следующий шаг. Это был не страх перед высотой… Хотя, наверное, и он тоже, но и кое-что еще. Может быть, предчувствие…
— Где ты там? — окликнул его успевший спуститься шагов на десять вниз проводник. — Поторопись! Только будь внимателен! И иди за мной след в след.
— След в след, — пробормотал Аль, — легко сказать, — он все еще мялся на месте, скользя взглядом по склону. Ему казалось… Он был почти уверен, что, стоит ему ступить на наст и, не в силах удержаться на ногах, он покатится вниз.
'Конечно, так я доберусь до реки даже быстрее Ларга, — он взглянул на продолжавшего спуск проводника. — И без каких-либо усилий. Вот только буду ли я в тот миг жив? — решив, что жизнь стоит того, чтобы за нее поборолись, юноша наклонился и быстро отвязал снегоступы. — То, что мешает, может и помочь', — он тотчас провалился почти по колени в сугроб, однако это его скорее обрадовало, чем озаботило.
— Держи меня, снег, — зашептал он, словно в молитве, — держи крепче, не дай вырваться из твоих объятий…
— Ты что творишь? — недовольно нахмурился оглянувшийся в поисках отставшего спутника Ларг.
— Ты сам говорил, — тяжело дыша, когда на то, чтобы вытягивать ноги из сугробов требовалось прилагать немало усилий, прокричал Аль, — если не умеешь идти на двух ногах, используй четыре! И пять, и шесть, и семь! — упрямо шагая, продолжал он. — Снег — мои ноги! Они нужны мне, чтобы не упасть!
Великан лишь пожал плечами. Он не видел причины спорить. Все, чего он добивался последние несколько дней, это научить паренька чувствовать дорогу. Ларг надеялся, что это ему удалось. И раз так…
— Спускайся хоть ползком, на пузе, если тебе так удобнее! — прокричал он, а затем отворачиваясь, добавил: — Только не отставай!
— Я и не отстаю, — уже тише, не тратя понапрасну силы и сберегая дыхание, проговорил он.
Какое-то время он начал привыкать к спуску и даже стал отрывать взгляд от снега под ногами, чтобы оглядеться вокруг. Впрочем, кроме яркого сверкавшего, отражаясь от всего вокруг, и небес, и земли, солнца, он ничего не увидел. Только глаза начали гореть и слезиться словно в них насыпали перца.
'Что за напасть! — Аль рукавом протер лицо. — Как будто и так мало трудностей!' — ему не нравилось идти, не видя куда. Но глаза так болели… И, в конце концов, он решился:
— Надеюсь, Ларг, ты хороший учитель, — прошептал он, а затем, не давая себе времени все как следует обдумать и усомниться в правильности поступков, спустил ленту, которой стягивал волосы вниз, на глаза. — Ладно, горы, ведите меня. Я вверяю вам свою жизнь.
Аль, который и так не поспевал за проводником, стал двигаться еще медленнее. Да, он понимал, что мог, отстав, потеряться в горах, что означало верную смерть. Но он не видел другого выхода. Оставалась одна надежда: что горные духи найдут для него путь короче, и он поспеет к реке в срок.
Лишив себя зрения, он весь ушел в слух, стараясь не пропустить ни одного звука. Скоро Аль начал различать не только скрип снега под собственными ногами, но и шелест шагов на отдалении — 'Это Ларг!' — юноша облегченно вздохнул, радуясь своему внезапному открытию.
Однако потом смену радости пришло беспокойство.
'Да, я могу идти вслед за ним и по слуху. Но ведь тогда меня будет вести человек, а не духи гор. Он не знает, что я не вижу, куда иду, и может подвести меня к краю обрыва, думая, что я, разглядев опасность, обойду ее стороной. Но я-то, ничего не зная, пойду вперед… А, ну и ладно! Я уже призвал себе в помощники горных духов, пусть они и ищут выход!'
