— Правда, поезжай! А я, как только освобожусь, тоже подскочу.
— Можешь считать, что уговорил!
— Вот и чудненько! А я тем временем заварю тебе чая.
Наскоро проглотив завтрак, Клод собрался уходить. Подошел, чтобы проститься с Иреной. Коснулся губами щеки, осторожно провел ладонью по округлившемуся животу.
— Ну, я пошел! Бывайте! И… держись!
Хлопнула дверь. Даже если бы Клод обладал слухом волка, он не уловил бы колебаний эфира, вызванных еле слышным шепотом супруги. Та и сама, пожалуй, не заметила, как непроизвольно произнесла:
— Не уходи, мне страшно!
Глава 50
Открыв почтовый ящик, Кваква услышал позади шаги.
— Уж не наследство ли подвалило? — бухнул, как в пустую бочку, ехидный голос. — А то смотрю, ты — будто соляной столб.
Кваква повернул голову. Так и есть: управляющая — где только хозяин ее откопал? — сих трущоб. Сейчас начнет собачиться. А какое хорошее с утра настроение!
— Говорю, не мешок ли звонкой монеты на моего жильца свалился? — и дальше упражнялась в остроумии злюка. — В таком случае, думаю, он за комнату рассчитается. А может, еще и уплатит за пару месяцев вперед.
Сохранять гордое молчание в данном случае — себе в убыток. Мегера поднимет такой хай, что чертям в аду станет тошно. Лучше проявить любезность и побыстрее отцепиться от этого клеща в юбке.
— Вы, действительно, в этот раз не ошиблись!
— Как… не ошибла… — поперхнулась от неожиданности управляющая.
— А так! — сдерживая охватившие его эмоции, весело произнес Кваква. — Не было ни гроша да вдруг — интрига хороша.
— Что-то я не понимаю!
— Кто не боится долгов, тот двери широко отворяет!
— Это ты-то широко открываешь?! — насмешливо прошамкало должностное лицо. — Да до тебя, голи перекатной, никогда не достучишься.
— За сколько я там задолжал? — перевел разговор в практическое русло Кваква.
— Будто не знаешь? За три месяца.
— Сегодня или максимум завтра — погашу. И внесу за три месяца вперед. И все! Больше жить в вашей вонючей дыре не стану.
— Какой, однако, богач выискался! Смотри, чтобы от важности не лопнул. И жду завтра с деньгами.
«Ну и приставучая, зараза! Знает же, что я слов на ветер не бросаю, а шпыняет. Ей бы в жильцы Ндоу. Вот бы поплясала», — улыбнулся сам себе Кваква, вставляя ключ в замочную скважину.
Вошел в «апартаменты», бросил на колченогое подобие стола принесенный пакет, снял туфли. И, невесть отчего расстроенный, улегся на видавший не только виды матрац. Испоганила таки, ехидина, настроение!
Кваква поудобнее умостился на матраце, и… память неожиданно унесла его в недалекое прошлое.
Положа руку на сердце, он носил устрашающее прозвище «сержант Смерть» не совсем по заслугам. Ибо был в отряде боец куда как более достойный. Это — Ндоу. Боже, каких только пыток он не изобретал, каких экспериментов над пленными не проводил.
Чего стоит знаменитое по всему периметру Танганьики «обрезание»!
Заключалось оно в том, что наиболее стойким из попавших в плен бойцов регулярной армии Ндоу с помощью клея «заваривал» крайнюю плоть. Да еще наносил при этом крохотные ранки. Вернуть половому органу естественный вид можно было лишь одним путем — срезать кожу, прикрывавшую головку. Не исключено, дабы не испытывать нечеловеческих мучений, многие и отважились бы на отчаянный шаг. Но пленникам предусмотрительно связывали руки сзади. Первые сутки все, как один, терпели. На вторые наименее стойкие, как правило, уже не выдерживали — мочились. Заклеенная крайняя плоть, приобретшая в результате изобретения Ндоу форму спущенного шара, постепенно наполнялась. Ее «надувала» жидкость. Растягиваясь с каждым актом мочеиспускания все больше.
Дня через три страдальцы носили на концах членов различного размера «груши». Объем зависел от количества выделенной мочи, а также от эластичности кожи. Боль испытывали жуткую. Причем не только в результате предельного, на грани разрыва, натяжения поверхности «шара», но и от сильнейшего воспаления. Невидимые внутренние ранки гноились, их, к тому же, разъедала соль. Случалось, «емкости Ндоу», истончившись, лопались.
Тем, кто не выдерживал мук и соглашался на сотрудничество с повстанцами, делалось пресловутое обрезание.
Еще одно гремевшее на все джунгли ноу-хау — «покраска фасада». Заключалась она в том, что Ндоу заливал краской, как правило, темной, глазные яблоки несчастного. Пыточной процедуре обычно подвергались европейцы — отсюда и предпочтительный «новый цвет гляделок — черное на белом». Вопли страдальцев разносились обычно на километры. Некоторые сходили с ума, как говорится, не отползая от банки с краской. Остальным, в случае дарования жизни, была обеспечена слепота до скончания веков.
А еще — уже скуки ради! — Ндоу запускал горемыкам в уши красных муравьев, специально тех разъярив. Раковины залеплял смолой, протыкая в них обычной иголкой отверстие. Такого диаметра, чтобы выбраться наружу насекомые не могли, но кислород — получали. Сами бойцы сопротивления с воистину детским любопытством таращились на душераздирающие «спектакли» с безумными выкриками и эпилептическими катаниями по земле.
Нет, у Кваква на подобные изощренные проделки фантазии не хватало. Он брал не столько показной жестокостью, сколько хорошо закамуфлированной хитростью. А что? В этом мире, чтобы выжить, лучше иметь чуточку ума, чем навалом — дури.
Глава 51
Из дома Клод выбрался в начале девятого. А еще через четверть часа, поставив «хардбург» на стоянку, подошел — таковой была договоренность — к видавшему виды «пежо». Открыл дверцу, небрежно брякнулся на заднее сиденье. За рулем высился, вобрав голову в широченные плечи, прямо-таки гигантского роста детина, чья кожаная куртка при малейшем движении неприятно скрипела.
Вскоре подкатили к неприметному зданию в тихом переулке недалеко от центра. Здесь, как объяснил крепыш, располагался один из многочисленных отделов «КупиДОНа». Тип, слегка картавя и непроизвольно подмигивая (неужели яйцеголовым трудно избавить своего сотрудника от физического недостатка?), минут пять втолковывал Клоду, словно тот карапуз-несмышленыш, предстоящую задачу. А она точь-в-точь повторяла тренировки, наскучившие своей явной простотой. С расстояния примерно метров в четыреста предстояло заставить человека …выйти на улицу.
— Можно узнать, кто тот человек, волю которого я должен подавить?
— Наш бывший сотрудник. Мы между собой величаем его Перебежчиком. Или просто — «П».
— Тем не менее, он согласился принять участие в эксперименте?
— Не совсем… Видите ли, этот подлец в течение нескольких лет ел в «КупиДОНе» хлеб, обильно
