— Как это? Ты с ним распростился, что ли?
— Распростился? Меня вышвырнули!
— Ах, вот оно что! — растягивая слова, восклицает Куфальт и спрашивает: — А твои вещи?
— Пока еще там. Я же тебе сказал, они меня вышвырнули, набросились вдесятером, если не дюжиной, и вышвырнули.
— Да за что же? — спрашивает Куфальт. — Что случилось-то? Ни с того ни с сего ведь не выгонят.
— А я машинку расколотил, — спокойно заявляет Беербоом. — Не мог больше видеть эту злодейку. Только и делает, что скалится на меня: «Давай сто адресов, давай пятьсот, давай тысячу!»
Он встает с дивана, быстро оглядывается, вновь садится и говорит:
— А, все равно. Будь что будет.
— Послушай, — решительно берет инициативу в свои руки Куфальт. — Это все враки, что ты нам тут наплел. Наверняка враки, что тамошние жильцы вышвырнули тебя только из-за машинки. Зайденцопф еще куда ни шло. Но остальные не стали бы. А чем ты ее?
— Молотком.
— А молоток где взял?
— Слямзил. То есть нет, купил.
— Опять врешь. Все врешь. Тамошний народ только обрадовался бы, что ты угробил машинку этих живодеров. Волосатик способен тебя за это выставить, это понятно, но чтобы все прочие за это тебя вздули — исключено!
— Так ведь я и ихнюю работу похерил. Из огнетушителя. Все как есть пеной залил. Вот они меня и вышвырнули. Избили и вышвырнули.
— А папаша Зайденцопф?
— Ему я съездил по роже.
— Ну, после этого он бы тебя так просто не отпустил на все четыре стороны. Он бы полицию вызвал.
— А он и вызвал, да только меня там уже не было.
— Так тебя, значит, не выгнали, ты сам удрал?
— Какая разница, — бурчит Беербоом, встает и подходит к открытому окну. И, внезапно оживившись, спрашивает. — А что, если сигануть отсюда на рельсы, сразу убьешься?
И заносит ногу на подоконник.
— Да не дури ты, — вяло замечает Куфальт. — Не хочу иметь из-за тебя неприятности.
Он крепко держит Беербоома. Но если бы тот всерьез решил выброситься, его бы не удержать. Это Лиза удерживает его. Не дотрагиваясь.
— А почему вы, собственно, так разбушевались у себя в бюро, господин Беербоом? — спрашивает она.
— Психа разыгрывал, знаю я эти номера, еще по тюрьме, — замечает Куфальт.
— Обрыдло мне все, — отвечает Лизе Беербоом, взглянув на нее. Он возвращается в здешний мир настолько, что снимает ногу с подоконника. — С утра до вечера стучишь, стучишь, стучишь по клавишам, так что голова кругом идет.
— Но ведь вам уже давно все это обрыдло, — возражает Лиза. — Почему же вдруг именно сегодня?..
— Потому что дошел до ручки, фройляйн, — спокойно объясняет Беербоом. — Наступает минута, когда тебе все нипочем — значит, дозрел.
— До чего дозрел?
— Ах, оставьте, фройляйн, — начинает раздражаться Беербоом. — На самом деле вы не хотите ничего этого знать. Только опять завопите: «Убийца!»
Надолго воцаряется молчание.
Его нарушает Беербоом, который говорит уже более спокойно:
— Я-то думал, сейчас меня в психушку отправят, а они просто взяли и вызвали наряд полиции. Тут я и решил: пора рвать когти. — И вдруг закатывается от хохота. — По дороге Минна попалась, я ей так врезал промеж глаз, наверняка нос набок!
Лиза немного отошла от него и стоит теперь в дверях, как бы готовясь удрать, но взгляд ее прикован к нему.
Куфальт боится отойти, ведь Беербоом все еще стоит, прислонившись спиной к переплету окна.
— Что же нам теперь с тобой делать?
— Что делать? — протяжным эхом отзывается Беербоом. — Может, вниз головой, и точка.
И он чуть не до пояса высовывается в окно.
— Стой! — вопит Куфальт.
Зря, однако, он так встревожился. Голова Беербоома вновь выныривает из пространства за окном.
И на лице у него ухмылка:
— Нет уж, если сам по себе угроблюсь, только сыграю на руку всем, кто постарался меня доконать, — родителям, судьям, прокурорам, святошам и тюремным наседкам! Еще бы! Им только того и надо! Нет уж! — Он постепенно взвинчивает себя. — Я им сперва такое устрою, что они своих не узнают. Довели меня до ручки, ладно, черт с ними, но тогда и я свое возьму: будет громкий судебный процесс, и каждый день по два столбца во всех газетах. Я им всем покажу! Посыплются со своих насиженных мест, шкуродеры проклятые! И Волосатик первый на улицу вылетит.
И опять закатывается истерическим хохотом, да так, что весь трясется.
— Я ему полбороды выдрал! Ну и вопил же он! Как хряк недорезанный!
Лиза и Куфальт не разделяют его веселья и глядят на него хмуро и неодобрительно. Но Беербоому сейчас уже на все наплевать.
— Как насчет сигарет, Вилли? — спрашивает он как ни в чем не бывало. — У меня пусто. Денег тоже ни шиша.
Куфальт протягивает ему одну сигарету.
— Ну, и как думаешь жить дальше? — спрашивает он.
— А, будет день, будет пища, — отмахивается Беербоом, с наслаждением затягиваясь.
— Послушайте, господин Беербоом, — после довольно долгой паузы говорит Лиза.
— Вас, что ли, слушать? — Беербоом бросает на нее косой взгляд и злобно кривится. — А сами-то вы кто, фройляйн? От вас тоже смердит, хоть и моетесь каждый день.
Лиза делает вид, будто не слышит.
— Вы сказали, что, мол, надеялись, что вас в психушку отправят. Вот и пойдите туда сами!
— А что, неплохая мысль, — оживляется Куфальт.
Беербоом долго думает, потом говорит:
— А если меня не примут? Возьмут и вызовут полицию? — И уже совсем решительно добавляет: — Если уж попадать в их руки, то хотя бы за что-то крупное. За сломанную машинку и побои дадут месяца три, — не стоит мараться.
— Мы можем обстряпать все это в лучшем виде, — загорается Куфальт. — Скажем, ты живешь у нас, с тобой случился припадок буйного помешательства, и ты на нас набросился. Потом пришел в себя, но боишься, как бы опять не накатило. Пусть тебя подержат один-два дня.
— А потом?
— За это время с тобой поговорит ихний старшой, ну, в общем, главный среди врачей. И будь он даже последний кретин, все равно поймет, что ты и впрямь спятил. Только расскажи ему про себя все как следует, особенно насчет сестренки. — Куфальт бросает взгляд в сторону Лизы.
Беербоом тоже глядит на нее.
Она стоит у дверей, вся такая светлая, нежная, белокурая, и личико у нее такое розовое, совсем детское…
— И это рассказать?
— Обязательно. Это в первую очередь.
