– Рикошетное ранение… Нападение на работника правоохранительных органов… Силовое завладение служебным оружием… Убийца задержан… Надо его в наручники и в Астрахань. В КПЗ…
От судьбы далеко не уйдешь
Самолет шел на снижение. Надоедливая стюардесса, источавшая тяжелый запах неведомого парфюма, попросила Каленина выключить компьютер и пристегнуть ремень. В салоне бизнес-класса было всего три пассажира, поэтому она терпеливо дождалась, пока Каленин выполнит ее указания, самолично поправила спинку его кресла и только затем перешла к следующему клиенту, улыбнувшись дежурной фарфоровой улыбкой.
Беркас Сергеевич возвращался в Москву в отвратительном настроении, ежеминутно возвращаясь к недавним событиям на острове. За ними виделся опытный драматург, который, находясь в тени, выписывал пьесу, где Каленину отводилась роль ничего не понимающей жертвы. Неведомый охотник цинично давал ему понять, что может в любую секунду закончить спектакль, к примеру, точным выстрелом, но не делает этого, поскольку такой скучный финал его не устраивает, и поэтому он куражится, играет с Калениным, как с полузадушенным мышонком, наносит ему то один удар, то другой и при этом наблюдает, найдет ли тот выход из очередной ловушки.
По плану этого охотника Каленин должен был, видимо, торчать сейчас в затхлом астраханском СИЗО. И перспективы задержаться в этом неприятном заведении надолго были весьма реальны.
Однако через несколько часов после ареста его привели в кабинет замначальника областного УВД. Тут и случилось чудо – за столом сидел полковник Евграфов. Пару лет назад именно Каленин сделал все, чтобы восстановить честное имя Олега Сергеевича и вернуть ему должность, с которой полковника выковыривала местная рыбная мафия.
Евграфов был мужиком видным. Бабы от таких теряют голову с первого взгляда. Вроде и росточка небольшого, но весь по-мужски ладный и крепкий. Тонкий нос с легкой горбинкой, вьющиеся черные волосы, по которым сразу видно: хозяин следит за прической и регулярно посещает хорошего парикмахера. Глаза глубокого синего цвета, в сочетании со смуглой здоровой кожей и аккуратными черными усами, подчеркивающими четкую линию верхней губы, делали его почти голливудским красавцем.
Но Каленин знал, насколько обманчива эта киношная внешность. 'Красавчик' бестрепетно размотал несколько уголовных дел, нашумевших на всю страну, и отправил на нары с десяток высокопоставленных чиновников.
Дела касались незаконной ловли рыбы на Каспии и подпольного производства черной икры. Нити многомиллиардных операций вели в Москву, в Роскомрыболовство. И растревоженный улей влиятельных казнокрадов сделал все, чтобы уничтожить чересчур смелого офицера. Сидел бы он, бедолага, в спецзоне для проштрафившихся ментов, а может, и скончался бы скоропалительно от неведомых причин. Но в его судьбу вмешались сначала Каленин, а потом и сам Карасев, Председатель Госдумы.
Слушая Каленина, Евграфов молча курил, причем с таким шиком, что Беркас Сергеевич, который никогда табаком не баловался, почувствовал острое желание взять в руки сигарету, чтобы выглядеть таким же ладным и мужественным, как моложавый полковник.
Тот сжег сигарету до фильтра, ловко выдавил тлеющий кусочек табака в пепельницу, а обезглавленный окурок бросил в мусорницу под столом.
– Не люблю чинариков на столе, – пояснил он. Потом взял со стола несколько исписанных листов бумаги, подержал в руке, как бы взвешивая, и демонстративно порвал на мелкие кусочки.
– Это же рапорт Коровина! Официальный! – изумился Беркас.
Евграфов брезгливо поморщился.
– Дураку ясно, здесь натуральная подстава. Вы к ранению Морозова непричастны. Кстати, он, похоже, выживет. Организм могучий! Но вы-то, Беркас Сергеевич! Как вас угораздило пистолет отнимать, да еще стрелять в этого идиота?
