— Спасибо.
— Завтра я работаю. Когда ты собираешься встать? Я глянул на часы — было ровно одиннадцать.
— Что, если в полдень?
— Мне все равно. Я застану тебя завтра?
— Пока не знаю.
— Тогда тебе нужен ключ.
— Если не трудно…
— Оставлю тебе свой, у меня нет запасного. Если ты уйдешь раньше, чем я вернусь, спрячь его в распределительном щите на площадке. В свою очередь я поступлю точно так же. Спокойной ночи!
Она почти закрыла дверь, когда я окликнул ее:
— Мария!
— Чего тебе еще?
Я долго и пристально вглядывался в голубизну ее глаз.
— Ты уверена, что не хочешь провести со мной ночь? — Нет, не уверена.
Мне стало ясно: она неплохо разбирается в людях, но предпочитает не сближаться с ними. Мария хотела было что-то добавить, но раздумала и вышла. Я остался в одиночестве сосать пиво. И удивительно быстро управился с ним. Одну бутылку решил оставить на утро и спрятал ее в холодильник.
Я спал как убитый и пробудился с мыслью, что наконец-то отоспался за все и еще на десять лет вперед. Сквозь плотно задернутые шторы в комнату проникал красноватый свет, обагряя кровью золотистые лики святых на иконах.
Я нежился на шуршащей постели, как младенец в люльке. Прикурил сигарету и затянулся с вожделением астматика, присосавшегося к ингалятору.
С сигаретой в зубах я слез с кровати. Мягкая овчина приятно щекотала босые ноги. Подойдя к окну, я отдернул шторы. Солнце было на своем месте и невозмутимо совершало привычный путь. Оно сверкало, как золоченое пасхальное яйцо. Жидкий туман с неохотой покидал городские улицы.
Сбросив пижаму, я сделал легкую разминку. Увы, раны тут же дали о себе знать. Да и обстановка, напоминавшая монашескую келью, не благоприятствовала занятиям такого рода, и потому я решил предаться кутежу.
Вызволив из холодильника застывшую в холодном ожидании бутылку пива, одним махом осушил ее и отправился в душ. В зеркале мне ухмылялся жуликоватый небритый тип с синяками под глазами. Я напыжился, но все равно выглядел как мертвец — кожа да кости. Отхлестав хорошенько себя по щекам, встал под душ — и вода воскресила меня. Полный сил, я запел во все горло «Сердце красавицы»… Побрившись и завернувшись в огромное, точно корабельный парус, полотенце, отправился на кухню. Английский завтрак ожидал меня на столе. Неудобство заключалось в том, что яичницу с ветчиной я должен был поджарить сам. Но я сумел весьма рационально распорядиться временем: пока в тостере пригорал хлеб, быстренько оделся и даже успел кое-куда позвонить.
Ключ я оставил в условленном месте, завернув его в клочок бумаги со словами: «Будь здорова! Если нам не суждено больше свидеться, знай, что я очень тебе обязан. Стрекоза».
Я вышел из дому, насвистывая себе под нос и подбрасывая блестящее красное яблоко. Оно мягко плюхалось в мою ладонь, сложенную ковшиком, и точно соответствовало ей по величине. Настроение было отличное. Деньги подходили к концу, в делах я продвинулся не дальше воробьиного носа, а у женщин вызывал только жалость. Но по натуре я оптимист и верю в свою звезду. В этом несовершенном мире уйма дел, так что мне есть куда потратить избыток энергии.
Поймав такси, я подъехал к дому Алботяну. Глухая Роза проорала мне в телефонную трубку, что ее хозяева еще не вернулись. Впрочем, это было ясно и так.
Приложив к фотоэлектронной ячейке розовую салфеточку, прихваченную на кухне у Марии, я посветил на нее карманным фонариком, и дверь повернулась вокруг своей оси. «Олд Кэп» послушно ждал меня. Когда я выехал, дверь автоматически закрылась, и через несколько секунд все поглотил сгущавшийся туман.
