на играх сотни глаз следят и за ним. Но когда его команда проигрывала, не мог сдержать чувств, случалось, швырял о землю карманные часы.
Кристальной души человек, он верил всем футбольным выдумкам: о мифических переходах футболистов, о пристрастных судьях, о том, что соперники всячески хотят насолить ЗКС.
Жил он по соседству с катком Патриаршие пруды, где мы дневали и ночевали. Поэтому в доме у него всегда было полно гостей. Любил угощать чаем он и своих и чужих игроков. К чаю подавалось превосходное варенье, на которое была мастерица его жена Амалия Карловна.
Гюбиев был одним из тех горячих поклонников мяча, благодаря заботам которых рос и развивался столичный футбол. Сейчас Гюбиев вез сборную Москвы в Петроград, твердо веря в победу, хотя в нашем составе отсутствовали такие звезды, как вратарь Николай Соколов, защитник Василий Лапшин, полузащитник Павел Ноготков и сам Федор Селин. Не поехали они по разным причинам: Соколов получил травму, Лапшин был дисквалифицирован, а остальные двое не явились к поезду из солидарности, так как считали наказание несправедливым.
Отсутствие их расстроило отъезжающих. Гюбиев ходил между нами и громко всех убеждал, что питерцы не победят.
Долго еще мысли о предстоящем матче гнали от меня сон. Видно, и наш руководитель размышлял о том же. Он сидел, вооружившись карандашом, и что-то высчитывал. Я все-таки заснул, а когда раскрыл глаза, поезд подходил к перрону.
По доброй традиции вся петроградская сборная встречала нас на вокзале. Я с юношеского возраста знал столпов питерского футбола: Батырева, Бутусова, Григорьева, Гостева и других. Они с любопытством оглядывали наши ряды, находили всеобщего любимца Павла Канунникова, известных им Казимира Малахова и Константина Блинкова.
— А что, Федор не проснулся, что ли? — балагурит Павел Батырев.
— Евграфыч, верно, еще гимнастикой в вагоне занят? — вторит Петр Григорьев.
— Их нет, и это неважно, — как всегда без обиняков объявляет Гюбиев. Сделав жест рукой в нашу сторону, он добавляет так, чтобы мы слышали: — Москва сегодня опирается на молодежь.
Я гляжу во все глаза на петроградцев и думаю: неужели мы сумеем взломать знаменитую питерскую оборону?
Вокруг толпа болельщиков. Кто-то острит:
— А где здесь жертва Жоржа Филиппова?
Я краснею. Речь идет обо мне. Мне, правому краю, предстоит единоборство с прославленным левым хавбеком Петрограда. Я сразу узнал его по недоразвитой руке.
Футболисты обеих команд, подтрунивая друг над другом, идут через дорогу на завтрак в Знаменскую гостиницу. Настроение у хозяев отличное: еще бы, у москвичей явно не боевой состав.
Матч на стадионе «Унитас» сложился драматично. Вначале Петроград повел 2:0 и разгром молодой Москвы казался неизбежным. Но тут я прорвался по флангу, обошел всех знаменитостей и забил хозяевам первый гол, сделавший мне имя. Почувствовав уверенность, форварды Москвы Исаков и Прокофьев провели еще два гола. Петроградские болельщики приумолкли. С трибун слышался только задорный голос Гюбиева.
И вот тогда на помощь пришел местный судья. Пенальти. Но Батырев бьет мимо. Страсти разгораются. Из-за травмы покидает поле центрхавбек Андрей Лепорский, москвичи остаются вдесятером. В наши ворота попадают два мяча. В итоге проигрыш 3:4.
Разгневанный Гюбиев вбегает в судейскую комнату и резко заявляет:
— Так судить может только подлец!
За эту фразу, брошенную в запальчивости, Гюбиев потом был сурово наказан. Московская футбольная лига принесла официальное извинение за своего представителя, и Николая Александровича больше в Петроград уже никогда не посылали.
Я умышленно не называю фамилии судьи. Он жив-здоров и живет теперь в Москве. Прошло 45 лет, но мы оба помним этот матч. Как-то я показал ему свой альбом с отчетом об игре, напечатанном в Москве. Он улыбнулся. Через неделю привез мне пожелтевшие вырезки о том же матче из петроградских газет. День и ночь. В одном отчете — судья джентльмен и непогрешим; в другом — наглец и шулер. К моему удовольствию, в обеих газетах меня хвалили.
