— А пошли они все в зад, — и Зайденцопф с Мергенталем, и этот их распрекрасный святоша Марцетус! Я теперь вообще ничего не делаю, вчера только сорок адресов написал! Ух и разъярились они!
Он сияет.
— Так ваши денежки скоро кончатся, — замечает Куфальт.
— Мои денежки? Они все равно уже почти кончились. А мне плевать. Скоро вообще не будет в них нужды.
Куфальт пристально вглядывается в желтое, исступленное лицо.
— Выбросьте это из головы, Беербоом. Наверняка попадетесь в первый же раз.
— Подумаешь! — Беербоом опять сияет. — Ну и пускай. Зато буду знать, что имел то, чего хотел.
Куфальт настолько ошарашен, что не сразу приступает к расспросам. Но на эту тему вечно болтливый нытик Беербоом не желает распространяться.
— Вот увидите. Впрочем, может, ничего и не сделаю.
Но Куфальт не отстает:
— А с Бертольдом вы, случайно, не встречались?
Беербоом делает пренебрежительный жест:
— С кем? С Бертольдом? Встречался, как же, как же. Он теперь проживает на улице Ланге Райе. У него там шик-блеск, видать, как сыр в масле катается.
— Только не связывайтесь с Бертольдом! — предостерегает Куфальт.
— С ним связываться? Что я, кретин, что ли? Я пошел получить обратно свои три марки, так он выставил меня еще на пять и дал честное слово, что первого числа вернет двадцать. — И без всякого перехода вдруг начинает жалобно ныть в своей обычной манере: — Как вы думаете, я получу эти деньги? Думаете, он отдаст? Ведь должен же отдать, верно? Я ведь могу и в суд на него подать, правда?
— Кажется, вы сказали, что скоро у вас вообще не будет нужды в деньгах? — замечает Куфальт.
— Да бросьте вы. — Беербоом вдруг опять мрачнеет. — Деньги всегда нужны. Думаете, я подарю Бертольду свои кровные? Как бы не так!
Нет, интересным собеседником Беербоома никак не назовешь, а все же с ним легче, чем одному, если ждешь, когда хлопнет входная дверь, легкие быстрые каблучки простучат по передней, и ты услышишь две-три обыденные фразы, вполголоса брошенные матери.
— Да помолчите вы хоть минуту! — вдруг вскидывается Куфальт, обрывая Беербоома на полуслове. — Да, да, входите, пожалуйста.
Да, это она постучалась в дверь, как нарочно теперь, когда тут торчит Беербоом, она пришла к нему.
Лиза остановилась на пороге, Беербоом неуверенно поднялся со стула и уставился на нее.
— Можно предложить вам чаю — вам и вашему другу?
О, нынче она так благосклонна! Или что-то задумала? Может, у нее сегодня что-то сорвалось, вот она и вспомнила о жильце, зашла предложить им с Беербоомом чаю.
Беербоом сразу заторопился:
— Нет-нет, мне не надо. Мне пора. К десяти я должен вернуться в приют.
И Куфальт выпаливает вне себя от бешенства:
— Беербоом! Я же вам сказал: если вы хоть раз…
А Лиза Бен все стоит на пороге, переводя глаза с одного на другого. И Беербоому хочется быстренько загладить свой промах:
— Я вовсе не его друг. Господин Куфальт лишь изредка приглашает меня зайти. — И добавляет для вящей убедительности: — У нас с ним нет ничего общего.
На Лизе светло-голубое платье без рукавов с неглубоким квадратным вырезом. Волосы — вероятно, из-за жары — распущены и легким ореолом обрамляют ее лицо, а рот по-детски полуоткрыт.
— Ну, значит, я пойду приготовлю вам чай, — говорит она, как бы не слыша Беербоома. — Вода сейчас закипит.
Но не уходит. Наоборот, она прикрывает за собой дверь и говорит:
— Вы, может быть, представите мне своего друга?
