Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

«Дорогой, большой и благородный друг, к грустным событиям последнего времени добавляется большое горе, вызванное тем, что, как я подозреваю, мое длинное январское письмо, которое я написал Вам и Вашей матери, уважаемой и восхитительной синьоре Джаннализе Фельтринелли, каким-то образом заблудилось и пропало.

(...) Ваше прекрасное издание романа по-русски полно опечаток, значительной части которых можно было бы избежать, если бы редактирование было поручено мадам де Пруайяр, которая прекрасно знает текст не только как славистка, которая принимала участие во французском переводе романа, но, кроме этого, она располагает просмотренными и выправленными мною рукописями».

И здесь Пастернак никак не отваживается потребовать от Фельтринелли корректного издания, сдает свои авторские позиции, проглатывает оскорбление, нанесенное многочисленными опечатками, провальное издание называет «прекрасным».

«По естественному ходу событий во время наших встреч, – продолжает он, – она (де Пруайяр. – Ив. Т.) стала участником моих планов, которые я ей доверил, и, получив от меня рукописи, взяла на себя тяжкую обязанность быть моим единственным и полноправным доверенным лицом. В этом нет никакого обидного предпочтения ни перед кем из других моих друзей, никакого недовольства или осуждения кого бы то ни было другого. Я хочу, чтобы в течение моего долгого бездействия, невозможности влиять на ход дела, выбирать, сноситься, пользоваться плодами Вашей деятельности и моей мысли, в то время, пока я не могу узнавать о результатах всего этого и даже сметь или хотеть узнать о них, я желал бы, чтобы обе ваши роли, Ваша и ее, были четко и целесообразно разделены. Я хочу, чтобы Вы продолжали получать свою часть по договору за переводы романа (с той же двойной выгодой для меня, моральной и материальной), или чтобы Вы воспользовались любым новым соглашением, какое Вам захочется заключить с м-м де Пруайяр с ее согласия и по ее праву. И я хочу, чтобы мадам Вам заменила меня, чтобы она возместила меня в той отчетности, которую Вы сами сочтете необходимой, в обсуждении вопросов использования денежных средств или нужного совета по поводу Ваших новых планов. Потому что временно (и это продлится еще очень долго) я не существую ни для нее, ни для Вас, Вы должны забыть, что был человек, который носил это имя, Вы должны стереть его из памяти.

Именно с этим намерением я направляю Вам прилагаемую бумагу, дословно переписанную мною с доверенности, которую я пошлю м-м де Пруайяр. Поверьте моей благодарной преданности. Я стольким Вам обязан! Все могло бы быть иначе, но я лишен самых элементарных возможностей.

Б. Пастернак».

К письму была приложена записка, подтверждающая полные и всеобъемлющие права Жаклин де Пруайяр на ведение литературных дел:

«Я поручаю госпоже Жаклин де Пруайяр де Белькур полное и неограниченное распоряжение всеми моими гонорарами и контроль над теми денежными поступлениями, которые я у Вас прошу. Я хочу, чтобы Вы были обязаны отчитываться перед госпожой де Пруайяр в мое отсутствие во всех авторских правах, включая гонорары за роман.

Я доверяю свободное распоряжение этими правами госпоже де Пруайяр или лицу, которое она назначит в случае своей смерти,

Б. Пастернак».

По существу, это был первый грамотный юридический документ, созданный Пастернаком.

Через два дня, 6 апреля, Борис Леонидович отправляет Серджо Д'Анджело очень опасное письмо – опасное не только по тем временам. Из него ясно вычитывается и будущая судьба Ивинской с дочерью, и степень данджеловского авантюризма.

«Дорогой Sergio, (...)

Благодарю Вас за помощь, которую Вы мне предлагаете. Я сейчас в неизвестности. Мне предлагают официальные перечисления вкладов, но я не знаю, не скрыта ли здесь ловушка, чтобы погубить меня тем вернее, – так велико все время желание утопить меня, так ничего, кроме этого желания, я по отношению к себе не вижу. Причем все время с претензией, будто мне готовили что-то хорошее, да не успели, а я опять все испортил, и примирение снова невозможно, – подумайте, какая дешевая низость! И в ответ на предложение перечислить вклады официально я еще ни на что не решился. Так что, может быть, я прибегну к Вашей готовности в самом крайнем случае. Даже вот что, испытайте эту возможность хоть сейчас же, не дожидаясь крайности.

