орешника. Однако она немедленно состроила потрясающую гримаску, что-то вроде: «Принц такой-то, выйди вон!» Я смиренно приготовился к репрессиям, но она не высказала ничего из того, что, по моим предположениям, хотела, и еще больше удивила меня, промурлыкав:
— Очень хорошо. А я чего-нибудь выпью.
Я с облегчением вздохнул, довел ее до кресел, закурил сигарету, прилипшую к губам, и еще лихорадочнее, чем раньше, принялся ломать голову, как бы поприличнее испариться.
В нужном мне направлении никого не было видно, тем не менее сначала я направился в бар, так как после единственной пропущенной рюмочки у меня пересохло во рту.
Многократные попытки подцепить вилкой две маслины уже почти увенчались успехом, но тут кто-то хлопнул меня по плечу. Этот тип и раньше попадался мне здесь на глаза — ничем не примечательный, его можно было запомнить только по бороде.
— Все уже сели, — прошептал он. — В библиотеке. Мне кажется, тебя ждут.
Я с признательностью улыбнулся и сунул ему в руки два бокала — джина с мартини. Отчаявшись подцепить маслины вилкой, я выудил их пальцами и бросил в бокалы так неловко, что несколько капелек брызнули на лацканы его смокинга. Я вытащил платок, вытер руки — на платке остались рыжие пятна — и, положив его на место, подтолкнул носителя бороды к принцессе.
— Думаю, вас тоже ждут. Не благодарите меня, не за что!
За одним из столов устроились хозяин дома, архитектор, набитый деньгами, и бесцветный толстяк, игравший в слишком академичной манере, для того чтобы я осмелился с ним состязаться. Впрочем, его партнеры, как правило одни и те же, переняли этот стиль игры.
За другим столом в полном составе восседала Святая Троица.
— Где ты бродишь, сынок? — стал допытываться, притворяясь озабоченным, Бог-Отец — старичок Мими Алботяну, брат хозяина, регулярно выигрывающий мелкие ставки.
Я косо глянул на него. Судя по выражению его лица, он задумал приблизить конец света.
— Там, где когда-то гуляли и вы.
— Ага, женщина! — завопил он, и клок волос, мешавший ему войти в почтенное сословие плешивых, встал дыбом. — Когда же вы угомонитесь?
Видимо, господин Мими решил попробоваться на новую роль — Великого Инквизитора.
— Оставьте его, господин Мими! — вмешался доктор, субъект без имени, явно претендовавший на роль Святого Духа и полновесной монетой оплачивавший почетное звание игрока. — Уж я-то знаю, каким были вы! Всему свое время. Что это за мир, где мальчишки занимаются политикой, взрослые позволяют себе ребяческие выходки, а старики — любовь?!
— Это был бы рай земной! — не преминул и я выразить свое мнение и снял колоду, которую господин Мими сунул мне под нос.
Неплохо начать год с приличного выигрыша, подумал я, принимая его предложение. Я был в форме, играл непринужденно и легко выигрывал ставку за ставкой.
Господин Мими каждый раз удивлялся и восклицал:
— Какая удача, боже, какое везение!
При этом его розовая, как зад макаки, мордочка выражала столь искреннюю радость, что я насторожился.
Младший из троицы, Манафу, демонстрируя божественный дар, пытался испепелить меня взглядом.
— Кажется, я единственный здесь, у кого ни малейшего шанса! — посетовал он. — И сегодня мне придется оставить всякую надежду на удачу. Ночью я уезжаю.
— И мы, — добавил господин Мими, видимо подразумевая себя и брата. — Мы сбегаем в Синаю. А вы куда едете?
— В Яссы.
— Ах, Яссы, Яссы!.. Странный город: вначале он не нравится, однако со временем начинаешь его любить, как улицу, на которой прошло твое детство…
— Неужели ты впадаешь в патетику?! — испугался доктор. Господин Мими, видно, не услышал его и продолжил:
— Эх, в мои времена…
Доктор раздраженно продекламировал:
— Прощай, дорогая Нела: я ухожу, уже ночь!.. О-о-о!.. В мои времена, в мои времена! В твои времена и вода была мокрее! Я спрашиваю: будем мы играть или не будем?
— Да чем же я перед тобой провинился? За что ты поднял меня на смех?
— Не люблю, когда старики пускаются в воспоминания о молодости, особенно когда притворяются.
— Притворяются?
— Да, да. Притворяются.
— С чего ты это взял?
— А кто на днях был в Лидр! и дарил блондинкам цветы? Разве не ваша милость?
— Ну что за базар, дружище! — заныл Мими. — Нельзя слова сказать, чтоб тебя не ткнули носом. Чем я тебе помешал?
— Мне — ничем. Только имей в виду: смерть обычно ходит по домам, но может забежать и на торжище. Не хотелось бы, чтоб она застала тебя в неподобающем виде.
— Что ты имеешь в виду?
— В чужой постели, и муж в дверях. Сколько раз я тебе говорил…
— Ладно, хватит! Опять начал? Шпион смерти, вот ты кто!.. Я давно тебе сказал: спасибо большое! Не хочешь ли ты, чтобы я день-деньской только и повторял: целую ручки, господин доктор?!
— Будем играть? — раздраженно спросил Манафу.
Я взглянул на него. Он казался подавленным, но держал карты так, будто это дубинка. Я понимал его состояние: Аркадие Манафу был существом очень гордым и именно поэтому регулярно проигрывал. Он настойчиво зазывал меня играть всякий раз, как я здесь появлялся, добиваясь реванша за нашу первую встречу, когда я оставил его без гроша.
Заметив мой взгляд, он счел необходимым грустно улыбнуться.
— Если бы среди этих картонок оказалась хоть одна карта, — вздохнул он, — то я был бы король!
— Все в порядке, — подбодрил я его, — вы настоящий мужчина.
И вдруг я начал проигрывать. Кажется, мне изменило счастье — расслабился, прислушиваясь к разговорам за соседним столом, Серафим Алботяну плел небылицы о родословной, я не понял — то ли своей, то ли коней, принадлежавших какому-то богатому прадедушке.
Последовало несколько незначительных ставок, которые выиграл сразу повеселевший старичок Мими. Манафу наблюдал за партнерами в ожидании хорошей карты, потихоньку катясь к проигрышу. Я решил больше не томить его, момент настал:
— Эблайдж!
— А я играю «блайнд», — отважился господин Мими.
Что бы ни случилось дальше, это счастливое совпадение, и я был готов его поблагодарить.
— Овер! — спокойно объявил Манафу.
Я пожал плечами и роздал всем по пять карт, но потом доедал, так как господин Мими сбросил две и прикупил новые, а доктор воздержался.
— Сколько? — спросил я у помрачневшего Манафу.
— Достаточно! — сухо ответил он, закуривая.
Точным движением он бросил спичку в пепельницу. Мышцы его лица под бронзовой кожей закаменели.
Я взял две карты и объявил «чип», то же сделал и господин Мими. Голова у него непроизвольно подергивалась, макака покраснела, как вареный рак.
— Ставлю сотню! — заявил Манафу.
Бумажка порхнула над столом и упала, точно вызов, брошенный стоиками сибаритам. Это был конек