— Беербоом, — сквозь зубы цедит Куфальт. — Фройляйн Бен.
— В каком же приюте вы живете, господин Беербоом? — спрашивает она.
На Куфальта она и не глядит.
— Да как вам сказать, — мямлит Беербоом. — Даже не знаю… — И вдруг его осеняет: — Настоящей психушкой это не назовешь, но я ведь и впрямь слегка со сдвигом. — И, явно гордясь тем, как ловко он выкрутился, еще и добавляет для ясности: — Потому-то мне и разрешается иногда заходить к господину Куфальту.
Куфальт чувствует, что от крайнего отчаяния на него накатывает приступ неудержимого хохота, но Лиза даже не улыбается. Присев на краешек плюшевого кресла, она ласково смотрит на Беербоома.
— Как это — «со сдвигом»? То есть, как это — «слегка со сдвигом»?
— О, знаете, это долго объяснять, а мне на самом деле пора, — Беербоом напряженно соображает, как бы ему не навредить Куфальту, и наконец говорит: — Видите ли, фройляйн, это связано с женщинами. Не могу же я вам рассказывать о таких вещах, верно?
— Вот оно что! — возражает Лиза. — Уверена, что понимаю в этих вещах больше, чем вы думаете.
И очень вдумчиво разглядывает Беербоома, потом переводит взгляд на Куфальта. А тот уже дрожит от страха, — ведь глядя на них обоих, так легко обо всем догадаться! Почувствовала же она, как он ночами желал ее и боялся себя выдать, желал и боялся. Они с Беербоомом оба скованные, заторможенные, и мозги у таких всегда со сдвигом — ей нетрудно сообразить.
И вдруг она улыбается как ни в чем не бывало:
— Ну расскажите же, хоть немножко. Я остановлю вас, если вы зайдете слишком далеко.
«Ей бы только помучить», — думает Куфальт, а вслух говорит:
— Между прочим, вода для чая наверняка давно кипит, фройляйн Бен. Я только в том смысле… Вы ведь хотели…
Окончательно смутившись под ее взглядом, он умолкает.
— Да, совсем забыла вам сказать, господин Куфальт, — заявляет Лиза. — Мать говорит, на днях приходил тут один, в штатском и с бляхой, понимаете, какое дело. О вас справлялся. Пропадаете ли вечерами, водятся ли деньжата, с кем встречаетесь и все такое.
Она умолкает и не глядит уже в сторону Куфальта, все ее внимание приковано к Беербоому.
— Не понимаю, с чего бы это… — Куфальт как громом поражен.
— Просто чтобы вы были в курсе, — говорит Лиза. — А нам с матерью все равно. Ну, так что же с вами, господин Беербоом?
Куфальт стоит столбом, словно прирос к полу. Он и раздавлен, и счастлив, потому что его не гонят. И в то же время ему стыдно перед ней — ведь она все поняла, и скорее всего уже давно. Что же теперь будет?
Он глядит и глядит на нее, но она уже забыла о нем, до того увлеклась беседой с Беербоомом, — щеки порозовели, глаза блестят, так она возбуждена. Вот встает с кресла, подходит к Беербоому, подсаживается к нему на тахту, они начинают шептаться… Сколько же ей лет? Двадцать один? Двадцать два? Никак не больше.
— Дело в том, — говорит Беербоом, — что стоит мне посмотреть на женщину, и я сразу начинаю думать об этом. Понимаете? Всегда только об этом. И если хочу поболтать или погулять с какой-нибудь одной, вспоминаю о них всех. И не могу решиться… Столько лет…
— А сколько?
— Одиннадцать. И асе одиннадцать я думал только об этом, а теперь столько всего навалилось, и все такое разное, понимаете…
Он растерянно смотрит на нее.
— А вы и теперь думаете о том же, о чем… о чем в тюрьме? — Она оттопырила нижнюю губку и неотрывно смотрит на него. Словно ласковое крыло птицы осеняет ее лоб копна мягких распущенных