Но общей доверенности на все средства я Вам дать не могу, потому что дал ее уже гораздо раньше Mme de Proyart. Да Вам такой доверенности и не надо. Обратитесь сами к ней за советом. Если она одобрит Вашу меру (а она такой же мне друг, как Вы, и так же полна обо мне заботы), она выделит Вам для Вашей доброй цели сумму достаточно большую (скажем, если предшествующими своими просьбами и назначениями я не истощил запаса ниже возможности такой цифры, – скажем до ста тысяч долл<аров> (100. 000$). Черпайте тогда отсюда безотчетно (переписываться на эту тему мне нельзя) с некоторой пользою и для себя, потому что я бы не хотел, чтобы Ваши труды и время пропадали даром.

Я выше упомянул о денежных просьбах, с которыми я уже обращался к Mme de Pr<oyart>, сокращая таким образом, первоначальные размеры вклада. Среди этих поручений я послал ей список лиц, которым я желал бы сделать денежные дарения. Я в этом перечне назначил Вам десять тысяч долл<аров>, наравне с моими сестрами, – извините, что так мало. Это никакого отношения не имеет к тому, что Вы предлагаете. Для денежной поддержки, которую Вы мне хотите обеспечить, будет другой источник, и речь о нем была выше. Так что деньги эти (10. 000$) Ваши в любом случае, даже, если Вы поссоритесь со мной и забудете думать обо мне. (...)

Ваш Б. Пастернак».

Таким образом, Борис Леонидович одобрял следующую схему контрабандной пересылки гонораров: Фельтринелли перечисляет деньги в Париж Жаклин, та выдает определенные порции Д'Анджело, который обменивает валюту на рубли (как правило, это делалось на черном рынке в Гамбурге) и передает их в Москву.

«(...) откройте ему счет, – просил Пастернак Жаклин 6 апреля, – ввиду моей благодарности и полного доверия, на большую сумму, ну, скажем, в 100. 000 долларов (кроме его собственных десяти тысяч по списку моих подарков). Пусть он черпает из него деньги для осторожных посылок мне, не стесняясь отчетами и подробными сообщениями, поскольку мне известна его неукоснительная честность и понятна величайшая трудность такой помощи».

Д'Анджело писал, что если мадам де Пруайяр удастся получить эту сумму от Фельтринелли, то переправка денег может начаться уже летом 1959-го.

Переписка Пастернака с Фельтринелли шла теперь через новое доверенное лицо, корреспондента газеты «Ди Вельт» Хайнца Шеве. Писали по-немецки. Шеве регулярно навещал Ивинскую, с которой он быстро подружился, но власти никак не препятствовали этим контактам, что нас, естественно, не удивляет.

С Пастернаком Шеве обсуждал зашедшую в тупик проблему Фельтринелли – Пруайяр. В письме к Элен Пельтье 21 июля 1959 года Пастернак писал о мрачных перспективах:

«Меня ожидает большая беда. Я откладываю трудности разобраться с этим вплотную и вмешаться в это, но это неизбежно. Ф<ельтринелли> жалуется на Ж. П<руайяр> во многих письмах, которых я еще не читал, но их содержание О<льга> знает по рассказам. Почему он (Ф.) ограничивает ее (Ж.), говорит, что она препятствует ему и тормозит его и к тому же еще и оскорбляет его (я уверен, что он лжет) (...)

Для меня большое несчастье, что Ф. и Ж. П. не нашли общего языка, что они недостаточно поняли, что случай со мной сказочный, воздушный и своенравный, без видимой опоры и невозможно вести себя обычным образом в вопросах, касающихся его, и это ни к чему не приводит. Ф., как я предполагаю, хочет, чтобы я подписал ему какой-то новый договор. Я одобряю все его планы. Я никогда ни в чем ему не откажу. Но подписывать, – это именно то графическое движение, которого я не имею права делать. Именно Жаклин должна была бы это делать за меня, но в том свойственном мне примирительном духе, принимая все, что не бесчестно, почти пренебрегая материальной стороной и зная, что даже при этом невнимании мы окажемся перед неожиданно большими суммами. (...)

Но Ольга встревожена 1) двусмысленностью, все время возобновляющейся ненадежностью моего положения здесь и постоянными угрозами; 2) воинственным духом Фельтринелли, который возмущается и