И он продолжал идти — на ощупь — шаря по снегу руками в поиске следов. Очень скоро ледяные осколки перестали ранить ладони своими острыми краями, замораживая холодным дыханием пальцы. Их касание стало мягким, бархатистым, немного задумчивым. Как песня ветров, скользивших по самой грани наста, чья мелодия казалась знакомой — как образ матери, умершей, когда Алю еще не было и трех. Он, хранимый в памяти, был неясным, расплывчатым, далеким, даже чужим, но стоило приглядеться, задуматься — и он заполнял собой все сознание, не отпуская ни на мгновение из власти сладостных детских воспоминаний. Вот и сейчас…
Но тут вдруг в слаженности окружающего мира что-то нарушилось, снег закричал от страха, в голосе ветров зазвучало отчаяние.
Он тотчас понял — беда. И раз она произошла не с ним, то, значит…
— Ларг! — он рывком сорвал с глаз повязку и, сквозь тотчас хлынувшие слезы стал осматривать склон, ничего не находя, оглянулся назад.
Он и представить себе не мог, что прошел так много — вершина скрылась за облаками, и оставалось совсем чуть-чуть до покрывавшего склон леса — только узенькая полоска, где снег лежал вперемешку с серыми камнями, похожими на спавших глубоким сном огромных раков, которые покинули свою водную стихию ради странствий в горах, где они и остались навсегда, потеряв по дороге не только свои клешни, но и жизни.
— Ларг, где ты? — закричал юноша, не находя великана, и с каждым мигом пугаясь все сильнее и сильнее. — Ларг! — в его срывавшемся в хрипоту голосе зазвучало отчаяние.
Но сколько он ни звал, ответом была тишина.
И царевич, чувствуя неладное, уже сорвался с места, бросившись искать проводника. Он, мысленно готовивший себя к тому, что горные духи могут увести его прочь от спутника, отказывался признавать реальность случившегося. Да и не это было главным. Наверное, будь он уверен, что с Ларгом все в порядке, ему было бы легче. Но такой уверенности у него не было. Скорее даже — совсем наоборот.
'Что-то здесь не так, — его душа металась, словно пытаясь поспеть за взглядом, стремительно обшаривавшим снега. — Я ведь только что слышал шорох его шагов. Вот, — он заметил на следы на снежном насте, — он шел здесь, совсем рядом! — с одной стороны, это знание успокаивало, но с другой… — Куда же он делся?!' — это приводило его в отчаяние.
— Ларг!
— Стой, где стоишь! — остановил его резкий возглас.
Аль замер на месте, ощутив дыхание опасности, так, если бы она стояла всего лишь в шаге от него. Но, поскольку этот шаг не был пройден, ничего не случилось.
Немного придя в себя, юноша вновь позвал своего спутника:
— Ларг, отзовись?
И вновь тишина.
— Ларг! — мучимый неизвестностью больше, чем страхом, он осторожно сдвинулся чуть вперед. Снег посыпался у него из-под ног, летя вниз, в скрывавшуюся под белым покровом трещину. Однако Аль, успевший вовремя отпрянуть, удержался наверху.
Снизу до него донесся сдавленный, едва слышный стон.
— Ларг, ты внизу?
Ему не нужно было ждать ответа, чтобы понять, что так оно и есть.
Не делая больше попыток подойти к краю трещины, он осторожно опустился на живот и пододвинулся к разлому ползком, старательно шаря вокруг руками в поисках того, за что бы удержаться. Наконец, его пальцы натолкнулись на что-то твердое — должно быть, скрытые под снегом камни уступа. Вцепившись в их края что было сил, юноша выглянул за край.
То, что он увидел, не показалось ему столь уж страшным. Трещина не уходила вниз на бесконечность, а была всего лишь аршинов в десять глубиной. Однако ее дно было истыкано остроконечными камнями, как медвежий капкан кольями. И на этих камнях лежал великан.
Он выглядел неважно, одна нога была как-то неестественно вывернута, голова в крови.
— Потерпи! Я сейчас, спущусь к тебе! — прокричал Аль. Он был в том состоянии, когда, во власти нервного напряжения, человек, забыв об опасности, готов совершить безумный поступок. Еще пара мгновений, и он спрыгнул бы вниз, не понимая, что тем самым ничем не поможет другу.
— Не дури! — остановил его злой рык великана. — Оставь меня!
— Нет! — упрямо выдавил сквозь с силой сжатые зубы царевич.
