того же выступа стены, где пряталисчь Ручка с Егорычем, затем вылетят наверх из подземелья и пойдут в бой вслед за Котиком и Альметовым.
'Начали!' – и в ту же секунду десятки пуль практически одновременно вырвались из стволов снайперских винтовок, каждая по своей, заранее определенной цели, и стали косить боевиков, которые были видны в окуляры. Это с 'большой земли' вели огонь истомившиеся в многочасовом ожидании снайперы.
'Начали!' – услышали в наушниках команду генерала полтора десятка спецназовцев, лежащих в тесном металлическом коробе, приваренном к днищу судна, на котором только что прибыл на остров Беркас Каленин. Они быстро открыли замаскированный люк, выбрались в трюм, а потом стремительно ворвались на нижнюю палубу, причем настолько неожиданно, что боевики, находящиеся на корабле, так и не успели толком ничего понять…
… У обитателей усадьбы начавшаяся стрельба поначалу особых эмоций не вызвала. За прошедшие дни стрельбу слышали постоянно, и она всякий раз обходила школу стороной. Но на этот раз уже вторая автоматная очередь всех насторожила, так как стреляли где-то совсем рядом. Когда же во флигеле разорвалась граната, брошенная Котиком, а потом рванул заложенный боевиками заряд, отчего массивное здание усадьбы заметно вздрогнуло, то железная (по крайней мере, внешне…) директриса, Ираида Хасбулатовна Багавеева, решительно приказала:
– Всех детей срочно переводим в складское помещение и постирочную! Там нет окон и глухие стены.
– Не поместимся! – отозвался женский голос.
– Я сказала 'детей', Луиза Степановна! – директриса грозно повела раскосыми глазами. – Нас, взрослых, я не имела в виду!
Дети в школе были самых разных возрастов. Команду Ираиды они восприняли так, будто в своей короткой жизни только тем и занимались, что ходили строем. Никто не возразил, не спросил, а зачем это – уходить из просторного холла в тесные помещения. Старшие немедленно, без дополнительного понукания, принялись помогать младшим: они вели малышей за руку, а тех, кто плакал или боялся, брали на руки и успокаивали.
Ираида привычно управляла процессом, отдавая четкие распоряжения, и лишь едва заметно съеживалась от каждой автоматной очереди, звук которой проникал в помещение так отчетливо и осязаемо, что казалось, вместе с ним в здание залетают шальные пули и скачут вместе с гулким эхом по углам и коридорам.
– И включите вытяжку, а то дети задохнутся! – приказала она кому-то.
– Так нет же электричества! – отозвался женский голос.
– Ах ты… – Ираида на секунду задумалась. – Ладно, вытерпим как-нибудь. Там безопаснее всего… Вова! – окликнула она пробегавшего мимо мальчишку, которого три дня назад отчитывала за невесть откуда взявшуюся гранату. – Ты смотри, чтобы дети не шалили! Ты взрослый уже! Скажи-ка, в холодильнике прятаться можно, как ты в прошлом году?
– Незя в холодильнике! – весело согласился Вова. – Воздуха не будет!
– Молодец! – Ираида погладила мальчика по голове. – Ты молодец! – повторила она. – А тезка твой, из третьего класса, уже на большой земле.
– На больсой! – согласился мальчик. – Потому что у него рука болит, а у меня не болит! – Он показал директрисе свои ладошки.
– Правильно! – согласилась Ираида, удивляясь наблюдательности воспитанника, который точно прочитал ее действия. Она прекрасно поняла, какого Володю искали для отправки на катере, но отдала совсем другого, у которого нарывала рука и поднялась температура. – Иди! И попроси Луизу Степановну и тетю Валю, как освободятся, подойти ко мне. Понял?
