– Это я в лодке… – опять начал оправдываться Каленин, разглядывая содранные костяшки. – Мотор заводил, с непривычки рывок сорвал и руку повредил.
– Понятно, понятно, – невозмутимо согласился Коровин. – Небось, и свидетели есть, которые опишут, как вы руку поранили?
– Родион может подтвердить. Спросите…
– Спрошу, конечно, – вздохнул Коровин. – И он, конечно, подтвердит… Так, Родион? Подтверждаешь?
Степнов неожиданно покраснел и неуверенно пробормотал:
– Я точно не видел, как он дергал… Но матернулся… Точно помню, что матернулся! Значит, поранился!…
Коровин громко рассмеялся.
– Матернулся, говоришь?! Да куда ж тебе за его шустрыми ручками уследить? Вон, даже Степка не уследил, а он половчее тебя будет!… Степка-то на него показывает! Когда в сознание пришел, так и сказал: Каленин, мол! Начали, мол, на кулачках, а потом он за нож!…Ножичек-то этот вам знаком?
Коровин осторожно салфеткой взял в руки окровавленный нож и приблизил его к лицу Каленина. Тот пожал плечами.
– Не видали никогда? – Милиционер радостно хлопнул себя по ляжкам. – Ну, это вы зря, Беркас Сергеевич. Следствие в заблуждение вводите. Как это – не видали? Нож-то хозяйский! Баба Поля не отрицает, что с кухни он. Может, это она Степку-то? А? – Коровин весело рассмеялся. – Шучу! Хотя, как я погляжу, с вами шутки плохи. Чуть что – в кулаки!
Коровин внимательно посмотрел на Каленина, будто впервые видел.
– Бедовый вы, Беркас Сергеевич! – сказал он не без показного восхищения. – Девку двадцатилетнюю охмурили, красавицу! В драку из-за нее полезли! Да и со Степкой не каждый сладит, хотя бы и с ножом… Уважаю! То есть уважаю как мужчину! А так – преступление, конечно. Отвечать придется… по всей строгости! Так что, будем давать показания?
Каленин молчал.
– Ну и ладно, – согласился Коровин. – Я сам расскажу. Было так: пришел Степка…выпивши, как полагается. Конфликт меж вами случился. Баб Поля, само собой, мирить стала. При ней, конечно, какая драка? И порешили вы на сеновал подняться, чтобы отношения по-мужски выяснить. Так?… Только вы, Беркас Сергеевич, с кухни ножичек прихватили. На всякий случай, чтобы шансы уравнять!… Ну, а дальше – зарезали вы Степу, как барана! Безжалостно! И почти что отняли у него молодую жизнь в угоду вашей похоти! Фельдшер сказал, что шансов немного. Кровопотеря страшная! А вдруг в больнице запасной крови для переливания не осталось? Тогда, скажу я вам, сюжетец наш станет летальным! Вот оно как!
– Вы сами-то в эту чушь верите? – едва сдерживаясь, спросил Каленин. – Я что, похож на идиота?
– Нет, не похожи! – зло ответил Коровин. – Совсем наоборот! Вы самоуверенный наглец! Вам кажется, что вы свои связи примените и выскочите сухим из воды. Только я не позволю! Потому что закон – единый для всех! И даже московскому начальнику не позволено его преступать.
Коровин говорил решительно и отчасти высокопарно, будто дождался звездного часа – часа торжества долгожданной справедливости.
– Так что все улики налицо, гражданин Каленин! – веско продолжил он. – Там на чердаке и пуговичка ваша, от рубашечки, нашлась…Видать, во время драки отлетела!
Каленин механически опустил голову и действительно обнаружил отсутствие пуговицы на 'тенниске'.
– И ботиночек ваш спортивный я изучил. Прикинул и получается, что следы возле сарая тоже ваши.
– Мои. Я же раненого сверху волок. И пуговицу там потерял…
– Ага! Только вот вопросик: если кто другой Степку пырнул, где ж его следы? – Коровин наслаждался интеллектуальным превосходством над зарвавшимся москвичом. – Там, внизу, песок от росы мокрый. Отпечатки обуви – как на ладони. Ваши от кроссовок есть, Степкины лапы сорок пятого размера – тоже есть. Баба Поля своими ботами наследила. А еще вот это… – Коровин, как фокусник, достал из под стола спортивные резиновые шлепанцы: – Ваши?
