— Так.
— А позже, доктор Чернеску, уже в Бухаресте, вы стали бояться Адрианы. Это я пробудил в вас подозрения, сам того не желая. Когда вы поняли, что я знаю про деньги, снятые с книжки вашим бывшим другом, и хочу расспросить Адриану, вы сказали себе, что и Адриана может что-то знать. Та неделя, что они с Даном прожили отдельно в Мамае, когда Дан был в таком возбужденном состоянии, весьма способствовала признанию… В тот же вечер вы попытались ее убить. Вы были единственным из ее гостей в театре, кто мог достать яд, не навлекая на себя подозрений, и кто мог дозировать его так, чтобы результат выглядел как пищевое отравление. По случайности ваш план сорвался. Это было бы второе бессмысленное преступление. Потому что Адриана ничего не знала. Вы могли бы убить Атену Пашкану, но вы не думали, что она в курсе этого денежного дела, и потом, она была так вам предана… В конце концов, чтобы бросить еще более тяжкое подозрение на Мирчу Рошу и из страха, как бы он вас не опередил, вы по собственной инициативе раскрыли мне уязвимость вашего алиби. Продуманный шаг, но вы не на такого напали…
Я закончил. Преступник разделан под орех. Кажется, его не держат ноги, он проводит рукой по лицу, потом произносит неожиданно четко:
— Вы победили, майор. Признаюсь во всем… Прошу отметить мое добровольное признание.
Один из наших надевает на него наручники. Но Паула Чернеску разбирает любопытство.
— Когда… когда вы догадались?
Я доставляю ему это последнее бесплатное удовольствие.
— Не так давно и далеко не сразу, очень постепенно. Во-первых, мне показалось странным, что вы, при ваших заработках и при отсутствии всяких обязательств, а кроме того, будучи непьющим, некурящим и не падким до женщин, ведете такую скромную жизнь. Пустой дом, старая машина, почти нулевые сбережения на книжке… Наутро после Тебейкиного нападения вы сказали мне, что по случайности у вас в доме не оказалось больше двух-трех сотен. Но это была не случайность, было ясно, что вы еле сводите концы с концами. Это подсказало мне идею постоянного шантажа — я утвердился в этом, когда стал невольным свидетелем визита к вам того человека, — и это прекрасно увязывалось с тем, что Дан Сократе без всякой видимой причины взял с книжки огромную сумму. Впрочем, точно в то же время вы и сами сняли с книжки все деньги. Ну, и потом, разные детали: воск, белизна ваших щек, какая бьюает, когда человек недавно сбрил бороду, история с Антоном Кэлиною… Только вчера вечером все выстроилось по порядку. Вы довольны ответом?
Он молча кивает.
— Тогда у меня к вам тоже вопрос. Чем вас шантажирует этот человек? Вы можете не отвечать, если не хотите, но, предупреждаю, узнать мне не составит большого труда.
— А, какой смысл скрывать… нелегальный аборт… Женщина умерла, а ее муж… Несчастье толкает нас на подлости…
— Не всех, доктор Чернеску, не всех..
Прогалина постепенно пустеет. Первым ушел Паул Чернеску, вернее, его увели Марчел Константин и усатый лейтенант. Двое других ребят проводили до машины Атену Пашкану, которая едва держалась на ногах от усталости и от волнения, и Марина Тебейку, которому грозит еще год-другой тюрьмы, но чье сердце прекрасно справилось с испытаниями сегодняшней ночи. Затем Мирча Рошу, не говоря ни слова, пожал мне руку и пошел следом за ними. Осталась одна Виорика. Она сбросила плащ и протянула его мне, глядя прямо в глаза: щемяще юная, очень красивая, в мокром, облепившем тело платье, со свисающими на лицо мокрыми прядями волос. Я вдруг почувствовал себя таким старым, старше египетских пирамид…
— Ступай, Виорика.
Она хотела что-то сказать, но промолчала, закусила губу, повернулась на каблуках и побежала догонять художника.
Я остался один, как актер в ночь прощального спектакля, когда все кончено и сцена пуста. На секунду перед глазами мелькнули две картины, поджидающие меня — зачем? — на стене моего холостяцкого жилища. Потом я в последний раз обвел глазами пейзаж. В резком свете прожекторов карликовые кусты показались мне черными, как на офорте. Даже тот куст цветом не выделялся, хотя бедный художник выписал его в желто-зеленых тонах, чтобы обозначить место, где он зарыл клад…
Я пожал плечами и пошел к машине. За моей спиной один за другим, под набирающим силу дождем, гасли прожектора.
Дину Бэкэуану
«Длина носа»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
К счастью, преступники были скоро задержаны; они успели распродать только часть похищенных марок (стоимостью около полутора миллионов леев); некоторые из этих марок не возвращены до сегодняшнего дня.
Но в одном пункте все ясно: преступники арестованы и закон скажет свое слово…
Глава I. Неразбериха с картами и женщиной
Эта женщина самой природой была предназначена сводить мужчин с ума. Ее руки обвили мне шею, жар ее тела вызвал у меня головокружение, однако я приказал себе сохранять спокойствие. Все женщины кажутся обольстительными, когда ты одинок.
Мы танцевали около часа, не обменявшись ни словом. Раньше я ее здесь не встречал, хотя в последнее время бывал в этом доме довольно часто. Ее поведение — не высокомерное, но и не развязное — могло бы проиллюстрировать понятие «замужняя женщина» для самой солидной энциклопедии.
Комнаты были погружены в полумрак, лампы гасли одна за другой; только в дальних уголках мерцали слабые, агонизирующие язычки свеч. Приятная музыка, стильная мебель, диваны, подушки, пурпурные драпировки и прочие признаки роскоши создавали впечатление респектабельности, и тем не менее завсегдатаи прозвали этот дом «клоакой».
В старческих глазах, затянутых бельмами, наверно, больше света, чем в нашей комнате. Видимо, поэтому все солидные господа, случайно заглянув сюда, тут же исчезали, словно над дверью было начертано: «Здесь заразился Гоген!» Все без исключения гости играли роль скучающих аристократов. Завтра 3 января, начало нового трудового года, и я порадовался за них: в таком возрасте не устали от погони за удовольствиями, составляющими смысл их жизни.
Я тоже начал скучать и наконец, собравшись с духом, сказал:
— Пожалуй, я выкурю сигарету… принцесса!
Она слегка вздрогнула, и в тот миг, когда нехотя отпустила меня, точно расставаясь со спасательным кругом, в ее глазах блеснул тонкий лучик, напоминающий острый гибкий прут лесного
