Часть 7 : ...да не будет разорвано Богом.

рассказать ему о ее разговоре с Синовалом? О том, как она желала, чтобы он умер несколькими годами раньше?

Мы оставляем прошлое позади, и это один из самых ценных талантов, которыми мы наделены.

Наконец он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Они вошли в сад; повсюду вокруг них были странные, чужие растения. В воздухе витало необычно мирное ощущение, и у нее было ощущение, что здесь давным—давно никого не было.

— Расскажи мне о том что было. — просто сказал он.

Она помедлила, глядя в сторону.

— Деленн. Я должен знать, что происходило. Синовал вернул меня по своим причинам и они должны быть связаны с тем, что происходило за последние... двенадцать лет.

— Уверена, со временем он все тебе расскажет.

— Да, расскажет. Но я не верю тому, что он говорит. И я верю тебе.

Смерть не конец. Что бы ни случилось — цикл продолжается. Он продолжается в иной жизни, иной душе, но все же он продолжается.

Она присела на каменную скамью. Та была холодной, и даже сквозь одежду пробрала ее стужей. Она привыкла к холоду за все эти годы на том студеном камне, но это... это было хуже.

Он остался стоять. И она начала говорить.

Она говорила о Совете Синовала, о коалиции, которую он собрал, и о том, что она отказалась войти в нее. Она рассказала о погребении Шеридана у Йедора, полностью совпавшим с ее видением случившимся много лет назад, на Вавилоне—4.

И она говорила о войне. Она, как только могла, наполняла рассказ подробностями сражений, зная что он хотел бы их слышать. Сама она видела их не так много, но она ухаживала за теми, кто видел, и она видела в их глазах картины смерти.

Она говорила о гибели миров — не только Нарна, о которой он помнил, но и других, таких как Кара. Уничтоженных не с орбиты, но изнутри, взорванными безумием и чумой. Она говорила о судьбе, обрушившейся на врии, чьим единственным преступлением был нейтралитет. Она говорила о Г'Каре, Куломани и Марраго.

И она говорила о себе. Она больше, чем намеревалась, рассказала о сокрушительном горе, которое поглотило ее. Она говорила о тщетности ее работы, о ее отчаянии от неисчислимого количества мертвых, умирающих и безумных. Она говорила о своей вине в том, что галактика была оставлена таким, как Синовал, и ее беспомощности сделать что—либо иное.

Да. Вера... поможет.

Она не плакала, как бы ей ни хотелось этого. У нее больше не осталось слез.

Нет, она не плакала, но когда ее история была закончена, то казалось что страшное отчаяние поглотило их обоих. И он просто стоял и смотрел на нее.

Затем, после долгого, долгого молчания, он склонил голову.

— Я должен был быть здесь. — прошептал он. — Я должен был быть с тобой.

Он не умер. Я чувствую это. Я знаю. Он не умер.

Она не сказала ничего. Говорить было нечего.

— Я должен был быть здесь. — повторил он.

Это был просто сон. Просто... сон.

— Было что—то еще. — проговорил он. — Я только сейчас это вспомнил... это было перед тем как я... Перед тем как я умер. Мы говорили, верно?

Тихое: — Да.

Одна ночь. Ты обещал нам это, помнишь?

— Мы спорили.

Еще тише: — Да.

У нас будет одна ночь вместе.

— Я... я причинил тебе боль.

Она ничего не сказала но они оба знали ответ.

Я готова.

— Деленн.

Она не подняла взгляда.

— Деленн. — на этот раз настойчивей.

Она все равно смотрела вниз.

— Деленн! — он взял ее за руки, не грубо, но властно.

Она посмотрела на него. Это было подобно взгляду на призрака.

— Что я сказал тебе?

* * *

Она была здесь, перед ним, окутанная светом и мощью, тонкие струйки излучения поднимались от ее тела, словно пар. Она научилась делать то, что он еще не постиг полностью.

Она могла перемещаться между Сетью и реальностью во плоти.

Он не желал думать о том, чего это ей стоило. За глазами из золота и серебра было скрыто ужасное горе. Что—то, о чем она не могла рассказать ему, что—то, что, как представлялось ему, он не мог осознать.

— Талия. — проговорил он, мягко пробуя ее имя. Оно становилось все более и более знакомым.

Она кивнула, и он вспомнил, что этот облик был всего лишь грезой, картинкой, чем—то, что она создавала вокруг себя, чтобы двигаться по Сети. Ее истинная внешность была скрыта где—то за ним... Он вспоминал мимолетные образы. Светлые волосы, алебастровая кожа...

Улыбка...

— Тебе удалось? — спросила она.

— Да. — ответил он. — Разговаривать становилось проще. Теперь он мог удерживать свои мысли на том, что говорил он, и что было сказано. Поначалу с этим у него были проблемы.

Он знал, что это Сеть вытягивает его воспоминания. Она строилась не для того, чтобы ее населяли люди — не как живые, разумные, думающие создания. Сеть предназначалась для людей—рабов, заключенных, кричащих, беспомощных и безмозглых.

Что—то произошло, когда он и подобные ему вырвались на свободу. Они менялись, становились разными...

Развивались.

Порой он жаждал быть свободным от Сети, вернуться во плоти в мир. Он мог вернуться к своему телу, забрать его у ворлонцев, а затем повернуться спиной ко всему остальному.

Ах, снова оказаться во плоти! Быть способным дышать, есть, пить! Сейчас это стало полузабытыми понятиями, но это могло вернуться. Он мог бы быть с этой женщиной, этой Талией, и касаться ее волос дрожащей рукой.

Но у него был долг перед его народом. Он знал это. У него был долг, священный и праведный долг, исполнить который мог только он. Он был их вождем.

Долг важнее всего прочего.

— И? — сказала она.

Он сосредоточился. Он позволил своему разуму уплыть в сторону. О чем они говорили?

Ах, да.

— Есть проход. Стены ослабли и множество шлюзов не охраняется. Скрытное проникновение не только возможно, оно гарантировано.

— В Сети так мало стражей?

— То... то... — он отчаянно старался подобрать слово. — То отклонение инфицировало большую часть сети. Много переходов и тоннелей было испорчено. Ориентироваться в них будет непросто, но это может быть сделано. Я полагаю, что они считают, что порча остановит желающих вторгнуться, или же они не считают, что из Сети возможна какая—либо атака. Они всегда были самоуверенны.

— Напоминает мне кое—кого, кого я знала.