волк, но заяц зайца не ест, -- он ест траву' (126)14 .
Захлестнутый политическими страстями, Лысенко утверждал, что и те, кто выдвинул понятие 'внутривидовая борьба' (значит, Дарвин), равно как и те, кто придерживается этого понятия сейчас, есть придатки и слуги растленной буржуазной науки, приспешники буржуазии:
'Буржуазная биологическая наука, по самой своей сущности, потому что она буржуазная, не могла и не может делать открытия, в основе которых лежит непризнанное ею положение об отсутствии внутривидовой конкуренции. Поэтому и гнездовым севом американские ученые заниматься не могли. Им, слугам капитализма, необходима борьба не со стихией, не с природой... Выдуманной внутривидовой конкуренцией, 'извечными законами природы' они силятся оправдать и классовую борьбу, и угнетение белыми американцами черных негров. Как же они признают отсутствие борьбы в пределах вида?' (128).
Заканчивая статью, Лысенко давал ясно понять, против кого в первую очередь направлены его тирады. Обвинения буржуазной науки были затеяны для устрашения своих же коллег в Советском Союзе:
'Но я знаю, что внутривидовую конкуренцию еще и у нас признают некоторые биологи, например, профессор П.М.Жуковский. Я отношу это к буржуазным пережиткам. Внутривидовой конкуренции в природе нет, и нечего ее в науке выдумывать. Идет острая борьба идей, а новое всегда встречает сопротивление старого. Но у нас, в Советском Союзе, новое всегда побеждает' (129).
Значимость высказываниям Лысенко придавало то, что Митин, подписавшийся как корреспондент 'Литературной газеты', возвеличивал Лысенко ('...главное -- Ваши научные доклады не просто 'точка зрения': они подтверждены богатейшей практикой'), а Лысенко, в свою очередь, убежденно заключал: '...у нас, в Советском Союзе, новое всегда побеждает'.
Это интервью появилось ровно через две недели после того, как в МГУ крупнейшие ученые -- академик И.И.Шмальгаузен, профессора А.Н.Формозов и Д.А.Сабинин -- аргументированно, логично и без малейшего налета демагогии рассмотрели взгляды Лысенко на дарвинизм, выступив с докладами на специально созванной научной конференции. Интерес к ней был огромным. Заседания шли в самой большой -- Коммунистической аудитории МГУ, и зал, тем не менее, был переполнен. Как позже была вынуждена признать даже 'Литературная газета', в зале находилось более 1000 человек (130). Председательствовавший несколько раз приглашал сидевших в зале сторонников Лысенко выступить с ответом на критику, но те отмалчивались. В том же году Издательство МГУ выпустило сборник со статьями, опровергающими точку зрения Лысенко. Вынуждена была и 'Литературная газета' напечатать большую статью ученых из МГУ (131). Но сделала она это своеобразно. Рядом со статьей И.И.Шмальгаузена, Д.А.Сабинина, А.Н.Формозова и С.Д.Юдинцева была помещена ответная статья А.А.Авакяна, Долгушина, Глущенко и других лысенковцев, в которой разговор был снова переведен в плоскость политических обвинений. Оппонентов Лысенко они обзывали 'мальтузианцами' (132) (все знали, что Мальтуса критиковали Маркс и Энгельс, и, значит, мальтузианцы -- враги марксизма; это было нешуточное обвинение в годы сталинского террора), а затем 'неучам' из Московского университета был дан такой совет:
'... читать не столько Кропоткина, сколько Лысенко, чтобы знать, где искать аргументы против несуразностей Кропоткина. Нечего и упоминать о других пугалах (Кесслер, Смэтс и др.), поставленных ими на их изреженном посеве аргументов' (133).
Заключительная фраза статьи обвиняла ученых в совсем им не свойственные действия -- уход из плоскости научной в политическую:
'Это уже не полемический выпад, а попытка восстановить советскую общественность против дарвиниста Лысенко' (134).
В последовавшие затем полтора месяца в 'Литературной газете' было опубликовано несколько откликов ученых по вопросу о правильности взглядов Лысенко. Эти отклики были весьма умело и направленно скомпонованы редакцией. Б.М.Завадовский критиковал и Лысенко и его оппонентов (135). В.Н.Столетов столь же безоговорочно провозглашал единственно правильным лысенкоизм и, выворачивая наизнанку смысл сказанного критиками Лысенко, декларировал:
'У оппонентов нет фактов, а у Лысенко есть огромный опыт по помощи сельскому хозяйству, и именно потому, что фактов у оппонентов нет, творческую дискуссию они подменяют схоластическими упражнениями' (136).
