Он вытащил из кармана резиновый мячик и принялся задумчиво с ним играть, наблюдая за автоматическими движениями Иоаны Горунэ. Подождал, пока она нальет ему в чашку кофе, и тогда спросил:
— Вы уже сообщили родственникам?
— Родственникам? У господина инженера больше не осталось родственников.
— Совсем никого?
— Его мать живет в Яссах, — Она дернула плечами. — Господин инженер и госпожа Рафаэла родом из Ясс. Но только старая госпожа не в себе… она выжила из ума, да к тому же ее парализовало.
— Она в доме для престарелых?
— Думаю, да. Вполне возможно, что она уже умерла. Господин инженер не слишком-то ею интересовался.
Кофе был горячий и горький.
— Как вел себя господин инженер после смерти жены?
— Трудно сказать. Он казался разбитым, потому что по-своему очень ее любил… — В глазах женщины показались слезы, — И нервничал, будто что-то грызло его. В пятницу, после похорон Рафаэлы, он не просил меня остаться, и не сказал, чтобы я уходила. Я и решила поступать по-своему. Думаю, буду и дальше за домом приглядывать. Только… у меня есть друг, вдовец. Он живет в Теи и хочет, чтобы мы поженились. Бесплатная домработница ему нужна, — вздохнула она, — но это к делу не относится.
— Значит, с тех пор вы не разговаривали?
— Да нет, разговаривали, позавчера, в субботу. Он позвал меня к себе в кабинет и сказал, что с вещами госпожи Рафаэлы я могу делать что хочу — он мне их дарит. Вот и все.
— А вчера вы были здесь? — Нет.
Он опять отхлебнул кофе. Женщина присела за маленький столик возле запотевшего окна. Она опустила руки на белую скатерть, продолжая нервно теребить пальцы.
— О чем вы подумали, когда обнаружили труп?
Он услышал, как она судорожно сглотнула. Это был тот же вопрос, который он задал вначале, только теперь сформулированный иначе, да и обстановка для разговора стала более подходящей.
— О чем я подумала? Да ни о чем.
— Вы так спокойно говорите, будто ждали этой смерти.
— Да, — шепотом призналась женщина.
— Почему?
Иоана Горунэ смотрела прямо перед собой. После небольшой паузы она отчетливо произнесла:
— Кто любит жизнь, тот ее и теряет, а кто ненавидит — тот и до Страшного суда промается.
Ее слова имели весьма туманное отношение к их беседе.
Казалось, в данной ситуации они совершенно не к месту. Уж кем-кем, только не любительницей читать проповеди считал он свою визави.
— Что вы имеете в виду?
— Да то, что господин инженер, — покачала головой женщина, — уже давно был не жилец на этом свете.
— Не понимаю.
— Он готовился жить до ста лет. Даже зубочистками не пользовался — дырку в зубе боялся расковырять. Но к чему бы он ни прикасался, все точно мертвело. У него и друзей не было. Уж очень мрачен. Вот жизнь сама и сбежала от него.
— Вы хотите сказать, что, сам того не желая, он готовился к смерти? Почему вы так думаете?
— Про господина инженера нельзя было сказать, что у него ума палата. Вот он и любил пустые и злые разговоры. Все твердил госпоже Рафаэле, что после его смерти все ей останется. Зачем? То ли угрожал, то ли вбивал в голову, что только с ним она может быть счастлива и что всем обязана ему…
Пока что Голем не видел в ее словах ничего, за что можно было уцепиться.
— Ну и что из этого?
— Да то, что человек, который готовится долго прожить, а сам все время о смерти толкует, носит в себе эту смерть. Она не дает ему покоя и, словно рак, поедает изнутри… Теперь-то мне кажется, что у него и был рак.
Стало жарко, рубашка прилипла к спине. Голем почувствовал, как струйка пота скатилась по левому плечу. Встревоженно глянул на часы — тридцать пять минут восьмого. Ребята из отдела экспертизы сильно запаздывали.
— Рак? Так вы думаете, что у него был рак?
— Однажды я застала его с кучей анализов и снимков, — прошептала женщина. — Он очень смутился.
— Во всяком случае, уж не рак продырявил ему грудь.
— Кто знает, А может, он покончил с собой.
— Нет.
— Должно быть, попросил кого-нибудь выстрелить в него. Он был мастер на такие штучки.
— Какие штучки?
— Он был способен извлечь выгоду даже из собственной смерти.
В дверь постучали. Приехали ребята из отдела экспертизы. Щеки у них разрумянились от холода. Он махнул им рукой — наверх, на второй этаж.
— Тебя Патрон разыскивает, — крикнул на бегу один из парней.
Голем попросил женщину, удивившую его своей словоохотливостью, налить еще одну чашечку кофе и пойти вместе с ним.
Зеленоватая вода всколыхнулась и задрожала под воздействием вибратора. Пузырьки воздуха, словно гирлянды стеклянных бусинок, поднимались вверх с легким шипением.
Затаившись в водорослях, самки наблюдали, как дерутся не на жизнь, а на смерть самцы.
Молодой самец извивался яростнее, всем своим видом показывая, что претендует на победу, но было заметно, что силы покидают его. Старший терпеливо выжидал, нисколько не заботясь о том, что подумают в стайке о его нерасторопности. И наконец, когда ему все это надоело, прибег к своему излюбленному трюку, благодаря которому не знал поражений. Притворившись уставшим от борьбы и соперничества, он дал понять, что отступает, и, выпуская воздух из жабр, начал медленно опускаться на блестящее, разноцветное дно. Молодой противник только этого и ждал и последовал его примеру. Но когда старик, окрыленный успехом своей уловки, приготовился к атаке, забыв про оборону, молодой вцепился ему в брюхо и вырвал внутренности. Победитель сделал круг почета, держа их в пасти, а потом с яростью сожрал. Его враг, бывший глава стайки, умирал тяжело, терзаясь мыслями о поражении, более мучительном, чем сама смерть.
— О таком достойном конце каждый из нас может только мечтать, — пробормотал майор.
Он приник лицом к аквариуму. Зеленоватая колеблющаяся толща воды исказила его черты до неузнаваемости. Выпученные глаза, казалось, принадлежали морскому чудовищу, подстерегающему добычу в гуще водорослей. В предвкушении схватки оно высунуло длинный, блестящий, красный язык. На самом деле это был невинный лепесток розы.
Голем пожал плечами. Он наблюдал за схваткой, не пытаясь постичь ее метафорический смысл, и предпочел промолчать, ибо не раз уже попадал впросак, принимая за чистую монету шутки, которые Патрон произносил с самым серьезным видом.
— Ну так что? — поинтересовался Патрон, выпрямляясь.
— Жертва…
— Да погоди ты! Не все сразу. Сначала расскажи, как дела у Матея.
Голем смущенно кашлянул.
— С субботы и по вчерашний день улучшений нет, — доложил он.
Лицо шефа вытянулось и стало суровым.
— Благодарю за кофе, — обратился он к Иоане Горунэ, стоящей с чашкой в руках. — Вы можете идти.
Иоана Горунэ поставила чашку на стол и исчезла за портьерами. В полумраке лица на картинах
