казались еще сумрачнее, чем в действительности. Майор зажег люстру — настоящий хрустальный каскад, — и зала осветилась теплым приятным светом.
Затем уселся в кресло и, выплюнув изжеванный лепесток, с удовольствием сделал глоточек кофе.
— Ох! — воскликнул он, — Что эта женщина положила в чашку? Динамит? Цикуту? До чего же горький!
Не зная, куда девать руки, Голем опустил их в карманы пальто. Под толстым сукном угадывался его кулак, который пульсировал, словно большое сердце, сжимая и разжимая мячик.
— Догадываешься, кто преступник? — спросил Патрон и, поскольку Голем пожал плечами, добавил: — Тот же самый?
— Похоже, что да, — подтвердил Голем.
— Когда это случилось?
— Вчера, в обед. — Как?
— По-видимому, убитый добровольно пригласил преступника в дом и некоторое время с ним мирно беседовал. Однако в какой-то момент по непонятной причине он вышел из себя и запустил мраморным пресс-папье в голову своему визитеру, но промахнулся и этим поступком или как-то иначе спровоцировал его на выстрел. Убийца оставил множество следов, из чего можно заключить, что он явился сюда не с преступными намерениями и был вынужден стрелять в силу обстоятельств, возникших помимо его воли. Прежде чем прийти к этому выводу, я внимательно изучил всю обстановку в комнате, где произошло преступление. Под перевернутым креслом я обнаружил дамский пистолет, которым Манафу несомненно угрожал гостю. Так что можно говорить о непредумышленном убийстве, совершенном в целях необходимой самообороны.
Майор задумался. За свою практику он сталкивался с массой уловок, к которым прибегали убийцы, чтобы направить следствие по ложному пути. Но если уж такой молчун, как Франгу, выдвигает эту версию, значит, дело обстояло именно так.
— И какова причина?
— Кто же знает? — уклонился от ответа Голем. — Возможно, марки или что-то связанное с ними. Все содержимое ящиков письменного стола перевернуто вверх дном.
— Что-нибудь пропало?
— Пока не установлено.
Молодой криминалист заглянул в комнату. — Отпечатки те же самые! — закричал он с порога. — Анатоль Бербери.
— Доложи об этом Карабогичу, — попросил Патрон. — Я хочу переговорить с ним, как только он закончит свое дело.
Парень вытаращил глаза:
— Как? Разве вы не знаете? Доктор Карабогич скончался.
— Когда? — растерялся Патрон.
— В субботу вечером. Инфаркт.
Острая боль пронзила сердце, как от удара кинжалом. Со старым врачом майора связьшала многолетняя дружба. Сколько успехов и неудач довелось им пережить вместе! Невозможно было поверить в эту нелепую смерть.
— Ты что-нибудь знал? — повернулся он к Голему.
— Нет, все это время я провел в больнице у Матея. При упоминании о долговязом Патрон рассвирепел:
— Черт возьми! Ну как этот простофиля мог упустить такого мерзавца! Пусть не попадается мне на глаза!
Только тут до него дошел смысл собственных слов, и он осекся. Затем повернулся к криминалисту, смущенному тем, что принес столь печальное известие, и не знавшему, как бы поскорее удалиться.
— И кого назначили нашим эскулапом?
— Я и сам еще не видел. Молоденькая совсем, говорят. Она с минуты на минуту должна подойти.
— И чем только думают наши кадровики? — громогласно возмутился Патрон. — Почему именно ко мне присылают всех младенцев? Здесь что, патронажная служба, что ли?
Парень спрятал под усами улыбку, но старый майор обрушился и на него:
— Займись делом! Ты действуешь мне на нервы!
Прежде чем подняться на второй этаж, он решил еще кое-что уточнить у Голема:
— Аркадие Манафу работал над каким-то изобретением?
— Насколько мне известно, нет.
— Он поддерживал контакты с иностранцами? — Нет.
— Ты сообщил о случившемся ему на работу?
— Пока нет.
— Сообщи поживее. И попроси прислать представителя. Лучше бы того, кто был близок с убитым; Может быть, женщину… Что тебе известно об этой стороне жизни Аркадие Манафу?
— Был момент, когда он сделал попытку осложнить себе жизнь и завел любовницу. Однако, узнав, что и жена изменяет ему, сразу остепенился.
— Ревность — самый страшный микроб, — задумчиво произнес Патрон. — Насколько мне известно, у Аркадие Манафу не осталось родственников. Кто же станет наследником, если нам удастся разыскать пропавшие марки?
Его размышления прервала Иоана Горунэ:
— Товарища майора просят к телефону. — Кто?
Чуть поколебавшись, женщина смущенно призналась:
— Возможно, я не расслышала, но мне показалось, что он сказал «Тесак».
Мужчины уставились друг на друга, а потом одновременно бросились к телефону.
Глава XI. Беспощадная прекрасная дама
Зайдите в холл любой гостиницы, и в вашей памяти тотчас всплывет триптих старины Босха «Сад наслаждений». На его картине тоже взад-вперед снуют люди, которых пожирает изнутри гнусный микроб некоммуникабельности.
Я похлопал швейцара по спине. Должно быть, он уже давно перестал отличать людей от дверей и склонялся вслед каждому, словно подглядывал в замочную скважину.
— Выпрямись, папаша, — посоветовал я ему. — На таком сквозняке немудрено и синусит схлопотать.
Будь у него при себе бомба, он не замедлил бы сунуть ее мне в карман.
Я сделал вид, что у меня неотложное дело, и пулей промчался к сувенирному ларьку. Посмотрел в упор на продавщицу и сказал:
— А вот и я!
Она вытаращила глаза и быстро-быстро заморгала. Ее накрашенные веки хлопали от изумления, точно ставни, готовые сорваться с петель под напором бешеного ветра. Она обернулась к товарке, которая сидела в глубине и подпиливала ногти. Думаете — на руках? Как бы не так.
— Погляди на него! Вот умник выискался!
— Что делать! Таким уж меня мать родила, — посетовал я. Ее подружка заговорила столь хриплым голосом, словно впервые закурила в детском саду и с тех пор даже во сне не расставалась с сигаретой.
— Пусть раскошеливается или проваливает.
— Слыхал? Чего тебе?
Я, не задумываясь, выпалил:
— Предметы языческого культа.