Характерным для стиля развернутой редакцией полемики был отзыв Турбина, в котором он утверждал, опять безоговорочно и без аргументов:
'Взгляды Лысенко правильны, внутривидовой борьбы нет, мнение критиков является... совершенно необоснованным и искажающим истинное положение вещей...
Современная буржуазная наука... выполняет социальный заказ своего хозяина - империалистической буржуазии, поджигателей новой мировой войны, объявляющих войну естественным состоянием и законом природы.
Профессора Московского университета должны знать об этих задачах, стоящих перед советскими учеными' (137).
В конце декабря 1947 года в 'Литературной газете' (138) были опубликованы: 'обзор писем читателей' (студенток, домохозяек, офицеров и рабочих), выписка из протокола заседания кафедры философского факультета МГУ и заключение по дискуссии, написанное Митиным, в котором он скомпоновал фразы о 'догмах... за которые... цепляются консервативные деятели науки' с выдержками из писем читателей, среди которых якобы было много писем от 'переполненных гневом и возмущением... советских ученых, которые отвергают злостную клевету' в адрес Лысенко (139). Редколлегия газеты объявила, что она присоединяется к заключению Митина, и тем самым создала впечатление, что Лысенко и его сторонники якобы вышли победителями в этом споре. Идеологизированное общество, управляемое сталиными, сусловыми, митинами, предпочло словесно отвергнуть доводы ученых и поддержать лысенковские доктрины как марксистские по духу (и потому считавшиеся ими единственно верными) в противовес научным (будто бы по сути своей буржуазным). Наклеенные ярлыки представлялись им самыми сильными аргументами, а манипуляция общественным мнением движением к правде.
'Суд чести' над А.Р.Жебраком
Предварительное 'следствие' по делу Жебрака не дало сторонникам Лысенко значительного перевеса. Сама идея проведения первого в стране и потому показательного процесса над космополитом и отщепенцем могла лопнуть. Для Суслова это могло закончиться крахом. За утерю такого выигрышного дела Сталин мог с него строго спросить. А слова Сталина о том, что нельзя 'лить воду на мельницу жебраков', сказанные на Политбюро в мае 1948 года, показывали, что фамилию Жебрака и его противоборство с Лысенко Сталин хорошо знал и помнил. Такой выигрышный случай, когда пролезший в депутаты Верховного Совета, в члены Президиума Верховного Совета БССР и в Президенты академии наук Белоруссии и в совсем недавнем прошлом крупный аппаратчик ЦК был изобличен в предательстве интересов Родины, терять было нельзя. Если бы вдруг Жебрак выскользнул из-под удара, сорвался бы с крючка партийной инквизиции, это могло привести к падению самого Суслова15. Тем не менее в этот момент в недрах ЦК единства в отношении того, как поступать с Жебраком, не было. Как сообщал в ЦК министр образования СССР Кафтанов годом позже (в 1948 году), дело дошло до прямой конфронтации Суслова и других партааппаратчиков. По словам Кафтанова, некоторые ответственные сотрудники аппарата ЦК взялись за то, чтобы помешать проведению министерством 'Суда чести' над Жебраком. Оказывается, судилище пытались предотвратить Балезин из управления кадров ЦК и Суворов (зав. отделом науки). Суворов даже приезжал для этого в министерство, 'доказывая нецелесообразность Суда чести... Только после того, как т. А.А.Жданов дал прямое указание по этому вопросу, противодействие указанных работников аппарата ЦК прекратилось' (139а). Этот факт доказывает, что о? Итак, в декабре 1947 года при огромном стечении народа (в первый день в зал удалось нагнать 1100 человек, раздав по московским вузам 1200 пригласительных билетов, на второй день, правда, число зрителей умеьншилось до 800)'суд' над Жебраком состоялся в зале Большого лектория Политехнического музея в Москве. Ни одного из критиков Лысенко (Константинова, Сабинина, Лисицына или Радаеву) на суд не допустили. Слово было предоставлено только тем, кто уже показал себя сторонниками сталинской линии
