Говоров /16/). Лишь один Говоров, признавая в целом целесообразность присвоения премии, сказал:
'У нас... есть теоретические расхождения с т. Лысенко по некоторым методическим вопросам -- и у меня есть такие расхождения и несогласия' (17).
24-мя голосами 'за' при одном воздержавшемся кандидатура была поддержана (18). Удивляться такому единодушию не следует: страх был велик и восставать в этом вопросе не следовало. В тот же день за подписью Эйхфельда в Комитет по Сталинским премиям ушло письмо на трех страницах с обоснованием решения ученого совета ВИР-а (19)4.
13 октября Лысенко появился в ВИР'е, в том самом институте, где всего одиннадцатью годами раньше пригласивший его на генетический съезд Вавилов распахнул для него ворота в науку. 15 октября студентов Ленинградского университета собрали на лекцию Лысенко, озаглавленную 'Что такое мичуринская генетика' (22). В этот день вышла многотиражная газета 'Ленинградский университет' со статьей Юрия Ивановича Полянского -- одного из ведущих профессоров славного некогда генетическими традициями учебного центра. Он спешил занять достойную коммуниста позицию и, начав свою статью с восхвалений Лысенко, перечисления его якобы 'блестящих достижений', 'огромного теоретического и практического значения' его работ, перешел к нападкам на генетику:
'... генетическая наука в капиталистических странах, а также отчасти и в СССР пошла... по неправильному, по-существу, антидарвинистическому пути... Самое учение об основной 'наследственной единице' -- гене... носит несомненно преформистский характер...
Наличие глубоких и многочисленных антидарвинистических извращений в генетике ставит перед советскими биологами задачу, наряду с развитием передовых идей Мичурина-Лысенко, подвергнуть острой критике метафизические установки этой науки' (23).
Полянский призывал к изменению научной политики университета:
'Разработка передовых идей Мичурина и Лысенко не может являться исключительно делом кафедры дарвинизма и лаборатории биологии развития. Генетические кафедры ЛГУ должны принять активное участие в разработке ряда проблем, связанных с этим передовым направлением биологической науки' (24).
Приведенная затем цитата из Митина о 'крупнейших научных достижениях в изучении хромосомного аппарата клеток' звучала не просто двусмысленно, она отвергалась полностью последним абзацем статьи:
'... одной из задач кафедры генетики ЛГУ...следует считать пересмотр обширного наследия так называемой формальной генетики' (25).
Такие высказывания для всех в университете звучали однозначно: Лысенко победил. Свою лекцию победитель посвятил тому, чтобы уговорить студентов не верить больше всему, что с этой кафедры в течение многих лет рассказывали Филипченко, Левитский, Карпеченко и другие генетики, и заявить, что факты, накопленные ими, понимались превратно, некритически:
'... мичуринцы и морганисты исходят из фактов, а приходят к противоположным выводам, из которых складываются два противоположных, взаимно исключающих направления в науке.
В чем же дело?
Дело в том, что некоторые факты только кажутся фактами' (26).
Далее он объяснял, почему генетики приходили к неверным выводам. По его словам, они просто плохо понимали жизнь, не знали, как растут растения, развиваются животные, а обитали в придуманном мире -- абстрактном, оторванном от реальности. Вот, например, Вейсман обрубал мышам хвосты, а всё равно мыши рождались с хвостами.
'Отсюда делался вывод: увечья не передаются по наследству, -- вещал Лысенко. -- Правильно ли это? Правильно. Мичуринцы никогда не оспаривали подобных фактов' (27).
А далее шло комическое объяснение:
'Всем известно, что в зарождении и развитии потомства мышей их хвосты участия не принимают. Отношение хвоста родителей к потомству очень и очень далекое' (28).
После лекции и бесед Лысенко с руководством университета и партийными боссами, среди которых выделялась доцент Б.Г.Поташникова -- ленинградская жена Исайи Презента, Карпеченко стали открыто травить. В газете 'Ленинградский университет' было написано:
'Кафедра генетики продолжает оставаться оплотом реакционных учений. Руководство должно сделать из этого вывод' (29).
А Поташникова твердила всем кругом:
'Не поддерживайте Карпеченко. Судьба его решена!' (30).
23 ноября 1940 года в многотиражке 'Ленинградский университет' была опубликована запись лекций Лысенко, а 25 ноября комиссия, проверявшая ВИР, отчитывалась в Москве на заседании Президиума ВАСХНИЛ. В комиссию вошли Сизов5, Тетерев, Шлыков, возглавлял ее Эйхфельд6.
После доклада Эйхфельда Президиум (не Лысенко -- единолично, а Президиум -- коллегиально!) проголосовал за следующее решение:
'Всесоюзный Институт растениеводства, как это установлено материалами комиссии по приему дел Института, с поставленными задачами не справился:
а) Институтом хотя и собраны большие коллекции культурных растений, но при сборе их не всегда руководствовались полезностью собираемого материала, и в настоящее время трудно определить научную и практическую ценность каждого образца коллекции;
б) Изучение собранных коллекций было поставлено неправильно и не давало ценных для производства и науки выводов. Небрежное же хранение коллекций привело к гибели части коллекционных образцов;
в) Институт недостаточно работал по продвижению перспективных сортов в производство...
ПРЕЗИДИУМ ПОСТАНОВИЛ:
Перевести всю работу с кукурузой из ВИР'а на опытную станцию Отрада Кубанка...
Цветы передать в Ботанический сад АН СССР... [цветы -- слово из домашнего обихода; в ботанике принят термин 'декоративные растения', -- В.С.].
Исследования по винограду передать в Институт виноградарства...
Закрыть секцию субтропических культур...
Закрыть лабораторию табака и чая...
Передать коллекцию риса Краснодарской рисовой станции...
Закрыть отдел географии растений...
Закрыть отдел внедрения.
Передать местным органам:
Дальневосточную станцию ВИР'а (Лянчихэ),
Туркменскую станцию (Кара-Кала),
Репетекскую опытную станцию в Кара-Кумах,
Опорный пункт 'Якорная щель' в Крыму.
Считать нецелесообразным существование в составе Института Бюро пустынь и высокогорий' (33).
За каждой строкой решения стояли сотни людей -- тех, кого собирал под свои крылья Вавилов, кого он наставлял и учил, и кто теперь оказался на улице в связи с закрытием отделов, лабораторий, станций и опорных пунктов. Протокол этого заседания Президиума ВАСХНИЛ (34) собственноручно подписал Президент Лысенко.
ВИР -- гордость Вавилова и гордость советской науки был разрушен.
Вавилов дает показания в тюрьме
Итак, Вавилов как руководитель науки и ученый был устранен, а дело Вавилова -- его институты -- разрушены. Но сам Вавилов еще оставался живым. Он все еще был не осужденным, а подследственным, взятым под стражу. В самом начале 8-го тома его 'Следственного дела' был вшит 'Меморандум' от 19 августа 1940 года на 33-х страницах, имевший гриф 'Совершенно секретно', в который начальник 3 экономического отдела Управления НКВД по Ленинградской области капитан госбезопасности Захаров и начальник 4 отделения мл. лейтенант безопасности Н.Макеев внесли большинство наиболее одиозных
