этаж. Если Моха не будет дома, поймаю и покалечу. Я, конечно, не из тех, кто бьет слабых, но Моху уже пора получить по зубам. Вполне справедливо: мне из-за него ножом под ребра, а ему по зубам — всем по способностям, как говорится.
Я вдавил клавишу звонка.
Пара секунд. Шаги и замок щелкнул. На пороге показался Мох, собственной персоной. Видок тот еще: майка со слоненком Думбо на груди и голубые шорты в ярко-желтых одуванчиках. Мох жевал яблоко, и явно не ожидал ничего недоброго.
'Живой!' — чуть не заорал я. Я даже обрадовался.
У Моха же энтузиазма по поводу нашей встречи оказалось меньше. Он побледнел до зеленого отлива и подавился, яблоко из руки упало и покатилось по лестничной площадке.
Я заботливо похлопал его по спине.
— Дыши-дыши, — промурлыкал я и уточнил: — Пока дыши, — и покосился на брошенное яблоко. — Мусорить в подъезде неэтично.
Моха трясло, он хватал ртом воздух и не мог вымолвить ни слова.
— Саша! — донесся из квартиры женский голос, видимо, его мамы. — Кто там?
Мох боязливо оглянулся, снова беззвучно пошевелил губами и так и остался стоять.
— Друг, — тихо подсказал я. — Мама, я выйду на полчасика и вернусь. Ну!
— Одноклассник, мам! — наконец, разродился Мохов. — Я в подъезд. Сейчас вернусь!
Мох снял с вешалки женское пальто, завернулся в него, как в махровый халат, и вышел ко мне на лестничную площадку. Его все еще трясло.
— Успокоился, — жестко приказал я. — Быстро!
— Т-ты ж-ж-жи-в-вой? — выдавил он.
Его страх меня умилял, надо же, меня еще хоть кто-то боится.
— Живой-живой, — заверил я со злорадной улыбкой. — Не добили. А теперь спрашиваю я. Понятно? Не ответишь, труп ты.
— Мама! — завопил он и бросился назад.
— Дебил, — прошипел я, зажал ему рот и потащил вниз. Надо признать, он не особо сопротивлялся, то, что он меня панически боялся, сыграло мне на руку.
Я успел, дома его не услышали.
Я стащил его на пару этажей вниз и отпустил.
— Еще одна такая выходка, — предупредил я, — и я престану быть таким добрым. Понял?
Мох закивал. Китайский болванчик, дремучий случай.
— Что случилось с Игой? — спросил я.
— Застрелили.
У-у-у, клинический случай. Пояснил, называется. Прямо руки зачесались. Нет, пожалуй, нос я ему сегодня все-таки сломаю…
— Спокойно и по порядку, — приказал я. — Спокойно! — я присел на подоконник и приготовился слушать. — Что случилось после того вечера на кладбище?
Мох нервно потер переносицу, будто почуял, куда я мечу. Вздохнул и начал более-менее спокойно:
— Мы ушли с кладбища. Сазан ликовал. Остальные были в шоке. Ига особенно, все тер руки, будто на них еще осталась твоя кровь, — я закатил глаза: таких подробностей я не просил. Но Мох продолжал, и я не стал его перебивать. — Мы вернулись в подвал. Посидели там. Сазан доказывал, что пора идти на дело, что надо забыть о тебе и продолжать работу. Ига с ним поспорил, доказывал, что в таком состоянии идти на дело глупо. Но Сазан победил, все его поддержали, Ига сдался, и… — он задохнулся и замолчал.
— И вы пошли, — подсказал я.
— Да, — снова закивал он. — И мы пошли. Сазан не смог снять сигнализацию, как это умеешь делать ты… Приехали менты. я не знаю, как они так бесшумно подкрались! Все думали, что все идет по плану. Все действительно шло по плану!… Пока не раздался крик сзади: 'Всем стоять! Руки за голову!' А потом была страшная неразбериха. Ига прикрыл. Все убежали, а его подстрелили. Неделя в реанимации — и все.
Мох замолчал и опустил голову, прямо как Ига, когда шел по улице.
— А что следствие?
— Ищут. Пока нас не подозревают, никого не нашли и даже не допрашивали. Вот твое исчезновение стало подозрительным. Так что…
— Так что выйду на свет — упекут, — закончил я за него. Вот, называется, и приехали. Докатились…
Он снова кивнул.
— Черт! — я с силой ударил кулаком в стену. — Я же говорил! Говорил…
— Сазан и остальные смотались из города, — в пустоту добавил Мох.
Класс! Свалили на меня и дёру. Теперь все стало еще замечательней. Они там, наверху, что, издеваются? Удавиться мне теперь, что ли?..
Ладно, делать нечего. Нужно взять себя в руки.
Я спрыгнул с подоконника, на котором до этого восседал.
— До встречи, — я приблизился к Моху на опасно близкое для него расстояние. — У меня дела, я ухожу. А ты, — мой карающий перст уперся ему в грудь, прямо в лоб веселому слоненку Думбо, — будешь молчать, как миленький. Я пропал без вести. Ты меня не видел. Имей ввиду, если меня повяжут, я молчать не буду. Это друзей прикрывать надо, а тех, кто хотел меня порешить, я утяну за собой. Буду сыпать именами, адресами и телефонами. Понял?
Мох стоял, уставившись в пол. И чего он меня так боится? Не соображает, что я, в отличие от Сазана, не идиот и не садист, и даже не буду пытаться его убить? Больше мне делать нечего, как в его крови мараться.
— Понял? — опасно тихо повторил я, продолжая действовать строго в выбранном стиле, поддерживая имидж главаря банды.
— Понял, — сказал Мох, наконец, подняв на меня испуганные глаза.
— Отлично. Тогда удачи, — я развернулся и направился вниз по лестнице.
Мерзко так сделалось от своей правоты, ведь говорил же я пацанам, что не надо было в тот вечер идти на дело, седьмым чувством знал. А теперь Ига в могиле. Несмотря на то, что он встал на сторону Сазана, несмотря на то, что он своими руками пытался меня убить, несмотря на то, что предал — несмотря на все это мне было его чертовски жаль.
— Змей, — тихо окликнул меня Мох. Я обернулся и очень удивился: лицо Мха из испуганного приняло виноватый вид. — Ромка, ты это… до меня только на следующий день дошло, что тебя того… убили… из-за моих слов…
Я равнодушно смотрел на него, не испытывая ни жалости, ни злости. Никаких эмоций. Он ведь действительно мелкий пакостник.
— Чего ты ждешь? — спросил я. — Прощения?
Он молчал.
— Там простят, — я пафосно указал на потолок и побежал вниз.
Дверь подъезда хлопнула за спиной.
На улице стало еще холоднее, поднялся ветер, даже природа против меня, осень в этом году выдалась на редкость ранней. Мне вообще как-то расхотелось болтаться по улицам, где меня могут узнать и отправить в милицию. Конечно, стоит сесть и подумать, что делать дальше, может, получится выкрутиться и никуда не уезжать.
И я пошел на кладбище. Захотелось сходить на могилу Иги. Как-то странно было думать о нем, как о мертвом. Непривычно.
Я всегда считал его своим другом, вот уж от кого я не ждал удара ножом под ребра. Вот, кому я верил… По сути, тогда, очнувшись в избушке кладбищенского охранника, больше всех я ненавидел именно Игаева, мечтал отомстить…
Как там в 'Кавказской пленнице'? Грехи нужно смывать — кровью. В таком случае, Ига свой грех смыл… Какой-то я сентиментальный стал, даже самому противно.