– Бес попутал! Он мне все кишки вымотал своими дурацкими обвинениями. А выстрел случайно получился! Видимо, когда он мне ногой врезал, я непроизвольно нажал на спуск.
– Н-да… Завладение табельным оружием участкового милиционера и стрельба – дело серьезное. Пахнет реальными проблемами. Но пока заявления от другой стороны конфликта нет, – полковник кивнул на клочки бумаги, – задерживать вас не за что!
Каленин проследил за тем, как разорванный рапорт Коровина отправился вслед за окурком в мусорную корзину, и благодарно уточнил:
– Не боитесь, что нажалуется?
– А пусть жалуется! – безмятежно отозвался полковник.
– Он, между прочим, всякие неопровержимые улики мне в нос тыкал…
– Улики там действительно железобетонные! – Евграфов улыбнулся, демонстрируя идеально ровные сахарные зубы. – Коровин, когда вас допрашивал, не знал кое-чего. Это уже мои следаки выяснили… Первое. Отпечатки на ноже – только ваши. Других нет…
– А это говорит в мою пользу?!
– Элементарно, Ватсон! Допустим, вы действительно брали этот нож в руки. К примеру, хлеб нарезать или еще что… Так?
– Ну, допустим!
– И что – ни до, ни после ваша бабка кухонный нож не трогала? За два-то дня? Вряд ли! – сам себе ответил Евграфов. – Или, допустим, вы взяли помытый нож и отправились с ним на подловку. Но даже если помыла она ножик, все равно следы ее рук должны на нем остаться. А нож вот он – на самом видном месте, в кровище и с такими вашими 'пальчиками', что хоть в учебник по дактилоскопии. Не странно ли? Могли бы нож и в Волге утопить, кстати. Делов-то…
Полковник зашуршал бумагами.
– Второе – следы эти возле лестницы… Зачем вам одновременно и в кроссовках, и в резиновых тапочках к сараю подходить? Получается, вы обувь по дороге меняли, пока к драке готовились?
– Чушь! – отозвался Каленин.
– И я говорю, чушь! Тот, кто на сеновале со Степкой дрался, он в этих самых тапочках и был. Потом за воротами переобулся, а их назад во двор зашвырнул. Он же и нож из дома заранее унес: хозяйка-то видит и слышит плохо. Собак, похоже, прикормил… Готовился к ночному визиту, значит. А если гранату вспомнить, то все к одному, Беркас Сергеевич: кто-то за вами охотится.
– Вроде некому, – пожал плечами Каленин.
– А история с покушением на президента? Вы там больших людей зацепили! Вот и приехал по вашу душу профессионал. Взорвись граната, кто виноват? Пацан слабоумный! Да и драка эта с последующей стрельбой и ранением участкового – это, скажу, дело серьезное, разбираться и разбираться! Потом показания Морозова… То есть история будет долгой и крови вам ой, как попортит! Ясно, что кто-то вас сознательно подставляет под удар.
Каленин грустно кивнул.
– Так что езжайте в Москву, от греха, – сказал Евграфов. – Сегодня же!
– А Коровин? Он же не успокоится.
– Эт-точно, – кивнул полковник. – Только рапорт его, как мне доложили, потерялся вроде! – Евграфов усмехнулся. – А надумает новый писать, мы ему втолкуем, что доставать служебное оружие в той ситуации было совсем не обязательно. Глядишь, и не получил бы по башке гирей от часов. Если надо будет, возьмем для порядка с вас подписку о невыезде на период следствия. А пока, говорю, давайте-ка ближайшим рейсом в столицу…
Шасси задели взлетную полосу так нежно, что Каленин, занятый тяжелыми мыслями, даже не почувствовал этого.
Он вышел в 'кишку' пристяжного рукава, ведущего в здание аэропорта, и сразу же увидел милую девушку в форме, с табличкой в руках: 'Каленин Б.С.'.
– Каленин – это я! – обратился он к девушке, чуя недоброе, так как никому про возвращение в Москву