Запах знакомых духов так и не выветрился из машины, но я мужественно отогнал воспоминания: жизнь достаточно закалила меня, и впредь я не собирался страдать из-за любви. Но мне претила и роль циника из тех, что, напустив на себя безразличный вид, с наслаждением сплевывают вслед женщине, видя, как она торопится к ухажеру, трусливо спрятавшемуся в тени железнодорожного моста. Сквозь опущенное окошко ворвался холодный туман и пронизал меня с головы до ног, однако ностальгический запах выветрился. Я закурил, включил радио и, отбивая такт по рулю, направился к Снагову.
Было три часа дня — время, когда до сумерек еще далеко, а разочаровавшиеся в супружеской жизни женщины стараются пораньше улизнуть с работы в поисках приключений. Большинство же возвращаются домой, измученные и раздраженные. Это моралистки, которые подавляют в себе желания, не решаясь сделать последний шаг.
На выезде из Бухареста я заправил полный бак, прихватил сигареты и газеты. «Олд Кэп» мчался по пустынному шоссе, как по скоростной трассе.
Сегодня, девятого января, во вторник, исполнилась неделя со дня смерти Рафаэлы Манафу. Эти обычные семь дней показались мне вечностью. Согласно поговорке, во вторник — три часа тяжелых. Вспомнив об этом, я загрустил.
Унылый пейзаж за окном лишь усугублял печальное расположение духа. От Тынкабешти я свернул направо — через Груйу в Снагов-Сат. Встречные деревни показались бы заброшенными, если б не дымок, лениво поднимавшийся из труб. И ни одного человека.
Странный институт, где работала Рафаэла, находился в ведении Министерства сельского хозяйства и прятался за купами деревьев. От шоссе, где я подрался с ментом, пожелавшим надеть на меня наручники, отходил разбитый ухабистый проселок. Он вился под деревьями, ветви которых возносились над ним, точно своды склепа, и заканчивался у обычных деревенских ворот. И только вывеска предупреждала о том, что здесь находится государственное предприятие «Садоводство им. Первого мая». Дальше шло слова «ферма» и номер, вылетевший у меня из головы.
За воротами ничего не было видно, кроме поблескивающего зеркала озера и леса на противоположном его берегу, тоскливо черневшего сквозь пелену тумана.
Я поставил машину рядом с другими на заасфальтированную площадку метрах в пятидесяти от гнусного проселка. Место было совершенно безлюдное. Если бы я выключил радио, в котором хрипела авангардистская музыка, и открыл дверцу, то очутился бы в абсолютной тишине.
Газеты оказались очень кстати. Политика меня абсолютно не волновала, но надо же было как-то убить время, пока работникам «Садоводства им. Первого мая» не позволят вылезти из своей сверхсекретной берлоги. И так, один-одинешенек, я прождал до конца рабочего дня, когда наконец начали появляться первые представители трудящихся.
Сначала из ворот пулей вылетела шумная стайка парней и атаковала микроавтобус, который тут же тронулся с места. За ними потянулись солидные товарищи. Они шагали маленькими группками, сдержанно жестикулируя. Мрачные выражения их лиц не предвещали ничего хорошего, будто они только что узнали из компетентных источников о предстоящем землетрясении. На стоянке эти достойные граждане простились торжественным взмахом рук, расселись по своим автомобилям и разъехались.
Мысленно я прикидывал, кто есть кто, и ни один не заслуживал моего внимания, Я решил, что и на сей раз дал маху, упустив последний шанс, как вдруг увидел долгожданную дичь.
Как опытный охотник, я позволил этой птахе упорхнуть вместе со всеми, а сам не тронулся с места, пока не убедился, что все сотрудники покинули фирму.
Вишневый «рено» проехал значительное расстояние, но для моего «Олд Кэпа» это было просто детской забавой. Во время обгона я хорошенько рассмотрел его. Он сидел расслабившись, с отсутствующим видом. Суровое, мужественное лицо ничего не выражало.
Я промчался на бешеной скорости еще с километр, а потом замедлил ход и дал возможность вишневому «рено» обогнать меня.
Следуя за ним, я старался, чтобы между нами была хотя бы еще одна машина. Но у Дома «Скынтейи» прочно сел ему на хвост и довел до стоянки «Полар», где он поставил свой автомобиль.
