станицы Кущевской.
— Почти двенадцать часов, — вдруг прервал свою сагу Вася. — Ползем, как на кобыле. Может, пообедаем? Тут есть одна забегаловка.
— Через два часа — Ростов, — сказал Седлецкий. — Там и пообедаем.
Зеленый «уазик», бегущий впереди, остановился. Вася тоже затормозил. Седлецкий с Мирзоевым выбрались размяться.
— Осталось тридцать километров, — сказал старлей из ВАИ. — А потом начинается Ростовская область. Так что я поехал назад.
Он помялся, в глазах мелькнуло чисто детское любопытство.
— Намекните хоть, что везете, мужики! А то я себя дураком чувствую. Клянусь, никто не узнает!
— Ну, если клянешься… — хмыкнул Седлецкий. — Пошли.
Старлей осмотрел штабеля ящиков и понимающе кивнул:
— Хорошо замаскировали. А за помидорами что?
— Помидоры, — шепнул Седлецкий. — Только очень большие.
Он прихватил ближайший ящик с багровыми плодами сорта «бычье сердце» и отнес к «уазику».
И дальше полетела степь, неуловимо меняясь от зелено-желтой к желто-зеленой. Теперь до самой Москвы они ехали без сопровождения. Седлецкий просил армавирского коллегу прикрыть машину только потому, что начальный их путь пролегал по территории дислокации Отдельной армии. Мало ли что… Вдруг Георгадзе передумает!
Дорога была однообразной. Горячий ветер из степи, настоянный на чабреце, не успевал сушить мокрую кожу.
— Скучно-то как, — сказал Седлецкий, зевая. — И это называется спецзадание…
— Сейчас тебя повеселят, — показал вдаль Мирзоев. — Артисты дожидаются.
Впереди показался казачий разъезд. Вася не доехал до него с десяток метров и затормозил. Некоторое время они разглядывали друг друга. Экипированы казаки были пестро — в летней камуфляжной форме с лампасами, с красными широкими погонами, в синих, похожих на милицейские, фуражках с алыми околышами. Правда, вместо лихих ахалтекинцев или дончаков под казаками были заседланы «Явы» и «Ямахи», ревущие на всю степь. А в центре этой механизированной конницы, как кобыла среди жеребят, стояла пропыленная серая «Волга».
— Земляки! — вздохнул Седлецкий и взялся за ручку двери.
— Только не возникай, — сказал Мирзоев. — Будь с народом попроще.
Седлецкий вышел на шоссе, расправил плечи и гаркнул:
— Здорово, станишники! Кого стреваете?
— Здорово, коли не шутишь, — отозвался один из казаков — кривоногий, щуплый, с азиатскими скулами и редкими усами; на погонах у него блестело по две звездочки. — Кого надо, того и стреваем. Откуда следуете? Шо везете?
— Со Ставрополя следуем, хорунжий, — вытер лоб Седлецкий. — А везем боеприпасы для войска.
— Шо за боеприпасы?
— Для столовой гвардейской Третьей танковой Темрюкской дивизии, — отрапортовал Седлецкий и показал нашивку на рукаве. — Аида, глянешь.
Казаки посмотрели в распахнутую дверь фуры и загоготали:
— Славные боеприпасы! Чисто противотанковые!
— Ты, старшой, мабугь, тутошний?
— Тутошний, — подтвердил Седлецкий. — С города Ростова, с Александровки. В Молочном переулке жил до призыва.
— Тю! — заулыбался хорунжий. — А я с Сельмаша. С Зеленодольской. Почти соседи! До дому-то заедешь?
— Обязательно, — кивнул Седлецкий.
— Ну, как там, в Ставрополе? Чечня не давит?
— Вроде нет.
— А мы тут чечню держим, — вздохнул хорунжий. — Милиция не совладала. Чечня грошенятами потрясет, ну, милиция — лапки кверху. Руководство, слышь, и попросило казаков подержать дорогу. Опять, значит, мы при деле. Так что не обижайся, земеля.
— Чего ж обижаться — службу справляешь. Возьми хлопцам помидорок. Возьми, возьми! Это из моей личной заначки — не сомневайся. Билялетдинов!
Мирзоев подбежал на рысях и вытянулся.
— Обеспечь казаков доппайком.
— Есть! — Мирзоев вытянул ящик, а за ним другой.
— Значит, до самой Москвы едешь? — спросил хорунжий. — Что там, наверху, про казаков брешут? Сулили-то много.
— Ничего не брешут, — отмахнулся Седлецкий. — Сулили, да посулы пролили. За власть дерутся. А у казака воля — на конце шашки. Смекаешь?
— А то нет! Ладно. Еще трошки потерпим, а там разберемся. Разберемся!
И опять полетела под колеса дорога. Несколько раз их останавливали одиночные автомобилисты и спрашивали, не из Дагестана ли путь держат.
— Интересно, что они с этим Дагестаном носятся? — удивился в конце концов Мирзоев.
— Дальнобойщики оттуда тряпки везут, — объяснил Вася. — Ченч делают.
— А ты вправду из этой… Александровки? — спросил у Седлецкого через некоторое время Мирзоев.
— Да, — неохотно буркнул Седлецкий. — Давно не был дома… Родителей уже нет, а с братьями не очень родичаемся.
Знакомые пошли места, даже сердце чуть-чуть защемило от воспоминаний. Речка Кагальник, Азовский канал, Батайск… И часу не прошло, как они расстались с казачьим разъездом, а уже показались на правом берегу широкого Дона белые дома и зеленые пятна парков. Под Аксайским мостом шел вверх теплоход. В Цимлу, наверное, спешил и дальше — в Волгоград или в Москву. В легких блескучих волнах мелькали головы и загорелые плечи. Отдыхал народ.
— Может, искупнемся, начальники? — спросил Вася. — По-быстрому, а?
— Отставить, — тихо вздохнул Седлецкий.
На проспекте 40-летия Победы, неподалеку от родного дома Седлецкого, они заправили машину и сами заправились в небольшой уютной закусочной.
Дальше понеслись, не мешкая. Надо было побыстрее выбираться из города, пока в своем ящике не очнулся полковник Адамян.
Их остановили перед постом ГАИ — уже на Новочеркасском повороте. Сумрачный пожилой капитан проверил документы и спросил:
— Ночью тоже собираетесь следовать?
— Обязательно, — сказал Седлецкий. — Нам нужно быстрее.
— Быстро только кошки… сами знаете. А слепыми родятся. Ох, воины, держите ушки на макушке! Ночью не останавливайтесь нигде. Ну а как остановят… Запомните: наши, милицейские, ночью посреди дороги не тормозят. А если тормозят — значит, не наши.
…Они находились в дороге вот уже девять часов.
А проехали меньше четырехсот километров. Впереди было еще почти девятьсот.
26
«Сильные мафиози все равно появятся. Они вырастут. Они уже есть. Они расправляют крылья.