– Мои! – вскинул брови Каленин. – В сенях были. Ночью вернулся, а их нет…
– Ну, надо же!! – Участковый аж зажмурился от удовольствия. – Я их на улице обнаружил. Их отпечатки тоже на песке имеются. А других следов нет!… Как же так? Или вы Степку, или старуха. Или Степа сам себя, два раза ножом в бок…
Беркас шумно поднялся и решительно произнес:
– С меня хватит!… Родька! – крикнул он.
Тот от неожиданности подскочил.
– Поехали 'на землю'! А то меня уже в преступники записали. Если еще минут пять поговорю с этим, – Каленин кивнул на Коровина, – выяснится, что и Рейхстаг я поджег.
– Рейхстаг, – насупился участковый, – поджег гитлеровский наймит Ван дер Любе! И было это задолго до вашего рождения, в 1933 году! – Коровин говорил серьезно, даже с гордостью, демонстрируя основательные познания в области истории. – А вот Степана Михайловича Морозова, двадцати двух лет от роду, ножом ударили именно вы! Преступление налицо! И никакие ваши связи вас не спасут. Сейчас приедет наряд 'с земли', следователь и…
– Да пошел ты!…
Каленин неожиданно схватил со стола свои резиновые шлепанцы и двинулся к выходу.
– Доберусь до Астрахани, а уже там с милицией побеседую, – бросил он Родиону. – Пошли!
– Стоять!!! – Побелевший от ярости Коровин направил на Каленина пистолет. – Побежишь, применю оружие согласно уставу и Федеральному закону о милиции, – зловещим полушепотом произнес он. – Не шути! Вы, гражданин Каленин, подозреваетесь в тяжком преступлении! Признались бы лучше! Тогда мы оформим явку с повинной… Срок меньше… Годов семь и на волю!
– Ты в уме, Тимофей?! – вмешался в конфликт Родион. – Он же говорит тебе, не трогал Степку! Убери пушку от греха! Мало нам одного несчастья!
Тут Беркас, пользуясь тем, что Родька прикрыл его от Коровина, размахнулся и со всей силы врезал тапочками по вооруженной руке.
Пистолет вылетел.
– Держи его, Родя! – крикнул Каленин, а сам кинулся к оружию.
Старший лейтенант Коровин ситуацию оценил мгновенно: действия граждан Каленина и Степнова были явно направлены на завладение его личным оружием. Поэтому он принял боевую стойку и, высоко вскинув ногу, нанес Степнову сокрушительный удар сапогом в грудную клетку, от которого тот отлетел на другой конец комнаты и рухнул возле окна.
Другой удар настиг Каленина, который, нагнувшись, пытался овладеть пистолетом. Коровин метил в голову, но в последнюю секунду Беркас успел чуть увернуться, отчего сапог пришелся ему в плечо. Но и этого хватило, чтобы он вслед за Степновым также пролетел через всю комнату и упал рядом с товарищем, который хватал ртом воздух и никак не мог набрать его в грудную клетку, перехваченную жестокой болью…
В ту же секунду грохнул выстрел.
Каленин с удивлением рассматривал зажатый в руке пистолет, который выделял из ствола медленно распадающееся облачко порохового дыма. Холодея от ужаса, он повернул голову и увидел, что Коровин медленно опускается на пол. По его лысине сползла тонкая кровавая дорожка, которая, достигнув лба, сначала ускорила движение, а потом застряла в районе брови.
Чуть выше того места, где мгновение назад находилась голова Коровина, криво висели разбитые пулей 'ходики'. Участковый сидел на корточках и тупо рассматривал окровавленную ладонь. Шальная пуля прошла прямо над его лысиной и разнесла часы, гиря которых и ударила милиционера по темени.
Коровин пришел в себя, поднялся и, пошатываясь, двинулся к выходу. Тут он столкнулся лицом к лицу с двумя вооруженными автоматами милиционерами и человеком в штатском, который представился как следователь районной прокуратуры.
Коровин показал на свое окровавленное лицо и хрипло произнес:
