государственной печатью антисемитизма. Тогда еще в журнале 'Крокодил' не могло появиться, как это случилось теперь, изображение человека с утрированной еврейской внешностью, держащего в руках книжечку с надписью ЖИД. Не Андре Жид, а просто -- ЖИД. Еще не распространилось тогда и позорное прозвище 'отщепенец', которое теперь перекатывалось по страницам советской прессы. За былое 'низкопоклонство перед Западом' можно было понести суровое наказание теперь.
Надо заметить, что с момента посылки в 1945 году Жебраком писем Маленкову и подготовки им статьи для журнала 'Science' лысенкоисты не теряли надежды расквитаться с ним -- ставшим врагом номер один. Конечно, точили они зубы и на Н.П.Дубинина, также опубликовавшего в том же журнале, но позже, свою статью (92). Они не могли забыть эти выпады и особенно резкие жебраковские слова о Лысенко и его сторонниках, написанные в письме Маленкову в 1945 году, когда старый большевик Жебрак делился со старшим по должности в партии товарищем размышлениями о бедах, принесенных СССР Лысенко и его подпевалами.
' Не приходится сомневаться, что если бы не грубое административное вмешательство со стороны ак. Лысенко... и не опорочивание генетики, которая была объявлена социально реакционной дисциплиной со стороны руководства дискуссией 1936 г. и дискуссией 1939 г., то в настоящее время мы были бы свидетелями огромного расцвета генетической науки в СССР и ее еще большего международного авторитета' (93).
Поэтому атаки на Жебрака и в какой-то мере на Дубинина не прекращались. Так, в последнем номере журнала 'Агробиология' за 1946 год (напомню, под этим новым названием стал после войны выходить прежний журнал 'Яровизация') Презент опубликовал длинную статью, в которой обвинял Жебрака именно в антипатриотизме, выразившимся в том, что на страницах западного издания Жебрак не признал Лысенко великим, а даже противопоставил его советским генетикам (94). 6 марта 1947 года в 'Ленинградской правде' появилась выжимка из этой статьи, озаглавленная Презентом 'Борьба идеологий в биологической науке' (95), начинавшаяся словами:
'Последние решения Центрального Комитета партии по идеологическим вопросам ко многому обязывают партийный актив и советскую интеллигенцию. Они обязывают вытравить какие бы то ни было остатки низкопоклоннического отношения к зарубежным идейным веяниям, смело разоблачать буржуазную культуру, находящуюся в состоянии маразма и растления' (96).
Затем Презент, не выбирая изящных выражений, высказался о генетике:
'Загнивающий капитализм на империалистической стадии своего развития породил мертворожденного ублюдка биологической науки, насквозь метафизическое, антиисторическое учение формальной генетики' (97).
Приведя сердитую цитату из 'Вопросов ленинизма' Сталина, Презент продолжил обругивание генетиков, но уже не западных, а советских, сообщил о том, какой ужасный, фашистский журнал 'Science (Наука)' существует в Америке, остановился на одном из 'профашистских мракобесов Карле Саксе, подвизающемся в Гарвардском университете... -- злопыхателе против марксизма', а потом сообщил (нисколько не обинуясь откровенной ложью), что и в СССР есть полностью с ним согласный профессор -- Жебрак:
'Карл Сакс не заслуживал бы какого бы то ни было внимания... Однако, пожалуй, более интересно, до каких пределов низкопоклоннического пресмыкательства перед заграницей может дойти профессор, живущий в советской стране и в то же время тянущий одну и ту же ноту с г-ном Саксом. А ведь именно так поступил профессор Тимирязевской академии А.Р.Жебрак, который в статье, опубликованной им за границей по поводу выступления Сакса, по существу солидаризируется с профашистом Саксом в оценке теоретических достижений нашей советской передовой школы биологов, мичуринской школы, возглавляемой академиком Лысенко' (98).
Презент назвал еще нескольких генетиков, не нравящихся ему -- Н.П.Дубинина, Ф.Х.Бахтеева, М.Л.Карпа и других (фамилии М.Е.Лобашова и Г.Г.Тинякова он переврал). Но главный удар пришелся по персоне Жебрака. Его по требованию Презента надлежало 'разоблачить и вытравить' в первую голову.
Этот выпад желанной цели не достиг. Должного внимания на статеечку не обратили. Тогда Презент отправил ее еще раз -- в центральную газету 'Культура и жизнь', однако из редакции презентовский текст послали Жебраку с просьбой дать свою оценку статье. Получив обстоятельный ответ Антона Романовича, редакция ответила Презенту, что не видит оснований вступать в обсуждение вопроса, не являющегося профильным для газеты (99).
Но вся эта закрытая пока от глаз ученых и жителей страны полемика могла оставаться закрытой только до того момента, пока не были обнародованы сталинские директивы по борьбе с 'безродными космополитами'. Сразу после их озвучивания ситуация резко изменилась. Как только 'Закрытое письмо' стало известным Лысенко и Презенту, их возможности в нанесении удара по генетикам и по Жебраку в первую голову, неимоверно возросли. Их не нужно было учить, в каком направлении надо строить свои нападки на генетиков. Хотя с момента публикации жебраковской статьи и отправки им писем Маленкову прошло уже несколько лет, Лысенко решил, что важен не срок, а возможность расплаты за прошлое унижение. Можно и нужно было использовать изменения в политической обстановке в стране и выставить сегодня Жебрака на роль предателя Родины.
И тем не менее несколько месяцев развить атаку не удавалось, пока во второй половине августа заведующим отделом науки и культуры 'Литературной газеты' не был назначен 'философ', которого знал Сталин, М. Б. Митин -- член ЦК ВКП(б) и депутат Верховного Совета СССР 3-го -- -5го созывов. Назначение Митина было сделано не без участия самого Сталина, который в это время решил всемерно усилить 'Литературную газету', придав ей функции якобы независящего от властей выразителя мнения масс (свое желание Сталин изложил писателям на описанной выше встрече с ними 14 марта 1947 года /100/). А уж кто жаждал реванша в споре с генетиками, так это Митин, уже вписавший свое имя в число главных гонителей генетики своим руководством дискуссией в журнале 'Под знаменем марксизма' в 1939 году (101).
Митин получил от ленинградского писателя Геннадия Фиша (давнего знакомого Презента еще с той поры, когда Фиш учился на факультете общественных профессий ЛГУ) статью с ругательствами и оскорблениями в адрес Жебрака. Но одного имени Фиша для мощного удара было маловато. Поэтому Митин позвонил двум самым известным в стране поэтам того времени -- А.Твардовскому и А.Суркову, попросив их подписаться под опусом Фиша. Оба поэта ничего ровным счетом в генетике не понимали, но перечить члену ЦК партии не посмели, и 30 августа 1947 года в 'Литературной газете' появилось письмо за тремя подписями (102), в котором, в частности, говорилось:
'Мы оставляем в стороне противоречие между утверждением Жебрака о том, что Лысенко является только агрономом-практиком, и обвинением того же Лысенко в 'чистой умозрительности'. Но нельзя не возмутиться злобным, клеветническим заявлением Жебрака о том, что работы Т.Лысенко, по существу, мешают советской науке и что только благодаря неусыпным заботам Жебрака и его единомышленников наука будет спасена. И залог этого спасения А.Жебрак видит в том, что он не одинок: 'Вместе с американскими учеными, -- пишет Жебрак в журнале 'Сайенс', -- мы, работающие в этой же научной области в России, строим общую биологию мирового масштаба'. С кем это вместе строит Жебрак одну биологию мирового масштаба? ...
... Гордость советских людей состоит в том, что они борются с реакционерами и клеветниками, а не строят с ними общую науку 'мирового масштаба' (103).
Сталин начинает борьбу с 'безродными космополитами',
и Лысенко использует её для атаки на своих противников Конечно, эти идеологические споры не имели отношения к безрезультатным практическим обещаниям Лысенко, несшим стране одни беды. Хотя некоторые члены Политбюро ЦК партии уже готовы были отступиться от Лысенко, осознавая несомый им стране вред, Сталин продолжал упрямо верить новатору. Новый 'гауляйтер' в сталинском окружении -- Михаил Андреевич Суслов стал смотреть на позицию вождя как на аксиоматическую истину и полностью подчинился мнению Сталина. Во всяком случае в те же дни в Управлении агитации и пропаганды, где годами зрели антилысенковские настроения, обстановка вдруг разом переменилась. Новый секретарь ЦК партии по идеологии лично распорядился опубликовать в 'Правде' 2 сентября 1947 года разгромную статью мало кому известного кандидата экономических наук И.Д.Лаптева, смело подписавшегося под статьей профессором. В еще более категоричных тонах, причем
