыпи щебня, грузовые и рыбоохранные суда.
Еще несколько минут — и мы снова были на набережной.
За нами не было 'хвоста'.
Капитан 'Спутника' встречал нас на трапе.
— Здорово, Садык. — Антонов отдал честь задержанному, потом почтительно поздоровался за руку.
— Здорово, адмирал! — гаркнул Баларгимов. — Здесь-то меня, надеюсь, накормят?
— Что-нибудь найдем… — Антонов взглянул на меня.
— Не сейчас, — отвел я его невысказанный вопрос. — Обед на берегу. И сразу потом отдадим швартовы…
— Маршрут прежний? — уточнил Антонов. — Тот берег?
— Нет. Мы должны выйти по курсу 'Советской Нахичевани'. Они предупреждены. В море следует обеспечить переход арестованного вместе с конвоем на паром.
— Я готов, — только и сказал Антонов.
— Старший конвоя — мой помощник. — Я показал на Балу. — В мое отсутствие он исполняет обязанности водного прокурора участка.
— Во сколько вас ждать?
— Если в течение двух часов нас не будет, поездка автоматически отменяется.
— Понимаю. — Антонов учтиво наклонил голову, ее положение при этом практически не изменилось, а щеки еще больше покраснели.
Я проехал через центр, мимо казаха, торговавшего дынями. Утром, когда я приезжал к Фурману, перед ним лежало четыре дыни, к вечеру осталось три. Но это не смущало его, и завтра он был готов продолжать свою малоэффективную торговую деятельность.
Я высадил следователя. Гусейн был рад тому, что не едет в командировку.
— Спасибо, Игорь Николаевич.
Я еще несколько минут покрутил по близлежащим улицам и взял курс за город.
— Так мы куда? — Шеф лодок был озадачен. — На метеостанцию?
Мы миновали показавшиеся на берегу здания, вблизи которых был убит Пухов, а потом и место, где стоял когда-то город, нанесенный на карты. Недостоверность здешней жизни, которую я постоянно со дня своего приезда ощущал, шла именно отсюда.
Пыльный участок суши. Несколько проложенных под землей труб, в которых слышен рев каспийской воды. Полный бред. Город, положенный в плотину.
Там, внизу, печи, которые топили хозяйки, стены кухонь и спален; священные домашние очаги; лестницы домов, на которых играли дети, мостовые, перекрестки — все, что сначала вошло в жизнь, а потом разом, бессмысленно, сброшено было в поток
'Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели…' — сказал поэт.
'Ничего не осталось, — снова подумал я, — только рытвины, искореженная земля'.
Я свернул к берегу. Тихие овцы лежали на земле спинами друг к другу.
Вода в заливе слегка плескалась, несколько выступавших из моря огромных черных камней метрах в трехстах от берега казались игрушками, плававшими в детской ванне.
— На сигарах пойдем? — Браконьер догадался, а может, просто заметил в темноте дюралевые баки, соединенные с лодкой. — Только сними с меня наручники, прокурор! В наручниках мне как-то непривычно.
— Сниму. Обязательно.
Я обрадовался по-настоящему, когда увидел впереди Мишу Русакова с его разбойной лодкой.
Все было уже готово к отплытию. На баке я заметил прорезиненные комбинезоны, какие носят обычно на сейнерах. Тут же лежали еще три пропахших морем и рыбой тяжелых рыбацких ватника. Я предпочел бы, чтобы они оказались заодно и пуленепробиваемыми.