Обратно мы, дебютанты, уезжали в приподнятом настроении. Экзамен на зрелость был сдан. Провожая нас, противники, казавшиеся еще недавно недосягаемыми, прощались уже с нами за руку как с равными.
Дома младшим братьям — Александру, Андрею и тринадцатилетнему Петру я подчеркнуто называл Батырева — Павлом, а Бутусова — Михаилом. Ребята смотрели мне в рот и готовы были говорить «вы».
— Жаль, что Москва была не вся. Никогда бы Питеру не отыграться, — с апломбом утверждал я.
Размышляя об играх, мы прежде всего вспоминаем их результат, то есть голы, а следовательно тех, кто их забивал. Это и понятно: мяч в воротах — кульминация и смысл игры. Голы и прославленные их творцы всегда памятны любителям футбола. И если в обороне главным справедливо считают вратаря, то в нападении — центрфорварда. Лидер, бомбардир, таран, танк — вот эпитеты, которыми награждают игроков под № 9.
Разрушать всегда легче, чем созидать. Когда приходится очень туго, защитник может выбить мяч куда угодно. Если он заставит нападающего двигаться чуть в сторону от ворот, то атака сразу потеряет остроту.
Куда сложнее задачи форвардов. Им нужно обыграть противника, не теряя контроля над мячом, и либо нанести завершающий удар, либо точно отпасовать партнеру.
Территория, на которой действует центральный нападающий, позволяет ему серьезно угрожать чужим воротам: именно отсюда наиболее удобно их обстреливать, ставить вратаря в самое трудное положение. Поэтому тренеры предпочитают сильнейшего нападающего держать в центре, чтобы использовать его для заключительных аккордов. Какими бы мастерами ни были крайние нападающие, они выходят на чужие ворота всегда под острым углом, а такие опасности вратари легко ликвидируют. Не случайно по забитым голам в лауреаты сезона почти всегда попадают «девятки». Отсюда и громкая популярность центрфорвардов: ведь именно эти игроки часто решают судьбу узловых встреч.
Особенно высока была роль центрального нападающего в годы господства систем «пять в линию» и «дубль-ве». Смена мест у нападающих тогда практиковалась редко, и игрок № 9 незыблемо занимал наиболее убойную позицию против чужих ворот. Он был дамокловым мечом, занесенным над вратарем противника. Правда, каждый из этих мечей разил по-своему, в зависимости от дарования, сложения и черт характера. Но, безусловно, игрок с девяткой на спине задавал тон всему нападению и во многом влиял на тактику команды.
В 1918 году я был свидетелем, как сборная Москвы со счетом 9:1 разгромила сборную Петрограда. Начал разгром центральный нападающий Михаил Денисов, послав первый мяч в сетку гостей с двадцати метров своим знаменитым шутом с левой ноги. Этот первый поразивший мое юношеское воображение центрфорвард не был стратегом, или, как теперь говорят, диспетчером. Но все мячи, которые доставляли ему партнеры по нападению, он старался обязательно послать в чужие ворота. Он заражал своим энтузиазмом соседей, среди которых блистали в том матче инсайды Павел Канунников и Николай Троицкий и два отличных крайних из Орехова-Зуева — Алексей Шапошников и Вячеслав Перницкий.
Крупный, сажень в плечах, Денисов до сих пор, даже в 70 лет, вызывает у меня при встречах с ним чувство восхищения, похожее на то, которое я испытал много лет назад.
Очень похож на Денисова бойцовскими качествами был ленинградский центр нападения Модест Колотушкин — двухметровый гигант, гроза московских сборных и в футболе и в хоккее с мячом. У него не было поддержки с флангов, как у Денисова. Поэтому Колотушкин часто воевал в одиночку, действуя на чужой штрафной площадке, как танк. Глядя на этого красавца с длинными черными волосами, никто бы не подумал, что по профессии он музыкант, что вместе с братьями, бурно поддерживающими младшего с трибун, он составляет один из лучших струнных квартетов северной столицы.
В те времена все сходились во мнении, что заменить Денисова и Колотушкина могут только игроки с