Мальчик кивнул и побежал в ту часть усадьбы, где располагалась кухня и другие подсобные помещения. Ираида проводила его взглядом и подумала: 'Господи, всего три дня! Будто из другой жизни! Может, зря все… закрыли бы интернат, глядишь – и захватывать некого было бы…'
…Интернат собирались закрыть много раз, находя для этого самые разные причины. Из-за перебоев в электроснабжении усадьба периодически погружалась во тьму, тогда включали старый генератор, который жрал солярку в немыслимых объемах. К тому же на острове не было газа. Его каждый год собирались провести, согласовывали какие-то документы, но так и не провели. Поэтому зимой топили углем, причем старую котельную, построенную еще графиней, обслуживали старшие по возрасту дети под началом Егорыча. Пожарные, посещая остров, придирались то к генератору, то к состоянию котельной. Грозные акты составляли медики, которые не одобряли детский труд и фиксировали многочисленные нарушения правил проживания детей в интернате.
Главным аргументом против интерната было как раз то, что тридцать лет назад побудило его создать – островное местоположение. Тогда считали благом, что дети с нелегкой судьбой и с отклонениями в развитии будут спрятаны от людских глаз. Теперь в областном управлении образования шел нешуточный спор между теми, кто называл интернат тюрьмой и предлагал детей с острова убрать, и теми, кто считал, что надо все оставить, как есть.
Последний раз совсем было решили интернат ликвидировать, а детей рассовать по всей области. На остров приехала комиссия и к вечеру уехала назад, составив обширную справку о том, что детей надо переселять – мол, их социализация, ограниченная островной территорией, идет неправильно, да и вообще на острове создалась депрессивная психологическая обстановка, поскольку здоровых детей, которые посещают обычную школу, существенно меньше, чем тех, что нуждаются в коррекционном обучении.
Ираида справку прочла, выругалась, собрала в портфель всевозможные грамоты и благодарности, полученные коллективом за многолетний труд, и отправилась в Москву. Среди бумаг был и сертификат, полученный года три назад ученицей пятого класса Наташей Сениной за участие в международной выставке детского рисунка в Венеции. Наташа с трудом освоила таблицу умножения и говорила так невнятно, что ее с трудом понимали даже те, кто постоянно с ней общался. Но рисовала потрясающие акварели, причем школьный учитель рисования, он же учитель труда, увидев впервые ее рисунки, отправился в Астрахань и накупил на всю зарплату красок и альбомов, а для себя – учебников по технике акварельного письма.
Он же сообщил Ираиде почерпнутую в Интернете сногсшибательную новость о том, что за один из рисунков Наташи были предложены безумные деньги – десять тысяч евро. Но, как водится, деньги эти получить не удалось, никто не знал, как это сделать.
Остался только сертификат, согласно которому венецианскую выставку вместе с Наташиными работами в течение года будут возить по всему миру, а позже, с согласия правообладателя, она навсегда останется в Венеции, в музее местного муниципалитета.
'Правообладатель' на сей счет ничего, разумеется, сказать не мог, также, впрочем, как и его, а точнее, ее родители: их следы лет пять назад были потеряны, и судьбой девочки они не интересовались. Тогда Ираида купила самое роскошное по местным меркам платье. Подарок был объявлен премией, полученной Наташей за участие в выставке, а на 'правообладание' махнули рукой – пусть будет, как будет!…
Ираида вернулась на остров через три дня, а вслед за ней в областное управление пришло распоряжение министерства – интернат не трогать. Местное начальство мигом сообразило, что это козни упрямой Багавеевой, но воевать со своевольной директрисой не стало. Ходили слухи, что она когда-то училась с нынешним министром образования… Поэтому ей пакостили по мелочам: то финансирование урежут, то пожарных пришлют печные трубы проверять. Но публично даже хвалили, удивляясь про себя, как это старой грымзе удается столько лет не вляпаться в какую-нибудь историю, когда ее можно было бы с чистой совестью снять с работы.
Дети не тонули, инфекционными болезнями массово не болели, а деревенские на них не жаловались. Даже наоборот, считали, что наличие интерната делает жизнь на острове осмысленнее и благороднее. Тоня Шебекина приглашала интернатских в свой клубный драмкружок, а местная рыбацкая артель взяла над интернатом шефство и снабжала детишек свежей рыбой, а иногда – втихаря – браконьерской икрой. Найди в России школу-интернат для не слишком счастливых детей, где на столе бывает такое…
Ираида никогда не была замужем, хотя, по рассказам островных старожилов, в молодости считалась
